Ноги из глины (пер. М.Губайдуллин)

Проходя через двор, они чувствовали взгляд голема.

– Он лгал, – сказала Веселинка.

– Почему ты так говоришь?

– Он выглядел, как если он лгал.

– Ты, наверно, права, – сказала Ангуа. – Но ты видела размер бойни. Могу поспорить, что мы не смогли бы доказать, что он выходил хотя бы на полчаса. Я думаю, что я поставлю это дело под, как коммандер Ваймз называет, специальное расследование.

– Что, как… в простой одежде?

– Что-то вроде того, – осторожно сказала Ангуа.

– Я думаю, забавно смотрится любимец козел на бойне, – сказала Веселинка, когда они шли по туманным улицам.

– Что? А, ты имеешь в виду того козла, – сказала Ангуа. – Почти на всех бойнях есть такой козел. Только он не любимец. Я думаю его лучше назвать работником.

– Работником? Какую работу он может выполнять?

– Ха. Быть на бойне каждый день. Это и есть работа. Смотри, у тебя загон, полный испуганных животных, так? Они ходят по кругу, и без вожака… и там такой спуск к зданию, выглядит зловеще… и, эй, тут ходит козел, он не испуган, и стадо идет за ним и вжик, – Ангуа провела ребром ладони по горлу, – только козел выходит оттуда.

– Это ужасно!

– Мне кажется, для козла это нормально. По меньшей мере, он выходит оттуда, – сказала Ангуа.

– Откуда ты все это знаешь?

– Наберешься всякого такого, пока поработаешь в полиции.

– Я вижу, мне надо учиться, – сказала Веселинка. – Я не знала, например, что надо носить с собой кусочек одеяла.

– Это специальная экипировка, если работаешь с нежитью.

– Да, я знаю о чесноке и вампирах. Я знаю, что все святое срабатывает против вампиров. Что еще срабатывает против оборотней?

– Что? – сказала Ангуа, которая все еще думала о големе.

– На мне надета серебряная кольчуга, я обещала семье, что буду ее все время носить, но есть еще что-нибудь против оборотней?

– Джин с тоником всегда приветствуются, – отвлеченно сказала Ангуа.

– Ангуа?

– Хмм? Да? Что?

– Кто-то сказал мне, что в полиции есть оборотень! Я не могу в это поверить!

Ангуа остановилась и уставилась на нее.

– Я думаю, рано или поздно волк выскочит, – сказала Веселинка. – Я удивлена, как коммандер Ваймз позволил такое.

– В полиции есть оборотень, да, – сказала Ангуа.

– Я уверена, в констебле Посети есть что-то странное.

У Ангуа отвалилась челюсть.

– Он всегда выглядит голодным, – сказала Веселинка. – И у него все время странная улыбка. Я узнаю оборотня с первого взгляда.

– Он выглядит немного голодным, что правда, то правда, – сказала Ангуа. Она не знала, что еще сказать.

– Хорошо, я буду держаться от него подальше!

– Отлично, – сказала Ангуа.

– Ангуа…

– Да?

– Почему ты носишь свой значок на галстуке вокруг шеи?

– Что? О. Ну… таким образом он всегда под рукой. Понимаешь. При любых обстоятельствах.

– Мне тоже так надо сделать?

– Я так не думаю.

* * *

Мистер Хук подпрыгнул.

– Дорфл, чертов глупый чурбан! Никогда не подходи так тихо к человеку, который работает на ноже для бекона! Я тебе уже сто раз говорил! И старайся создавать побольше шума, когда идешь, черт тебя побери!

Голем протянул дощечку, на которой было написано:

Сегодня я не смогу работать.

– Что такое? У ножа для резки бекона нет выходных!

Сегодня святой день.

Хук посмотрел в красные глаза. Старик Рыбнокост говорил что-то об этом, когда продавал Дорфла. Что-то типа: «Иногда он будет уходить на несколько часов, потому как у них святой день. Это из-за слов в голове. Если он не уйдет или не ускачет в свой храм, и слова перестанут работать, не спрашивай у меня почему. Это нельзя останавливать».

Эта штука стоила пятьсот тридцать долларов. Он думал, что это была сделка, а это и была сделка, нет ни капли сомнения. Эта штука переставала работать только тогда, когда кончалась работа. Иногда такое случается, рассказывают случаи. Рассказывают о том, как големы затапливали дома, потому что никто не сказал им прекратить таскать воду в дом, или отмывали блюда, пока они не становились тонкими как бумага. Тупые штуковины. Но полезные, если не спускать с них глаз.

Но все же… все же… он знал, что никто не держал их подолгу. Эти проклятые двурукие моторы просто стоят, берут все и откладывают себе… куда? И никогда не жалуются. Вообще не разговаривают.

Человек начинает задумываться о сделке, вроде той, и успокаивается только тогда, когда подписывает договор с новым владельцем.

– Что-то много святых дней стало в последнее время, – сказал Хук.

Иногда бывает много святых дней.

Но они не могут отлынивать. Они могут только работать.

– Я не знаю, как мы справимся без… – начал Хук.

Сегодня святой день.

– Ну, хорошо. Можешь взять выходной завтра.

Сегодня вечером. Святой день начинается после заката.

– Тогда долго не задерживайся, – слабо сказал Хук. – Или я… Ты не задерживайся, слышишь.

Это была обратная сторона медали. Их нельзя наказать. Невозможно удержать оплату, потому что они не получают никаких денег. Их невозможно испугать. Рыбнокост говорил, что один ткач с Напских холмов приказал голему разбить себе голову, и тот выполнил приказ.