Ноги из глины (пер. М.Губайдуллин)

– Как Вы узнали?

* * *

«Настойка ночи заливала бульонные оттенки дня».

Лорд Ветинари сконцентрировался на предложении и решил, что предложение получилось неплохим. Ему особенно понравилось слово «настойка». Настойка. Настойка.

Оно было отличительным словом, и приятно противопоставлялось простым словом «бульон». Бульонные оттенки дня. Да. В котором еще можно найти крошки печенья от чаепития.

Он был уверен, что голова у него была немного облегчена. Он бы никогда не придумал такое предложение в нормальном состоянии.

В тумане за окном, освещенном светом свечей, он увидел скрюченную фигуру констебля Крючконоса.

Горгулья, да? Он удивлялся, зачем полиция заказывала по пять пингвинов в неделю по статье содержания. Горгулья в наблюдении, ее работа наблюдать.

Это, конечно же, идея капитана Кэррота.

Лорд Ветинари осторожно поднялся с кровати и захлопнул ставни. Он медленно подошел к письменному столу, достал свой дневник из ящика, перелистал страницы и открыл бутылку с чернилами.

Итак, до чего он дошел?

«Глава восьмая», – неуверенно прочел он. – Человеческие ритуалы.

А, да…

«Если придерживаться правды, – написал он, – о которой можно говорить, как диктуют обстоятельства, но должно быть услышано при каждом случае…»

Он задумался, как он мог бы использовать «бульон дня» в этом трактате, или хотя бы «настойку ночи».

Перо скрипело по бумаге.

На полу лежал оставленный без внимания поднос с питательной кашей, по отношению к которой он, когда ему станет лучше, хотел сказать пару крепких слов повару. Она была испробована тремя пробовальщиками, включая сержанта Камнелома, которого вряд ли можно было отравить каким-нибудь ядом, предназначенным для человека, или даже большинством ядов, предназначенных для троллей… хотя, возможно, большинство ядов, предназначенных для троллей, все же сработают против него.

Дверь была заперта. Иногда он слышал успокаивающие скрипы от шагов Камнелома на обходе. За окном туман конденсировался на констебле Крючконосе.

Ветинари обмакнул перо в чернила и начал новую страницу. Довольно часто он сверялся с дневником в кожаном переплете, деликатно облизывая пальцы при перелистывании.

Щупальца тумана просачивались сквозь окно и обтирали стены, пока их не отпугивал свет от свечей.

* * *

Ваймз несся сквозь туман, преследуя ускользающую фигуру. Она не бежала достаточно быстро, чтобы уйти от него, даже не смотря на боль в ногах и пару предупреждающих уколов в левом колене, но как только он приближался к цели преследования, какой-нибудь чертов пешеход оказывался на его пути, или из-за угла выскакивала телега[14]. Его подошвы сообщали ему, что они пробежали по Бродвею и свернули на Нетакую улицу (маленькие квадратные плитки). Здесь туман, пойманный в ловушку между деревьями, был еще гуще.

Но Ваймз торжествовал. «Ты упустил поворот в Теневой квартал, парнишка! Впереди только мост через Анх, а там охрана…»

Его подошвы сообщили ему кое-что еще. Они сказали:

– Мокрые листья, это Нетакая улица осенью. Маленькая квадратная плитка со случайными скользкими мокрыми предательскими листьями.

Но они предупредили слишком поздно.

Ваймз приземлился подбородком в канаву, снова вскочил, упал опять, удивленно наблюдая вращающийся мир вокруг себя, поднялся, проковылял несколько шагов в неизвестном направлении, упал еще раз и решил принять мир таким, какой он есть.

* * *

Сложив тяжелые руки на груди, Дорфл спокойно стоял в главном зале.

Перед големом был установлен арбалет, принадлежащий сержанту Камнелому, переделанный из какого-то осадного орудия. Он был заряжен шестифутовой железной стрелой. Нобби, держа палец на спусковом крючке, сидел за ним.

– Оставь это, Нобби! Из него нельзя здесь стрелять! – сказал Кэррот. – Ты знаешь, мы потом не сможем найти то место, в котором остановится эта стрела!

– Мы выбили из него признание, – сказал сержант, подпрыгивая. – Он отрицал, но мы добились- таки признания! И у нас куча преступлений, с которыми еще надо разобраться.

Дорфл протянул дощечку.

Я виновен.

Что-то выпало из его ладони.

Что-то короткое и белое. По виду похоже на обломок спички. Кэррот подобрал и рассмотрел ее. Потом он взял список, начертанный Кишкой. Он был довольно длинным и содержал все нераскрытые преступления, зарегистрированные в городе за последнюю пару месяцев.

– Он во всех сознался?

– Еще нет, – сказал Нобби.

– Мы еще не все зачитали, – сказал Кишка.

Дорфл написал:

Я совершил их.

– Эй, – сказал Кишка. – Мистер Ваймз будет очень нами доволен.

Кэррот подошел к голему. Его глаза светились слабым оранжевым светом.

– Ты убил отца Тубелчека? – спросил он.

Да.

– Видите? – сказал сержант Кишка. – С этим нельзя поспорить.

– Почему ты это сделал? – спросил Кэррот.

Нет ответа.

– И мистера Хопкинсона в музее хлеба?

Да.

– Ты забил его до смерти железным ломом? – спросил Кэррот.

Да.

– Постойте, – сказал Кэррот. – Мне кажется, Вы говорили, что он был…?

– Оставить, Фред, – сказал Кэррот. – Дорфл, зачем Вы убили старика?