покидать Приют; это значило бы напрашиваться на неприятности.
Пока же у Фурнаэля вовсю осваивают пудлингование, и я рассчитываю поставить в будущем году металлургический заводик — причем ввести бессемеровский процесс, заметь! График выдерживается: я хочу, чтобы через пять лет поезда бежали от границы до границы, а через десять — не только окупились, но и начали приносить выгоду.
И пусть оно так и будет! Мне еще надо довести до ума письмо Словотскому и Ахире, а потом идти изображать императора.
Думаю, я заслужил это; я вовсе не обязан сам судить всех преступников.
Как всегда, дружище, прими мои наилучшие пожелания.
Карл Куллинан».
Как и в прежние дни, когда на престоле Бима сидел не Карл Куллинан, а недоброй памяти князь Пирондэль, верховный суд заседал в Зале Приемов — его порой даже называли Судебной Палатой.
Не то чтобы суды случались часто; княжий суд был необходим исключительно для выражения высшей монаршей справедливости, когда обвиняемыми оказывались члены знатных родов. Суды над чернью вершились самой знатью и заканчивались, как правило, приказом солдатам покарать виновного. Кара бывала самой разной — от простой порки до весьма мучительных казней, проводимых публично в назидание остальным.
Пожав плечами, Карл вошел в здание суда; двое из четверых стражей, что несли караул в дверях, пристроились за его спиной.
Кое-что изменилось, но этого мало. Карлу удалось снизить штрафы и облегчить наказания за не слишком серьезные проступки; он потребовал также, чтобы все преступления против государства разбирались в Бимстрене, в княжеском суде. Но одно дело — принять решение, другое — добиться его выполнения.
Ему нужна поддержка холтунских баронов — факт есть факт. Сталелитейный заводик в баронстве Фурнаэль производил пока что лишь стальной брус, и до самоокупаемости ему было очень далеко. Его выстроили те же самые бароны — вместо уплаты налогов.
Чтобы защищать границу с Нифиэном, войска одного только Тирнаэля мало; значит — нужна государственная армия, а для этого опять придется трясти баронов — что на людей, что на деньги.
А кто будет строить железную дорогу? Для этого нужны и люди, и средства. Сталь даст завод — если бессемерование уже будет освоено, а место для дороги должно быть частью куплено, частью захвачено — и полностью расчищено.
Крестьяне — краеугольный камень любого сельскохозяйственного общества — не произведут излишков по доброте душевной (крестьяне не больше альтруисты, чем все остальные) либо из великой любви к императору. Их необходимо заставить — а для этого опять же нужно сотрудничество, если и не любовь правящего класса.
Карлу нужны бароны — а значит, он должен быть весьма и весьма осмотрителен в своем выборе, в своих поступках.
Нельзя сказать, что изменений не происходит, особенно в Холтуне.
Военное правление давало Карлу возможность проводить изменения более быстро; каждый холтунский барон знал, что восстание против императорской власти означает немедленную и жестокую расправу. От замка Керанахан не осталось и камня на камне, а вместо того чтобы наказать или казнить баронских дворян, Карл настоял, чтобы они остались приживалами в других холтунских замках и — в назидание — в положении куда более жалком, чем родня бывшего бимского князя Пирондэля. Из тех кое- кого Карл отослал в дальние баронства; других просто казнил.
С дворянами баронства Керанахан он поступил иначе.
Керанахан пришлось покорять; необходимо было примерно наказать мятежное баронство, не то восстание неминуемо охватило бы весь Холтун.
Возможно, и унизительно, скажем, лорду Хиллевану остаток жизни убирать конюшни, но это стало уроком остальным.
А подобные уроки очень важны.
Когда Карл Куллинан вошел в шумный зал, бейлиф звучно ударил алебардой в пол и словно по мановению волшебной палочки все три сотни людей — присяжные, защитники, обвинители и просто зрители — мгновенно смолкли.
Поднялся лорд Кирлинг, дворянин из баронства Тирнаэль; его быстрый полупоклон был отменно вежлив, хотя и слегка небрежен.
— Привет вам, ваше величество.
Больше не встал никто: Карл сумел настоять, чтобы простолюдины в присутствии императора не вскакивали; это осталось «привилегией» знати.
— Привет и тебе, лорд Кирлинг. Привет всем вам.
Со своего места на императорском троне ему кивнул Томен, барон Фурнаэль; руки его прятались в складках судейской мантии. Он тоже не встал. Милая деталь этикета, которую мальчик (мальчик, ха — Томену уже стукнуло двадцать) принял, хвала богам, без особых пояснений. Поскольку судьей, по императорскому указу, может быть лишь человек из простонародья, то представитель знати, занимая судейское место, становится на это время как бы выходцем из народа, а потому не должен вставать.
Томен играл эту роль легко, частенько называя себя не Томен Фурнаэль, а Томен ип Фурнаэль — Томен из Фурнаэля, а не Томен Фурнаэльский — или просто Томен ав Реставет — Томен-Судья, точно был простолюдином, у которых, по крайней мере в Срединных Княжествах, фамилию нередко заменяли место рождения или профессия.
— Доброе утро, ваша честь, — произнес Карл Куллинан.
— Доброго утра и вам, ваше величество. — Темно-серые глаза Томена смотрели внимательно, он не упускал ничего. Голос его зазвучал более официально. — Прошу вас занять место сие, — сказал он, — дабы я мог учиться у вас и дабы мудрость ваша озарила сей суд.
Карл Куллинан, скрестив на груди руки, покачал головой.
— Будь мудрость моя в делах судебных превыше вашей — ответствовал он, — не вы, а я занимал бы место судьи.
Как требовал того новый обычай, Томен вновь указал на второй трон:
— Тогда я прошу вас присоединиться ко мне, дабы я мог просветить вас. — В глазах юноши блеснула усмешка.
Карл слегка поклонился.
— Благодарю. Вы позволите?..
Юноша кивнул, и Карл, медленно взойдя на помост, опустился на второй — меньший — трон. Потом обвел глазами зал.
На лицах присяжных, что сидели за своей загородкой, возникло — на миг затмив сумрачную важность — ошарашенное выражение. Новый ритуал — его ввели пять лет назад — всегда оказывал такое воздействие. Одно дело — слышать, что их правитель по обычаю унижает себя перед пусть даже фальшивым простолюдином, и совсем другое — видеть это собственными глазами.
Карл думал о будущем. Ограниченная монархия — шаг вперед по отношению к неограниченной. Власть закона, тем паче закона справедливого — ситуация практически идеальная. Жить под властью закона куда безопасней, чем под властью одного-единственного человека. И уж тем более безопасней — и стабильней, — чем при анархии.
