— Дорогой урок, а, Томен?
Томен отвернулся, плечи его дрожали.
— Да. Дорогой. Карл… я никогда еще не убивал человека. Одно дело — убивать в бою. Адреналин бурлит, ярость кипит, ты рад тому, что это он, а не ты… и все видится по-другому — до долгих бессонных ночей, когда застывшие в предсмертной муке лица встают перед твоими глазами, руки зажимают раны, нанесенные тобой, — будто не верят, что это произошло с ними.
Совсем другое дело — приговорить человека к смерти.
Приказать повесить кого-нибудь за убийство — пусть тоже не легко, но легче; в конце концов, принцип «око за око» существует не только на Той Стороне. По ночам, просыпаясь в холодном поту, ты можешь говорить себе, что, приказав повесить убийцу, спас не одну жизнь.
Карл убивал работорговцев — и в ярости, и хладнокровно. Тех, кто обращает людей в собственность, должно остановить, и их судьба должна служить убедительным примером.
Но отправить человека на виселицу за то, что он съел оленя? Это неправильно. Возможно, необходимо, но неправильно.
— Тебе очень не по себе?
— Очень.
— Быть по сему, — прошептал Карл. Вот как нужно произносить смертные приговоры: шепотом. — Он умрет. Подумай, как избежать этого — в следующий раз.
— Карл, мне это ненавистно. Я…
— Хорошо. — Карл встал и выпрямился во весь рост. — Пусть так будет и дальше. — Он обнял Томена за плечи. — Taк держать.
Глава 6
ЧТО НАПЕЛИ ПТИЧКИ
Тот, кто мудр, в бурю молит Бога не о спасении от опасности, а об избавлении от страха — ибо буря внутри куда опасней, чем буря вовне.
Все не слишком хорошо, думал Уолтер Словотский, но, возможно, не так уж и худо.
Дело-то, похоже, кончится большой кровью…
Но покуда до крови еще не дошло. Скрючившись в наспех устроенной засидке среди ветвей большого дуба у обочины, Уолтер ободряюще потрепал Джейсона по руке. Они наблюдали за растянувшимся внизу караваном работорговцев.
Работорговцы двигались быстро, но не загоняли себя и своих пленников: кони шли вровень с самыми медлительными из скованных за шею рабов — людей и эльфов всех возрастов и обоих полов; маленьких и слабых товарищи несли на руках.
Не слишком приятный вид. Пока Уолтер смотрел, один из пленников, мальчонка лет девяти, споткнулся и упал — и его несколько футов волокли за прикованные к ошейнику цепи, пока шедшие впереди и позади оборванные люди не помогли мальчику встать. А едва он поднялся, негромко хлопнул бич из конской кожи, хлестнув его по плечам. Крик боли перешел в тонкое поскуливание — и снова обратился криком, когда работорговец, еще раз ударив его, приказал ребенку заткнуться. На плечах мальчика вспухли багровые рубцы.
Пальцы Уолтера Словотского впились в дерево. Большую часть времени он позволял себе не помнить об этом. Большую часть времени такие вещи, как избитый кнутом девятилетний мальчик, были для него лишь давними воспоминаниями.
Он не хотел вспоминать этого. Этот работорговец — с бичом — заплатит за то, что напомнил ему об этом.
Работорговец, крупный и светловолосый, странно походил на немца. Этакая белокурая бестия. Наверное, из Осгарда. Про себя Уолтер решил разобраться с ним лично.
Уолтер кивнул своему спутнику.
Но не во всем. Карл Куллинан наверняка свалился бы в гущу работорговцев, круша их направо и налево и полагаясь лишь на свои выдающиеся бойцовские качества и на не менее выдающуюся удачу, благодаря которой он и выходил сухим из любой воды.
Уолтер подавил улыбку. Возможно, в этом Карл и был прав. Он наверняка сделал бы из врага работорговый паштет — не потеряв ничего, кроме нескольких капелек пота.
В этом преимущество зачарованной жизни.
Уолтер Словотский, с другой стороны, отлично сознавал, что смертен, и, хоть и верил безоглядно в собственную удачу, считал, что чем меньше ее испытываешь — тем лучше.
А кроме того, как гласит исправленный девятый Закон Словотского: «Когда ничего не можешь сделать с тем, что мешает тебе жить, — выжди момент».
И все же как управиться с этими — придумать трудно. Но по крайней мере это не ловушка. Подозрения, хотя и не совсем беспочвенные, оказались ошибкой. Пытайся работорговцы заманить отряд Приюта в засаду — они вели бы себя иначе.
Работорговцы уходили от боя, а не стремились к нему — потому и спешили, и подгоняли пленных.
Слава Богу, мысль о ловушке не подтвердилась. Мозги работорговцев работали в другом направлении. Они не рассчитывали, что набег на Терранжи расшевелит воинов Приюта; кроме того, в этих краях они не могли действовать открыто — а значит, и получить подкрепление, необходимое для ловушки, им было неоткуда.
Уолтер тряхнул головой и улыбнулся Джейсону.
И все же походный порядок работорговцев был таков, что неосторожный вполне мог угодить в западню.
Уолтер насчитал шестьдесят три врага — и еще, может, десять-одиннадцать отдыхали в фургонах. Несколько оборванцев, помогающих подгонять связки рабов, явно были чем-то вроде добровольных помощников; но, хоть Уолтер и не питал уважения к подобным типам, считать их опасными он бы не стал: в случае драки они побегут.
С другой стороны, работорговцы были и проблемой, и опасностью.
Ехавшие впереди всадники рассеянно следили за дорогой и почти не оглядывались, рассчитывая, очевидно, что за пленниками присмотрят замыкающие; пятерка же разведчиков выдвинулась на милю вперед, с похвальным постоянством присылая связного сообщить, что все в порядке — ясно, заметь они что, связной примчится тотчас.
