Уолтер хмыкнул.
— Ну, не знаю. Было бы забавно взглянуть, как Геверен со товарищи маршируют по городу, распевая: «Хей-хо, хей-хо!»… Внимание было бы обеспечено.
— Тише! — Даэррин помолчал, глядя в огонь. — Что сказать дракону?
— Это-то просто, — отозвался Уолтер. — Старым местом встречи южней Венеста еще пользуются?
— Нет, — отрезал Даэррин; потом подумал и поправил себя: — В общем-то да — если ты о том месте, которым пользовались при тебе и Карле. С недавних времен мы его снова используем. На прогалине, в трех днях езды — там, где при
— Точно. Там мы с Эллегоном и встретимся.
Даэррин сплюнул в костер.
— Я не о том. Эллегон вовсе не обрадуется, что мы потеряли мальчика, — и что я ему скажу?
— Правду, — проговорил Ахира. — Правду, одну правду и ничего, кроме правды. Если повезет — правда будет в том, что Эйя, Джейсон, Брен, Уолтер и я направляемся в Приют.
— А если не повезет?
Ахира подобрал сук — тот был почти так же толст, как его рука. Крепко ухватив за концы, он сломал его пополам. Потом повернулся к остальным и обвел взглядом блестящие в свете костра лица.
— Если не повезет — мы все умрем.
Глава 11
ДЖЕЙСОН В ОДИНОЧЕСТВЕ
Что остается, когда потеряна честь?
К рассвету Джейсон знал, что, во-первых, он трус, потому что сбежал, во-вторых — что вернуться ему никак невозможно, в-третьих — что он голоден, и в-четвертых — что донельзя устал.
Когда над полями ало растекся рассвет, усталость обрушилась на него, как до того — дождь. Мерзкий металлический привкус наполнял рот.
Все это не имело значения, однако Джейсон достал из сумки кусок вяленого мяса, отправил его в рот и принялся жевать, не дожидаясь, пока жесткое как подошва мясо размокнет.
— Понимаешь, — принялся он объяснять гнедой кобыле, которую его отец — по ведомой лишь ему одному причине — нарек Либертарианкой, — я ведь не то, что все. Я — иной. — Он покатал во рту кусок мяса. — Во всяком случае, так должно быть. — Он вел лошадь в поводу, как и большую часть ночи: один из немногих прочно усвоенных Джейсоном уроков отца:
Но что же делать? Джейсон обдумал свое положение, взвесил, осмотрел с разных сторон. При нем его мечи, пистолет, ружье, конь под седлом и — в переметных сумах — немного денег. Да еще та одежка, что на нем надета.
И все.
Что сделал бы Валеран?
Валеран. Повод выскользнул из пальцев Джейсона, он рухнул на колени — прямо в грязь — и зарыдал. Что сделал бы Валеран? Валерану не пришлось бы ничего делать: он не сбежал бы как трус, а остался бы в бою.
Джейсон не знал, сколько он проплакал, но когда очнулся — он стоял на коленях посреди дороги, в грязи, лошадь терпеливо ждала рядом.
Он поднялся и вытер глаза.
Дядя Лу как-то сказал, что если не знаешь, как решить задачу, — попробуй решить малую ее часть и дальше отталкивайся от этого. Он называл это «началом с первой отметки» — что бы это ни значило.
Но это было разумно. Стоит попробовать, решил Джейсон. Впереди Венест. И если он не собирается поворачивать назад…
— Не могу, — сказал он самому себе. — Я не
… то должен либо остаться здесь, в поле, либо двигаться вперед. Он вел лошадь достаточно долго; перебросив повод, Джейсон вскочил в седло и пустил кобылу медленным шагом.
Ружье в седельной кобуре. Рука Джейсона коснулась ложа. С ним надо что-то делать — оружие выдает его принадлежность Приюту. Воинов Приюта не особенно жаловали; к тому же всегда и везде найдется кто-то, желающий заработать награду. Пистолеты-то спрятать легко — но вот ружье… Можно, конечно, его попросту выбросить… но Джейсон обучался кузнечному делу у Негеры и помнил, сколько труда надо положить на один только ствол. Нет, выбрасывать ружье — непростительное мотовство.
К тому же оно может пригодиться.
А кроме того, подумал он, задыхаясь от нахлынувших слез, оно — память о Приюте.
Пусть Джейсон не заслужил этого — он все равно сохранит его.
Чуть дальше по дороге, в неглубоком овражке посреди пшеничного поля, вокруг старого дуба зеленела трава. В тени дерева бил родник. Джейсон не знал, рукотворный это колодец или естественный ключ окружили срубом, но что за ним присматривали — это точно: дно присыпано свежей золой, веревка — крепкая и аккуратно скручена.
Первым делом он напоил лошадь и пустил ее пастись.
Потом разделся до набедренной повязки, вытащил бадью и занялся стиркой: постарался получше оттереть тунику и леггинсы и разложил их на солнце — сушиться.
Вытащил еще одну бадью и опрокинул ее себе на голову.
Вода была холодней, чем он мог себе представить; когда Джейсон отскоблил с себя всю грязь, зубы у него лязгали от холода.
Слегка обтеревшись собственным одеялом, юноша расстелил его и улегся на влажную ткань — обсыхать вместе с ней.
Он проснулся и рывком сел, удивился на миг — где это он, потом вспомнил.
Солнце стояло уже высоко, Джейсоновы одежда и одеяло почти высохли. Он по-прежнему хотел есть.
Юноша оделся, протер глаза и осмотрел припасы. Потом присел на корточки, обтер ружье промасленной тряпицей и туго завернул его в одеяло. М-да… Можно, конечно, сказать, что оно спрятано — но если этот сверток на что и похож, то на ружье, завернутое в одеяло.
Не слишком-то хорошо. Джейсон развязал багаж. Вытащил пучок перьев из мешочка с письменными принадлежностями, привязал их к веточке и всунул ветку в дуло ружья. Вынув нож, срезал несколько колосьев, незрелые зерна скормил кобыле, а стволиками обложил ружье и снова завернул все в одеяло.
Не в пример лучше.
Сторонний наблюдатель решит, что в свертке — лук и колчан со стрелами.
Юноша широко улыбнулся… и тут же прогнал улыбку.
Трус не имеет права на улыбки. Он больше не будет улыбаться, решил Джейсон, заворачивая пистолеты в промасленные тряпки и убирая их в переметные сумы.
Но Рикетти, как всегда, прав: решение одной, пусть и не самой важной, задачи сделало день чуть ярче, а жизнь — чуть лучше.
Затянув мечевой пояс, Джейсон вскочил в седло и решительно дернул повод.
