— Прости, Джейсон… Брен, Эйя, Ганнес — поднять весла. Вы, двое — толкайте.
— Что происходит? — почти взвизгнул Ганнес.
— А то, что никто не вернется в Пандатавэй хвастаться гибелью Карла Куллинана. — Ахира стиснул планшир крепкими пальцами. — Даже если его и убили. А теперь — плывите. Если мы выберемся отсюда — увидимся. Когда-нибудь. — По пояс зайдя в холодную воду, гном с силой оттолкнул ялик от берега, а сам не удержался на ногах и рухнул лицом вниз.
Уолтер мгновенно подскочил к нему и помог встать.
Весла вошли в воду; Ганнес начал мерно считать — и ялик споро побежал прочь от берега, туда, где за островом укрывался Ганнесов корабль.
Пошатываясь и кашляя, друзья вернулись на пляж. Ахира обернулся и помахал рукой тем, кто сидел в лодке. Сказать ничего он не мог: наглотался воды.
А возможно, вода — всего лишь предлог, подумал Словотский. Возможно, гном просто не доверяет сейчас своему голосу.
Но кто-то должен это сказать.
— Джейсон! — крикнул Уолтер.
Дория помогла тому сесть.
— Уолтер!.. — Джейсон Куллинан открыл было рот, но сказал только одно: — Удачи!
— Как сказал твой отец: нет времени прощаться. Просто запомни вот что: ты наследуешь нечто большее, чем просто корона. Понял?
Залитое слезами лицо Джейсона Куллинана было скорбно.
— Понял.
Эпилог
РЕКВИЕМ
Пусть же никто, скорбя обо мне, не плачет, не орошает могилу мою слезами.
Ясный, холодный голос Эллегона разнесся над Бимстреном:
«
Все вышли навстречу: ждали не в тронном зале, а во дворе, под окнами кабинета Карла.
Они собрались: правители — Андреа Куллинан, Листар, барон Тирнаэль и Томен, барон Фурнаэль; воины — Гаравар, Гартэ, Пироджиль, Дарайн и Кетхол, а с ними — и все гвардейцы Дворцовой Стражи; инженер-мастер Ранэлла с подмастерьями Аравамом и Бибузом и дюжиной учеников; толстуха У’Лен — главный дворцовый повар с помощницами Джимат и Козат; горничные и писцы, кузнецы, медники, конюхи — собрались все. Ждали.
В небе, медленно вырастая, кружила темная точка; вот она превратилась в дракона — он опускался, кожистые крылья яростно взбивали воздух.
Взвихрилась пыль; дракон сел.
Ко времени, когда она рассеялась, Брен Адахан уже расстегнул ремни, спрыгнул и протянул руки, помогая спуститься Эйе, Тэннети, Джейсону и, наконец, Дории.
— Дория! — Глаза Андреа Куллинан округлились. — Это и вправду ты?
Светловолосая девушка кивнула; Джейсон и Эйя бросились к Андреа.
Спокойный взгляд Томена Фурнаэля обратился к Брену; лицо судьи было сурово.
Брен покачал головой.
— Он погиб, — сказала Андреа Куллинан, привлекая к себе сына и приемную дочь и с надеждой всматриваясь в их лица.
По дороге он думал, будто начинает привыкать к мысли, что Карл Куллинан погиб. Но оказалось — нет. Он понял это теперь, когда должен был сообщить Андреа, что она — вдова.
На миг все замерли; никто не мог облечь в слова то, что уже все во дворе знали.
Но миг миновал. Медленно, точно это стоило ему огромных усилий, Джейсон склонил голову.
— Да.
— Он погиб, Андреа, — произнесла Тэннети.
И все же это казалось невозможным. В детстве Брен слушал легенды о благородном разбойнике Карле Куллинане; когда он впервые встретился с великаном, Брену было немногим меньше, чем сейчас Джейсону. Всю жизнь Карл Куллинан был для Брена путеводным маяком.
Андреа кивнула — не торопясь; в лице ее не было ни следа боли, на нем не отражалось вообще ничего.
Джейсон высвободился из рук матери. Глаза — ясны и сухи.
Он стоял свободно, сунув руки за пояс.
— Есть кое-что, что надо прояснить. Немедля. — Он повернулся к Томену. — Я, может, и наследник своего отца, но править Холтунбимом я не стану. Не сейчас. Возможно — и никогда. Корона остается, где она есть. Вы будете продолжать помогать править моей матери.
— Джейсон! — Андреа отшатнулась. — Ты просто…
— Я престо вернулся домой, матушка, но есть вещи, с которыми нужно разбираться сразу. — Юноша выпрямился во весь рост. На лице — ни гнева, ни сострадания. — Брен тоже поможет тебе править. Он один из твоих…
— Будь ты проклят! — Брен Адахан тряхнул головой. — Будь ты проклят, Джейсон Куллинан.
Юноша вздрогнул, как от пощечины.
— Что?!
Тэннети окостенела, глаза сузились… и лишь когда Эйя тихонько коснулась ее руки — взгляд воительницы смягчился. Но ненамного.