— Длинный, давай ебани там уже куда-нибудь, пока нас самих не испарили на хуй! — крикнул снизу Лернер, который из-за того, что завалило его триплекс, вообще ничего не видел, а только слышал перестрелку и разрывы вокруг.
— Да ни хуя не вижу, откуда бьют! — силясь отыскать в развалинах поселковых строений достойную цель, перед тем как навлечь на себя ответный огонь, проорал в ответ Сплин.
Вдруг он увидел в инфракрасный прицел, как прямо на него летит ракета, прочерчивая за собой тепловой след. Сплин оцепенело смотрел на то, как приближается его погибель. Вспомнилось выкинутое из люка избыточным давлением раскаленных газов горящее тело вражеского наводчика при штурме.
— Пиздец нам, Ленни, — одними губами обреченно прошептал Сплин.
Раздался оглушительный грохот, ракета попала в остаток стены перед танкеткой, отчего сдетонировала несколько раньше и дальше от корпуса, чем надо, иначе бы им обоим пришел конец. Поднявшаяся от взрыва пыль на время перекрыла обзор. Сплин понял, что еще жив, сбросил оцепенение, навелся по тепловой траектории на огневую точку и тщательно прошелся по ней длинной очередью. Он повращал башней и увидел в инфракрасноый прицел яркое пятно вспышки выстрела на холодном фоне из стоящего на отшибе элеватора и инверсионный след. Сзади взорвался оставленный вездеход.
Лернер с водительского места дернул Сплина за штанину:
— Длинный, твою мать, огня давай! Хули ты опять вошкаешься, видишь что-нибудь?
— Вижу цель, — нажимая электроспуск пулемета, отрешенно ответил Сплин.
Башенный пулемет — не штурмовая винтовка. Выстрелы слились в один могучий рокот, трассирующие тяжелые пули вылетали из ствола одна за другой, как из мешка, стремительно уносились к цели, прошивали стенки элеватора из гофрированного железа, порой навылет с той стороны, сокрушая все внутри. В душе поднялось темное чувство злобной мстительной радости, наверное, то же ощущали ангелы господни, в качестве кары обрушивающие горящую серу на погрязшие во грехе города. «...И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными...» — пронеслась в голове. Отработав главную цель, которая превратилась просто в дуршлаг, где не мог уцелеть никто, Сплин отстрелял остаток боекомплекта по целям, которые ему давали по рации, после того как в эфире схлынул хаос первых минут боя.
— Давай выруливай отсюда, меняем позицию, пока не пристреляли, — сказал он Лернеру, заряжая вторую и последнюю коробку.
— Не учи отца ебать, сынку, — ответил тот, дергая рычаги, двигатель ревел, корпус сотрясался, но движения не было. — Вот, падла, застряли! Шестерню наверное, чем-то заклинило, придется вылезать смотреть...
— Ты у нас водитель или кто? Тебе и карты в руки — пиздуй разбирайся, я до хуя занят, — ответил Сплин, поливая видимые цели и потенциальные укрытия противника.
Лернер скинул мешающий броник, схватил свою винтовку, протиснулся мимо ботинок Сплина и, кряхтя, вылез через люк в полу.
— Все, блядь, отъездились — правую гусеницу сорвало, шестерня к хуям испорчена: зубья поплавились и ось погнуло! — расстроено сообщил он снаружи результаты действия кумулятивной струи недавнего взрыва ракеты.
«Что делать-то теперь?» — туповато подумал Сплин, утратив перспективу.
— Длинный, достреливай ленту и сваливайте к опушке через болото, отходим на хуй, Штырь прикроет, — скомандовал по рации Доплер.
Да, на дорогах теперь было делать определенно нечего, тем более, что на ходу осталась всего одна единица транспорта. Пока Сплин расстреливал свой БК по всем строениям, где были или теоретически могли быть враги, Штырь из большой танкетки для профилактики немного поработал башенным пулеметом по джунглям справа, пока до опушки не добралась основная группа.
Те, кто сидел в засаде, понеся потери от тяжелых пулеметов из-за того что не успели сжечь танкетки сразу же, отступили к сопкам и теперь вяло постреливали оттуда. Хотя плотность огня заметно ослабла, но вылезать через верх Сплин все же не рискнул. Он отстрелил последние дымовые гранаты с башни в направлении между собой и противником, выбросил Лернеру через водительский люк его и свое снаряжение, а сам, с трудом протискиваясь и обдирась о каменное крошево, выбрался через люк в днище. Впереди черным дымил вездеход Пако, три тела осталось на дороге возле догорающего второго вездехода, в кабине которого лежал лицом на приборной панели водитель, убитый первыми выстрелами. Остальные отошли к джунглям справа. На догоге коптили горящие лужи разлитого горючего, смрадно воняло горелой резиной.
— Ленни, Длинный, быстро к опушке — сюда по нашу душу идет колонна, бойцов на дороге не трожьте, все мертвы, Боцман их заминировал, — радировал Штырь, переводя огонь с джунглей на спускающуюся по серпантину из-за сопки справа колонну техники.
Сплин, торопливо напяливая броник, оглядел приближающуюся колонну — девять разнокалиберных машин, облепленных солдатами. Много, в несколько раз больше чем их. Однозначно надо драпать во всю прыть. Лернер, с трудом переставляя ноги в воде по колено, уже двигался впереди. Сплин, надевая ранец, приостановился в кюветике у насыпи и крикнул:
— Ленни, ты сферу забыл!
Лернер полуобернулся:
— Да брось ее на хуй! Ну бегом давай, мудило ты грешный, пока...
Остаток фразы потонул в густой серии разрывов, пересекших наискось проулок, откуда молотил пулемет Штыря, дорогу, улицу и часть болота: по ним влепили из автоматического гранатомета, установленного на какой-то из машин колонны. Гранаты подпрыгивали при ударе о землю, затем взрывались в воздухе, насыщая пространство вокруг шрапнелью. Лицо Сплина овеяло горячим дуновением, вода с плавающей травой и плесенью вспенилась фонтанчиками от попадающих осколков. Прелые миазмы болота смешались с кислым запахом взрывчатки. Сплин вжался в грязь кювета, носом в траву, ощущая как вода со стенок пропитывает снаружи штаны, и сожалея, что занимает слишком много места и не может закопаться с головой. Но страх попасть под обстрел был слабее боязни отстать от своих, поэтому он поднял голову, опустил забрало сферы и, выскочив из кювета, побежал догонять Лернера. Тот, морщась от боли, с беспомощным выражением лица зажимал руками рану на правой ноге выше колена, сквозь пальцы текла кровь. Сплин бросил в воду один на другой оба ранца, усадил на них Лернера, чтобы тот был над водой, склонился, осмотрел ногу. Кость была не задета, но несколько рваных осколков гранаты вошли в мякоть выше колена, раны были болезненны и обильно кровоточили.
— Щас по-быстрому заткнем, позже нормально обработаем, — нервно сказал Сплин, по хребту гулял неприятный холодок от ощущения, что кто-то в него целится.
Он разодрал зубами перевязочный пакет Лернера, торопливо наложил брикет салфеток прямо поверх изодранной штанины и наспех перемотал их широкой изолентой. Не помогло, салфетки тут же вымокли красным.
— Кровит, с-с-сука, жгут нужен, — просипел Лернер.
Сплин достал из перевязочного пакета трубчатый резиновый жгут и затянул его на бедре выше ран, затем ниже перемотал самофиксирующимся бинтом, чтоб не так попадала грязь, вмазал тюбик обезболивающего. С такой ногой Лернер не мог идти сам, по крайней мере прямо сейчас. Вот-вот люди Лутара поймут, что тяжелые пулеметы им уже не угрожают, подойдут поближе и тогда пересечь двести метров открытого пространства уже точно не удастся. Желание бросить все и спасаться самому вспыхнуло так остро, что Сплина это проявление собственного малодушия, продиктованное инстинктом самосохранения взбесило, мигом прочистив мозги. Он скрипнул зубами, напялил на Лернера свой ранец, себе на шею одел обе винтовки, и, посадив раненого себе на спину, ломанулся к опушке. Сзади прокатилась еще одна серия разрывов, пулемета Штыря уже не было слышно. Опять разболелось колено, рана на ляжке начала кровить от нагрузки.
— Да горло-то мне не пережимай, наездник хренов, ниже держись! И так еле иду, — задыхаясь, прошипел он Лернеру, подбрасывая его на спине, как рюкзак и поудобнее ухватываясь тому за ноги, стараясь не хвататься за раны.
До линии джунглей оставалось пара десятков метров, Вокруг уже были кочки с пышными шапками травы и разлапистые кустики, воды было чуть выше щиколотки, болотце постепенно сходило на нет, уступая место твердому грунту и большим деревьям.
