миром, отсыпав малость боевых.
Сплин явно не ожидал от Слэша, которого все считали циничным прожженым прагматиком, такого текста. Слэш глотнул еще огненной воды и добавил:
— И не вздумайте на гражданке заниматься самокопанием насчет убиенных вами душ. И не потому, что наше дело было правое — это вообще не наше дело, а чужой бизнес. Но вы же не старушек за гроши мочили, и не сафари на бомжей устраивали, а воевали с сильным жестоким врагом, с открытыми беспердельщиками, чья жизнь по-любому не ценнее вашей. А если копнуть любую войну поглубже, то там одна сторона, как правило, не лучше другой, а правое дело потом, если надо, лепят пиарщики, обычно для победителей, пока те на коне. Да, это не был персонально ваш враг, пока вас не начали убивать при штурме, но операция проводилась с подачи правительства в конечном счете выбранного населением. Так что отвечайте по жизни за себя и не валите на свою совесть все грехи мироздания — не хрен подпирать все, что падает.
Посидели еще какое-то время. Слэш затежелел и, покачиваясь, отвалил спать, уходя велев остальным скоренько закругляться. Сплин выбрался из клуба отлить в дощатое четырехочковое сооружение на улице. Солнце уже зашло, сортир был найден методом нарезки кругов и по запаху. На подходе обратно дорогу ему преградили двое местных рядовых, внезапно выступив в освещенную газовым фонарем полосу из окружающей темноты:
— Слышь, курить есть? — развязно спросил более крупный, забычив бельма.
В их отряде никто не курил, включая офицеров — слишком много бегать приходилось, чтобы создавать себе дополнительные проблемы подобной вредной привычкой.
— Не курю, — бросил Сплин, намереваясь обойти залупоглазого любителя курева на заляву, но тот притер его плечом к своему приятелю:
— Слышь, молодой, я гляжу, у тебя камуфляжка новая, а у корефана моего как раз твой размер.
Сплин стоял, хлопая глазами, не зная что ответить на такой неожиданный подъезд. Как же так? Ведь свои же... Похоже, осатаневшие от скуки гарнизонной жизни местные «дедушки» приняли его за только что прибывшего из учебки новобранца из пополнения и решили поразвлечься.
— Ну ты что, салабон, припух? Совсем нюх потерял? Тебе новье по сроку службы не положено, — включился в беседу второй, а первый толкнул Сплина на своего подельника. Недозаросшие ребра прострелила боль, а на боль от ударов у Сплина сформировался устойчивый рефлекс — ярость.
Он засадил локтем назад под дых тому кто его удерживал, притянул за грудки залупоглазого и, резко наклонив голову, лбом вмял тому переносицу. У самого из глаз посыпались искры, но супостату пришлось еще хуже. Тощий ударил его сзади по почкам, Сплин пошатнулся, упал на колено, добавил крепышу кулаком в промежность и откатился от тощего, чтобы переждать болевой пик, развернуться и перегруппироваться. В этот момент вышел Раймо, проветриться. Он увидел, как Сплин и тощий вышибают друг из друга пыль. Сплин смазанно ощущал боль, так как был крепко под мухой, но по этой же причине его сокрушительные бойцовские приемы получались вовсе не так быстро и точно, как он себе представлял. Раймо также приметил и то, что Сплин упустил: к местным двигалась подмога в составе примерно отделения. Он грамотно оценил тактическую обстановку, не стал впрягаться один, а вернулся в клуб и привел остальных.
— Наших бьют! — заорали местные «дедушки», взывая своих о помощи и понеслось: мелькали пряжки ремней, чмокали расквашиваемые носы, смачно плющились губы о зубы, ползали и корчились в пыли вырубленные, по дровосецки хэкали, нанося удары те, кто еще свое не получил. «Дедушки» были неприятно удивлены навыками соперников, которых они из-за новой формы и внешнего возраста некоторых сперва приняли за зеленых новобранцев. Но база была велика, местных становилось все больше и, как ни усердно их метелила команда гостей, по пьяни не замечая боли, паритет все же постепенно склонялся на сторону «дедушек».
Всех подружил патруль, уравновесив буйство тестостерона успокаивающими разрядами электрошокеров. Не успевших скрыться участников потасовки распихали кого на губу, кого сначала в медпункт, а потом уже оттуда на губу.
— Я хуею в этом зоопарке — вам что, парни, на боевой ходке мало досталось, что вы здесь еще бушлатить принялись? — сноровисто штопая рассечения и обрабатывая ссадины, риторически вопрошал, попыхивая перегаром, заспанный Бишоп, которого ввиду резкого наплыва пациентов с матом пополам разбудил молодой медик, бывший сегодня дежурным коновалом.
— Да не мы ж начали, — уже в десятый, наверное, раз оправдывался Сплин с распухшей верхней губой, которому смазывали на глазах отекающую ссадину на скуле. На лбу выростала синюшная шишка.
— Вот пропустите, сидя на губе, шаттл и огребете все стандартный полугодовой контракт — пиздятину прочесывать в возлюбленной Либертии. Оформят быстрее поросячьего визга, думаете вас здесь прохлаждаться, да кашу трескать оставят? — стращал Доплер.
Слэш дрых без задних ног в полном ауте, ему даже пистон вставить за недогляд не было возможности.
— Молодцы, вздрачивание побратимых войск должно поощряться премией. Только дураки, что перед клубом все устроили, — ухмылялся Штырь, который в силу изрядного присутствия в крови алкоголя пребывал в благостном расположении духа.
А Боцман по-тихому добавил, чтоб не слышали посторонние:
— И не бздите, что еще на полгода загребут, драка между рядовыми без жертв и увечий — плевая статья, вот если бы вы на офицера залупились, тогда да... — он глянул на Доплера и замолчал.
До утра просидели за решеткой на гауптвахте, утром пришел комендант базы, выматерил всех повторно, со своей стороны пригрозив гостям полугодовым контрактом. Комментируя действия местных кадров, комендант отметил, обращаясь к понурым опухшим физиономиям разной степени побитости:
— Ну, а вы-то хули? Культура гостепримства у вас, однако, ни в пизду.
Через полчаса всех распределили на непопулярные работы. Сплина и тощего «дедушку» подрядили копать траншею для бронетехники к самому периметру. База располагалась на холме с плоской вершиной и пологими склонами, который являлся в округе господствующей высотой. У самого основания почва ржавого оттенка, покрытая чахлой выгоревшей травкой упиралась в джунгли. Болела от пиздюлей башка и другие части тела, хотелось пить. Палило дневное солнце, обоим было хреново настолько, что зубоскалить насчет вчерашнего не было ни сил, ни желания. Траншея была уже по пояс выкопана вереницей предыдущих залетчиков.
— Бля, неужто бульдозером каким-нибудь нельзя это сделать? — первым нарушил молчание Сплин, которого еще и похмелье колбасило.
— Наверное, можно, но как же тогда с воспитательным воздействием? В армии постоянно так — квадратное катают, а круглое носят. Главное, чтоб все при деле были, тогда дисциплина крепнет, — пожал плечами напарник. — Тебя как зовут? — Сплин представился. — А меня Шепард. Давай-ка, коллега, один из нас будет мешок держать, а второй туда землю сыпать, потом меняемся, а то поодиночке заебемся хуй сосать.
Над боковым бруствером траншеи показалась голова конвойного, который подошел поинтересоваться ходом работ:
— Век мантуль и век ворочай, в жопу ебаный рабочий, — жизнерадостно ощерился он.
— От работы кони дохнут, — пробубнил Сплин. — Попить дай, начальник, а то помрем — отвечать будешь.
Конвойный отцепил с ремня фляжку и подал страдальцам, усевшись на бруствере на корточках.
— Отец родной — от смерти верной спас, — возвращая фляжку, сказал Шепард. — Может пожрать еще, а?
— А бабу рыжую-горячую с сиськами вот с такими и с пиздой навыворот тебе сюда не подать ли? Не положено вам обеда, ужин принесу в свое время. И хорош вола ебать, давайте-ка хуярьте резче, пока свою норму кубатуры не откидаете — спать не пойдете. Ничего личного, мое дело тоже подневольное, — отходя пригрозил конвойный.
Сплин удвоил усилия. Шепард, державший мешок, удивленно воззрился на него:
