13
Ребята, которые разбили лагерь в зоне «Ф» должны выйти нам навстречу, проводить нас в зону «Е». Мы можем пройти и без них. Лишь бы только миновать этот последний экран, и мы чудненько доберемся.
14
Как часто я мечтал об этой трассе. Но теперь я ее ненавижу, хотя она и прекрасна. И наиболее прекрасной она нам покажеться наверно тогда, когда нас подкараулит на ней смерть.
15
Кожа на бедрах Марибель слегка морщиться. Прежде, чем ей исполнится тридцать лет, она располнеет.
16
В своей карьере мне пришлось делать кучу разных вещей. У меня никогда не хватало времени, чтобы прочитать Руссо. Я ничего не знаю о Канте. Если выберусь отсюда, то начну всех из читать. Я Нед Раулинс… Я Ричард Мюллер… буду читать…
17
……………………………………….
18
Раулинс вошел в зону «Ф» спросил компьютер, можно ли здесь отдохнуть. Мозг корабля ответил, что можно. Очень осторожно Нед присел. Каменные блоки поднимались на высоту пятьдесят метров с обеих сторон узкой расщелины, в которой показалась массивная фигура Чарльза Бордмана. Бордман был потный и нервный. Прямо невероятно.
Сам Раулинс не был спокоен. Пот тек ручьем по скафандру, пришлось работать с перегрузкой, чтобы избавиться от дополнительной влажности. Радость была бы преждевременой.
— Отдыхаешь? — спросил Бордман.
— А почему бы и нет? Притомился, Чарльз. И ты тоже. Компьютер говорит, что нам ничего не угрожает.
Бордман подошел и присел.
— Мюллер, — сказал Раулинс, — прошел эту трассу в одиночку без всякой подготовки.
— Мюллер всегда был необыкновенным человеком.
— Как ты думаешь он это сделал?
— Спроси у него.
— И спрошу, — согласился Раулинс. — Может быть завтра в это же время я буду говорить с ним.
— Возможно. Но нам надо идти. Скоро к нам выйдут ребята. Скорее всего нас засекли их детекторы массы.
Они поднялись.
В зоне «Ф» было просторней, но неуютно. Доминирующий архитектурный стиль нес в себе какую- то исскуственность и тревогу. Раулинс хотя и знал, что ловушек тут меньше, все же шел с ощущением, что плиты мостовой разойдуться у него под ногами.
— Какой участок до сих пор был для тебя наихудшим? — спросил Раулинс.
— Дезориентирующий экран.
— Это не так страшно… если человек сможет заставить себя пройти мимо всех этих смертоносных пакостей с закрытыми глазами.
— Я смотрел, — сказал Бордман.
— В зоне дезориентации?
— Недолго. Не выдержал искушения. Не буду даже рассказывать, что я видел, но это было одно из самых причудливых переживаний в моей жизни.
Раулинс улыбнулся. Значит и Бордман способен сделать что-то нелогичное, безрассудное.
— И что? Ты просто стоял без движения и смотрел? А потом с закрытыми глазами пошел дальше? И не было никакой критической ситуации?
— Была. Засмотревшись, я чуть было не тронулся с места. Но тут же опомнился.
— Наверно, я попробую, когда мы будем возвращаться. Ведь беглый взгляд не повредит, — сказал Раулинс.
— Откуда ты знаешь, что экран действует в обратном направлени?
— Я над этим не задумывался. Мы еще не отрабатывали возвращения. Может, в обратном направлении все по другому? У нас нет карты обратной дороги. Может быть, когда мы будем возвращаться, то все погибнем.
— Снова вышлем роботов, — сказал Бордман. — Уж об этом можешь не волноваться.
Раулинс отозвался только через минуту:
— кстати, а зачем нужны были какие-нибудь ловушки для выходящих? Или стороители лоабиринта так же заперли себя в центре города, как не пускали туда своих врагов? С чего бы им так делать?
— Кто же может знать, Нед? Это были неизвестные существа.
— Ннеизвестные. Это верно.
19
Бордман сообразил, что тема разговора еще не исчерпана. Он спросил:
— А для тебя какое место было самым трудным?
— Тот экран далеко за нами, — ответил Раулинс. — Я в нем видел всякие паскудства, которые клубяться в подсознании.
— Что за экран?
— В глубине зоны «Х». Я на него посмотрел несколько секунд видел своего отца. А потом девушку… которую я знал. На экране она разоблачалась. Но разве у кого-нибудь подсознание другое?
— Я таких вещей не видел.
— Но ведь ты не мог обойти тот экран. Он был в пятидесяти метрах от места, где ты убил первого
