сразу обратил на него внимание: он проникся семейной атмосферой, в которой безразлично – кто одет, а кто раздет. Поначалу Харшоу обратил внимание даже не на голое тело, а на густую черную гриву. Ее обладательница с кем-то поговорила, послав Бену воздушный поцелуй, одарила Харшоу взглядом царицы и вышла. Только тогда Джабл понял, что она была одета лишь в королевское величие… и что она далеко не оригинальна в выборе наряда.
Бен проследил за его взглядом.
– Это Рут. Они с мужем были в Новом Свете, подготавливали почву для нового Гнезда. Хорошо, что вернулись. Теперь вся семья в сборе.
– Какая шевелюра! Жаль, что она так быстро ушла.
– Что же ты ее не задержал? Она заглянула специально, чтобы посмотреть на тебя. Ты не заметил, что тебя не особенно беспокоят?
– В самом деле, – Харшоу вдруг стало ясно, что его принимают радушно, но скорее с кошачьей вежливостью, чем с собачьим дружелюбием.
– Все ужасно рады, что ты приехал, но они тебя боятся.
– Боятся?
– Я тебе это еще в прошлом году говорил. Майк сделал из тебя живую легенду. Он сказал, что ты единственный человек, способный «вникнуть полностью» в Истину, не зная марсианского. Все думают, что ты читаешь мысли не хуже Майка.
– Какая ерунда! Надеюсь, ты их разубедил?
– Вправе ли я развеять легенду? И в силах ли? Они едва ли не думают, что на завтрак ты ешь младенцев, а когда рычишь, земля дрожит. Любой из них был бы в восторге, если бы ты заговорил с ним. Навязываться же не решаются. Знают, что даже Майк встает по стойке «смирно», когда ты говоришь.
Джабл заклеймил столь позорное заблуждение коротким словом.
– Безусловно, – согласился Бен. – Но Майк тоже человек, а человеку свойственно заблуждаться. Тебе придется смириться с чином святого.
– Ага, старая знакомая! Джилл! Джилл, иди сюда, дорогая!
– Меня зовут Дон, – женщина нерешительно приблизилась, – но все равно спасибо.
Она подошла еще ближе, и Харшоу показалось, что она собирается его поцеловать. Но она опустилась на колено, и приложила губы к его руке. – Мы приветствуем тебя, отец Джабл, и рады разделить с тобой воду. Харшоу отдернул руку.
– Ради Бога, деточка, встань с колен и сядь рядом со мной.
– Хорошо, отец.
– Называй меня просто Джабл и скажи всем, что я не люблю, когда со мной обращаются, как с прокаженным. Хотелось бы думать, что я попал в лоно своей семьи.
– Так оно и есть… Джабл.
– Значит, называйте меня по имени и считайте братом: ни больше, ни меньше. Первый же, кто обратится ко мне почтительно, останется после уроков без обеда. Вникла?
– Хорошо, Джабл, – согласилась она. – Я уже всем сказала.
– Дон, очевидно, сообщила Пэтти, – пояснил Бен, – а Пэтти передает другим, тем, кому можно передать мысли, а они расскажут двоечникам, вроде меня, словами.
– Почти угадал, – подтвердила Дон, – только я говорила с Джилл, а не с Пэтти: Пэтти вышла куда-то по поручению Майка. Джабл, ты смотрел стерео? Передавали интересные новости.
– Не смотрел.
– Ты имеешь в виду побег из тюрьмы, Дон?
– Да, Бен.
– Джабл об этом не знает. Майк не просто разобрал свою камеру и ушел.
Он разнес в щепки все тюрьмы в округе и разоружил всю полицию. С одной стороны, для того, чтобы они недельку-другую поработали, а с другой – потому что не любит, когда человека сажают под замок. Он считает это величайшим злом.
– Майк деликатный человек, – согласился Харшоу. – Он никого не стал бы запирать.
Бен покачал головой.
– Майка можно обвинить в чем угодно, кроме деликатности. Он может убить человека без тени сомнения. Но он крайний анархист и считает, что запирать человека нельзя. Его кредо: полная свобода и полная ответственность за свои поступки. Ты есть Бог. – В чем же вы усмотрели противоречие, сэр? Иногда бывает действительно необходимо убить человека. А запереть его – значит, совершить преступление против его суверенитета, а также, и своей личности. – Майк прав. Ты действительно вникаешь в жизнь по-марсиански. Я так не могу. Я только учусь. Ну, и что они делают, Дон?
– Носятся, как ошпаренные. Мэр попросил помощи у Президента и у Федерации – обещали оказать и не обманули. Прилетели машины с войсками. Солдаты выходят из машин и вдруг оказываются голые, а машины исчезают.
– Теперь понятно, почему он так долго не возвращается. Ему нужно было сосредоточить все внимание, чтобы уследить за таким множеством объектов. Если войска не перестанут прибывать, боюсь, Майк навечно останется в трансе.
Дон с сомнением проговорила:
– Мне так не кажется, Бен. Я бы с таким количеством объектов никогда не справилась, а Майк справится и при этом еще сумеет ехать на велосипеде вниз головой.
– Н-не знаю. Мне иногда становится страшно с вами, чудотворцами. Пойду посмотрю стерео. А ты развлеки папу Джабла, он любит маленьких девочек.
Кэкстон пошел прочь, за ним полетела пачка сигарет и вскочила в карман.
– Это Бен сделал или ты? – спросил Джабл.
– Бен. Он все время забывает сигареты, и они гоняются за ним по всему Гнезду.
– Ишь ты, а скромничал!
– Бен постигает истину гораздо быстрее, чем ему кажется. Он святой человек.
– Хм… Дон, ты не та ли Дон Ардент, которую я видел у фостеритов?
– О, ты не забыл? – у нее был такой вид, будто Джабл угостил ее конфетой.
– Конечно, нет. Но ты переменилась. Стала гораздо красивее.
– Действительно, стала. Ты даже принял меня за Джиллиан, которая, кстати, еще красивее.
– Где она? Я думал, она первая выбежит меня встречать.
– Она работает, – Дон помолчала. – Я позвала ее, она скоро придет, а я сменю ее, если ты позволишь.
– Беги, девочка.
Не успела она выйти, как к Джаблу подсел доктор Махмуд.
– Как тебе не стыдно! – напустился на него Харшоу. – Не предупредил, что приезжаешь, и внучку мне представляла змея!
– Джабл, вы непростительно торопитесь!
– Сэр, когда человек… – тут кто-то, подойдя сзади, закрыл Харшоу ладонями глаза.
– Угадай, кто, – прозвучал голос.
– Вельзевул!
– Холодно!
– Леди Макбет.
– Теплее. Даю третью, последнюю попытку.
– Джиллиан, перестань шалить и сядь рядом со мной.
– Слушаюсь, отец.
– А отцом меня можно называть только дома, в Поконосе. Так вот, сэр, я остановился на том, что когда человек доживает до моих лет, он неминуемо начинает торопиться. Для него каждый рассвет – подарок судьбы, ведь за ним может не последовать закат.
– Джабл, вы, кажется, думаете, что если вы перестанете поставлять миру рассказы, земля перестанет вращаться?
– Разумеется, сэр.