Тарелка Доркас отправилась на кухню и вернулась уже наполненной. – Вкусный, – признался Сэм. – Я съел то, что попало в рот. Что ты туда добавил?
– Кровь полисмена, – ответил Тони.
Никто не засмеялся. Сначала Харшоу подумал, что шутка получилась неудачной, но потом вспомнил, что его братья часто улыбаются, но редко смеются, а полисмен, по марсианским понятиям, ничем не хуже другой еды. И все-таки это была шутка: у соуса был не свиной привкус, а говяжий.
Харшоу решил сменить тему.
– Больше всего в нашей религии мне нравится…
– В религии? – удивился Сэм.
– Назовем это церковью, если хотите.
– Да, – согласился Сэм, – наше гнездо выполняет все функции церкви, а наши убеждения совпадают с положениями многих религий. Я перебиваю, потому что хочу полной ясности. Раньше я был убежденный атеист, теперь проповедник, но не могу однозначно сказать, кто я по убеждениям.
– Вы говорили, что вы иудей.
– Да, из древнего левитского рода; решил для разнообразия стать атеистом. А Саул и Рут – истинно верующие евреи, можете поговорить с Саулом и убедиться в непоколебимости его веры. Рут также осталась приверженцем иудаизма. Здесь она активистка, потому что думает, в отличие от меня, не головой, а чревом.
– Мне нравится ваша дисциплина, – продолжил Джабл. – Вера, в которой я был воспитан, не требовала от человека каких-либо знаний. Веруй, исповедуйся, и будешь спасен. Можешь оставаться последним дураком, не способным сосчитать собственных овец, но будешь избранником Божиим с полной гарантией вечного блаженства только потому, что обращен в веру. Можешь даже не читать Библию, хватит того, что ты обращен. У вас же мне нравится то, что вы не признаете такого обращения.
– Верно.
– Вы принимаете лишь тех, кто хочет постичь вашу дисциплину и готов для этого работать.
– Иначе нельзя, – пояснил Сэм. – Нашу Истину нельзя познать, не думая по-марсиански и не соблюдая марсианскую дисциплину. Думая и поступая по-земному, не сможешь жить без войны, не ублажишь как следует жену – и не поймешь себя самого. Счастье живет по тем же законам, что и человек. Этого не объяснишь по-английски. Наши слова либо двусмысленны, либо пусты. Марсианские слова – четкие инструкции всему живому. Я не говорил, что у меня был рак, когда я пришел сюда?
– Нет.
– Я этого сам не знал. Майк обнаружил и послал меня на рентген. Его диагноз подтвердился, и мы приступили к лечению верой. Произошло чудо, которое медицина называет «спонтанной ремиссией». А по-марсиански это слышится как «мне хорошо».
Джабл кивнул.
– Бывает, что рак проходит, а врачи не знают, почему.
– Я знаю, почему прошел мой. К тому времени я уже мог потихоньку управлять своим организмом. С помощью Майка я изгнал свой рак. Теперь я смог бы сделать это самостоятельно. Хотите, остановлю сердце?
– Спасибо, не нужно. Я видел, как это делает Майк. Мой уважаемый коллега Нельсон не сидел бы с вами за одним столом, если бы то, о чем вы говорите, было результатом веры. Это волевое управление. Я вникаю.
– Простите… Майк предупреждал.
– Ну, он несколько преувеличил.
Сэм покачал головой.
– Я беседовал с вами специально, чтобы проверить его оценку, и вижу, что она верна. Вы действительно во все вникаете. Я представляю, в какие глубины Истины вы проникли бы, если бы знали язык.
– Я ничего не достиг бы: я старый человек, израсходовавший все свои возможности.
– Позвольте с вами не согласиться. Всем первозванным, чтобы чего-то добиться, пришлось изучать язык. Тех, кто оставался с нами, мы обучали интенсивным методом, вводя в транс и накачивая информацией. А вам это не нужно. Разве что вы захотите убрать с лица спагетти, не пользуясь полотенцем, но я вникаю, что вас такие детали не интересуют.
– Почему? Можно было бы попробовать, чтобы знать, каково это.
Тем временем почти все вышли из-за стола. За спиной Сэма встала Рут. – Вы собираетесь сидеть здесь до утра? Может, вас убрать вместе с объедками?
– Пора подниматься, Джабл. Я послушный муж. – Сэм поцеловал жену.
Они задержались у стереовизора.
– Что нового? – поинтересовался Сэм.
– Прокурор округа сказал, что все бедствия – наших рук дело, но признался, что не знает, как мы это делаем.
– Бедняга! Укусил палку, которой его ударили, а теперь у него болят зубы.
Сэм и Джабл отыскали пустую комнату.
– Я говорил, – Сэм вернулся к прерванной беседе, – что мы неминуемо столкнемся с более серьезными неприятностями, чем те, которые мы уже пережили. Нам предстоит немало поработать, чтобы общественное мнение примирилось с нами. Но Майк не торопится. Мы основали Вселенскую церковь – ее закрыли. Мы переберемся в другое место и организуем Церковь Единой веры. Закроют – опять переберемся и откроем Церковь Великой Пирамиды. Сразу же прибегут жирные разряженные дамы. Многие из них вскоре похудеют и сбросят наряды. Когда мы увидим, что местная адвокатская коллегия, медицинское общество или полиция собираются схватить нас за хвост и там – поедем куда-нибудь еще и организуем Общество Братьев-баптистов. Везде будут оставаться наши последователи. Майк начинал два года назад с тремя помощницами. Теперь у нас большое Гнездо и еще больше сочувствующих, которых мы сможем привлечь в нужный момент. Когда-нибудь мы станем настолько сильными, что нас перестанут преследовать.
– Да, Иисус начинал с двенадцатью учениками, и в конце концов его учение победило.
– О, это наш мальчик, – Сэм расцвел. – Спасибо, что вспомнили его: он украшение нашей нации. Мы все этим гордимся, хотя не все об этом говорим. Он, между прочим, тоже не рассчитывал закончить дело за три дня. Он создал организацию и расширял ее. И Майк проявляет терпение – это органическая часть нашей дисциплины, мы уже не воспринимаем терпение как смирение. Просто мы никуда не торопимся.
– Весьма разумная позиция.
– Это не позиция. Это почти рефлекс… Джабл, вы, кажется, устали. Может, сбросите усталость или приляжете отдохнуть? Если не уснете, вас всю ночь будут развлекать разговорами. Мы почти не спим.
Джабл зевнул.
– Нет, я лучше посижу в ванне и завалюсь спать. А с братьями поговорю завтра и в другие дни.
– Действительно, куда спешить? – согласился Сэм.
Джабл нашел свою комнату, там тотчас же очутилась Пэтти. Она включила в ванной воду, раскрыла постель, не касаясь ее руками, поставила на столик напитки, приготовила один коктейль и отнесла его в ванну. Джабл не просил ее уйти, и вскоре она вошла в ванну, готовая к демонстрации картин. Джабл знал, что заставляет людей полностью покрывать свое тело татуировкой, и сейчас чувствовал: если не рассмотреть картины, Пэтти обидится.
Харшоу не испытывал раздражения, которое ощутил Бен, впервые увидав Пэтти; он разделся и с гордостью обнаружил, что не стесняется, хотя уже давно ни перед кем не обнажался. Пэтти тоже не смутилась, подошла к ванне и проверила, достаточно ли воды и не холодная ли она.
Затем принялась рассказывать, в какой последовательности следует рассматривать картины и что означает каждая из них. Джабл произносил слова, которые полагается произносить искусствоведу во время знакомства с произведением искусства. Татуировка была шикарная! Его приятельница-японка рядом
