Подошла Мириам, втиснулась между мужем и Харшоу.
– Я ведь мог умереть и больше не увидеть твоей гадкой физиономии, а также более приемлемого лица моей бывшей секретарши…
– Босс, не напрашивайтесь на шлепок! – прошептала Мириам ему на ухо.
– Я исключительно красива и имею этому божественное подтверждение.
– Более того, из-за вашего нежелания отправить мне открытку я мог бы не увидеть мою водяную внучку. В этом случае мой призрак преследовал бы вас всю жизнь.
– Вот и посмотрели бы на Мики, как она втирает себе в волосы тертую морковь. Отвратительное зрелище.
– Я говорил образно.
– А я буквально. Мики настоящий поросенок.
– Кстати, босс, – вмешалась Джилл, – почему вы считаете, что говорили образно?
– Потому что «призрак» – это понятие, которое я использую исключительно в качестве метафоры.
– Это реальность, – настаивала Джилл.
– Возможно, но я предпочитаю во плоти наслаждаться видом маленьких девочек.
– Джабл, вам еще не пора умирать, – сказал Махмуд, – Майк вник в вас и предсказал вам долгую жизнь.
– Я уже положил себе предел из трех цифр. – А что это за цифры? – с невинным видом поинтересовалась Мириам. Уж не Мафусаиловы ли годы?
– Бесстыдница!
– Мой муж говорит, что все женщины бесстыдницы, поэтому их вообще не стоит слушать.
– Он правильно говорит. Как только мои часы покажут три цифры, я дематериализуюсь: по- марсиански или по-земному – как получится. Этого вы у меня не отнимете. Восхождение на небеса – величайшее событие в жизни человека.
– Насчет этого вы правы, босс, – медленно сказала Джилл, – но не ждите свершения события скоро. Ваше ожидание еще не исполнилось. Элли на прошлой неделе составляла для вас гороскоп.
– Гороскоп? Какой кошмар! Кто такая Элли? Как она посмела? Подать ее сюда, я отправлю ее в бюро по найму, путь дадут ей работу, если ей делать нечего.
– Боюсь, что из этого ничего не выйдет, Джабл, – вступил Махмуд, она работает над нашим словарем. А зовут ее мадам Александра Везан.
– Бекки? – обрадовался Джабл. – И она с нами?
– Да, только мы называем ее Элли, потому что у нас есть еще одна Бекки. Не смейтесь над ее гороскопами, Джабл: ей дано видеть.
– Чепуха! Ты сам знаешь, Вонючка, что астрология – ерунда на постном масле.
– Разумеется. Сама Элли это тоже признает. Большинство астрологов – шарлатаны. Но Элли занимается гороскопами еще активнее, чем раньше, с применением марсианской астрономии. Таким образом она вникает в жизнь. Все равно куда смотреть – в воду, в хрустальный шар или в куриные внутренности. Главное – видеть. А она видит.
– Что это значит?
– Это значит, что она может осмыслить не только то, что ее окружает непосредственно, а охватить гораздо большую область Вселенной. Майка этому научили марсиане, Элли – талантливая самоучка. Ей можно простить глупое орудие труда – астрологию. Четки тоже глупая вещь, но иногда помогает, – он достал из кармана четки и принялся перебирать. – Если человек переворачивает кепку козырьком назад и выигрывает в покер – пусть переворачивает, лишь бы деньги шли. Харшоу поглядел на четки и спросил: – Ты до сих пор правоверный? Или примкнул к церкви Майка!
– И то, и другое, – сказал Махмуд, отложив четки.
– Вонючка, это несовместимые мировоззрения.
– Это верно лишь на первый взгляд. Можно сказать, что я принял религию Марьям, а она – мою. Но, Джабл, брат мой, я остался рабом Божиим, подвластным его воле, и вместе с тем говорю: «Ты есть Бог. Все, что мыслит и чувствует, есть Бог». Пророк никогда не утверждал, что он последний из пророков, и сказал все, что только можно было. Покоряться воле Бога – не значит быть роботом, неспособным сделать выбор, а, значит, и согрешить. Покорность может подразумевать – непременно подразумевает ответственность за то, что ты несешь в мир. Мы можем превратить мир в райский сад, но можем и разрушить, – он улыбнулся. – Бог может все, кроме одного: он не может уйти от себя, отказаться от своей тотальной ответственности и должен вечно покоряться своей воле. И моей, и вашей, и Майка…
Джабл вздохнул:
– Утомила меня твоя теология. Где Бекки? Двадцать лет ее не видел, соскучился…
– Еще увидите, но чуть позже. Она занята: диктует. Я сейчас объясню. Каждый день я вхожу в мысленный контакт с Майком. Это занимает несколько секунд, но по насыщенности информацией равно восьмичасовому рабочему дню. Все, что я узнаю от него, я диктую на магнитофон. Потом люди, обученные марсианской фонетике, транскрибируют это. Затем Марьям печатает, а мы с Майком, (чаще я, Майку некогда) проверяем. Майк знает, что мы с Марьям собираемся домой. Он готовит нам домашнее задание на несколько лет вперед. Уже готовы ленты с лекциями, которые мы перенесем на бумагу, когда закончим словарь. Очевидно, нам с Марьям скоро захочется домой, потому что Майк стал передавать словарь ускоренным методом. В восьми комнатах стоят магнитофоны и работают одновременно и почти беспрерывно. Майк вводит Джилл, меня, Марьям, Элли, некоторых других по очереди в транс, передает часть словаря, а мы сразу же надиктовываем на магнитофон. Кому попало эту работу поручить нельзя. Нужно, чтобы человек имел хорошее произношение, великолепную память и способность входить в контакт. У Сэма есть все, кроме произношения. Он умудряется говорить по-марсиански с еврейским акцентом. Так вот, Элли сейчас диктует. Для того, чтобы ничего не забыть, она должна находиться в состоянии, близком к трансу. Если ее прервать, она выйдет из этого состояния и все забудет.
– Я понял, – кивнул Джабл, – хотя мне трудновато представить Бекки в роли адепта марсианской веры. Правда, когда-то она была отличной ясновидящей. Такие мысли читала – зрители только ахали! Вонючка, если для работы нужны покой и уединение, почему бы тебе не приехать ко мне? Я пристроил новое крыло, места хватит.
– Может быть, приедем. Мы еще в ожидании.
– Милый, – оживилась Мириам, – я с удовольствием поеду, если Майк выставит нас из Гнезда.
– Ты хочешь сказать, что когда мы вникнем, придет пора оставить Гнездо?
– Это одно и то же.
– Ты говоришь правильно, моя дорогая… А когда нам дадут поесть? Я испытываю в этом до смешного немарсианскую потребность. Что-то Пэтти запаздывает…
– Ты от нее слишком многого хочешь; она не может одновременно работать над словарем, быть всем нянькой, бегать по поручениям Майка и подавать тебе еду, как только ты проголодаешься. Джабл, Вонючка никогда не станет проповедником: он раб своего желудка.
– Я от него мало отличаюсь.
– А вы, женщины, могли бы Пэтти помочь, – сказал Махмуд.
– Это запрещенный прием. Ты отлично знаешь, что мы стараемся помогать, но нам ничего не дают делать. Тони в кухню вообще никого не пускает. – Мириам встала. – Джабл, пойдем, разведаем, что там на обед. Тони будет польщен вашим визитом.
Харшоу последовал за ней. Тони сначала скривился, но, увидев, кого привела Мириам, радушно заулыбался и стал показывать свою лабораторию, предавая анафеме негодяев, уничтоживших вместе с гнездом его кухню. Тем временем ложка, без видимой посторонней помощи, размешивала соус. Сесть во главе стола Харшоу отказался. Почетное место осталось свободным. Джабл никак не мог отделаться от чувства, что туда сел Майк, и все его видят, а он Харшоу, нет. Напротив Джабла оказался доктор Нельсон. Джабл удивился бы больше, если бы Нельсона здесь не было.
– Привет, Джабл! У нас общая вода.
– Глубокой воды! За доктора здесь?
