— Конечно, знаю, — ответил Джилли. — Собственно говоря, я бы не хотел давать на этот брак своего согласия.
— Не дать согласия на этот брак? — повторил Мэттью, уставившись на него в неподдельном изумлении.
— Да, у меня было такое намерение, но как все мои намерения оно ничем так и не закончилось. Твой отец прислал мне письмо, в котором выражал надежду на то, что этот союз получит мое одобрение. Вот только я его не одобряю. Совсем нет!
— Как будто для моего отца твое согласие так уж важно, — рассмеялся Мэттью. — Да будет тебе разыгрывать нас, Джилли.
— Я разыгрываю? Ты забываешься, Мэтт! — отрезая Джилли. — Позволь напомнить тебе, что теперь я пива семьи, и пора мне утверждаться в этом качестве.
— Значит, ты утверждаешься, Адольф? — улыбнулся Гидеон.
— Нет, нет, я еще только учусь! Я настолько легкомыслен, что и не знаю, когда я утверждаюсь, а когда навязываю свое мнение весьма дерзким образом, что никуда не годится.
Гидеон опустил руку на его плечо и крепко сжал его, но так как в эту минуту в комнату вошел Рэгби с подносом, то ничего не сказал.
— Все это ерунда! — нервно произнес герцог. — Я же сказал, все это моя меланхолия. Гидеон лениво улыбнулся ему с высоты своего роста.
— Бедняга! — сказал он.
— А ты — драгун несчастный! — отозвался герцог, предпринимая жалкую попытку взбодриться. — Вари свой пунш!
Мэттью взял один из лимонов и разрезал его пополам, припевая:
— Один кисло, два сладко, четыре крепко, а восемь слабо! Ты добавишь розового шампанского, Гидеон?
— Нет, — ответил тот, отпуская плечо герцога, и начал отмеривать ром. — Только арак[3], дитя мое. Ничего, кроме арака!
— Только деревенщины добавляют арак вместо шампанского, — важно сказал Мэттью, но тут же пожалел об этом.
— Вы только посмотрите на нашего знатока! — воскликнул Гидеон, обращаясь к Джилли. — Продолжай, Мэтт! Есть ли у тебя еще замечания относительно изящного вкуса?
Лицо молодого мистера Вейра, красневшего по любому поводу, вспыхнуло.
— Нет, но я прав! Джилли, ты бываешь на всех светских приемах. Скажи, должно быть розовое шампанское, ведь так?
— Конечно, ты прав, но только у нашего Гидеона ярко выражены наклонности скряги, — ответил герцог, черпая ложкой сахар из миски и снова просыпая его туда. — А что, Мэтт, Шарлотта и вправду хочет выйти замуж за Тирска?
— Боже мой, конечно, она рада до смерти, — весело ответил Мэттью.
— Господи!
— Да, знаешь ли, для нее это очень выгодная партия. Ахда, ты думаешь, что Тирск будет не слишком верным супругом? Ей это безразлично при условии, что и он не будет следить за ее поведением слишком внимательно, и я готов поклясться, что уж он-то не будет, потому что у него есть любовница, которую он содержит вот уже несколько лет. По крайней мере, по городу ходят подобные слухи, и по-моему, они небезосновательны. А ты что думаешь?
— Но какова парочка! — сказал герцог.
— Впрочем, — великодушно признал Мэттью, — никто не может упрекнуть моего отца за то, что он подцепил Тирска. Тебе ведь известно, что он дьявольски богат, кроме того, у него титул, а у отца еще четыре дочери, о будущем которых надо позаботиться. Что же касается Шарлотты, то ты зря придираешься к ней, Джилли. Ведь ты сам себе хозяин и поступаешь по своему усмотрению. Тебе не нужно жить в Кройлейке под надзором матери и пять вечеров из семи разливать чай для целой компании нужных святош. Даю тебе слово, это вынести невозможно!
К тому времени вскипел чайник. Гидеон снял его с полки в камине, где обычно подогревалась пища, и вылил щербет, находившийся в нем, в ром. Нежный аромат поднялся из чаши. Он помешал смесь, всецело поглощенный этим занятием. Но герцог, уловив нотки горечи в голосе Мэттью, испытующе посмотрел на него. Мэттью отвел взгляд и принялся рассказывать о проказах, которыми славился Оксфорд.
Гидеон, никогда не обращавший на его речи ни малейшего внимания, бесцеремонно прервал его болтовню.
— Надолго ли ты приехал в город, Адольф?
— Не знаю. Настолько, насколько мне разрешат, осмелюсь предположить.
— Значит, времени у тебя практически нет! — Он принялся большим половником разливать пунш в три кружки. — По-моему, ты говорил, что тебе прислуживает Белпер? Какого черта ты сообщил ему, что ты в Лондоне?
— Гидеон, почему ты такой наивный? — взмолился Джилли. — Конечно, я ему ничего не говорил. Это было обязанностью моего дяди. И он ее выполню Когда я приехал, Белпер встречал меня на пороге.
— Не имей ты куриные мозги, ты бы вышвырнул его со своего порога! — заметил капитан.
— Непременно, если бы я обладал таким же ростом, как ты, — парировал мрачно герцог.
— Решительности — вот чего тебе не хватает, дитя мое.
— Я знаю. Но мне показалось, что он не слишком хорошо одет, а когда тебе так рады — что можно сделать?
— И в самом деле, — язвительно проговорил Гидеон. — Подозреваю, что если все лондонские сорванцы начнут проявлять радость при твоем появлении, ты для всех распахнешь свои двери.
— Мне бы следовало так сделать, — вздохнул Джилли. — Как же ты будешь похож на моего дядю в один прекрасный день, когда эти прекрасные бакенбарды утратят свой черный цвет и блеск! Как он был прав, когда предупреждал меня, чтобы я не искал твоего общества! Он и не подозревал, насколько прав оказался!
— Что? — воскликнул Гидеон. — Да он никогда не мог сказать такое.
— Да, он этого не говорил, — признался Джилли. — Но он все-таки предупредил меня не связываться с теми, с кем ты водишь компанию. Весьма справедливо. Вы, гвардейцы… Знаешь, Белпер дразнит вас гайд-парковыми солдатами. Вы такая легкомысленная братия, что никогда не знаешь, куда может завести компания военных. Он также предупредил меня насчет Гейвуда. Сказал, что он наверняка захочет повести меня в игорный притон, именно туда он и предложил пойти с ним, только я помнил о советах и не пошел с ним.
— Вздор, Адольф! Ты не пошел с ним только потому, что игра тебя не привлекает. Давай без этих штучек, маленький кузен.
Герцог подлил себе в кружку еще немного пунша.
— Не перебивай главу семьи, Гидеон. Помни об этикете!
— Еще немного, и ведро для шампанского окажется на твоей голове, — предупредил его Гидеон.
— В таком случае ты окажешься один против двоих, потому что Мэттью, если он еще не отключился, примет мою сторону.
Мэттью, погруженный в глубокие раздумья, встрепенулся.
— Я весь внимание. Но нельзя же все время болтать.
— Если бы ты знал Белпера, ты бы так не говорил, Гидеон. На следующий год я буду совершеннолетним, и мой дядя говорит, чтобы я учился жить самостоятельно. У меня тысячи замечательный качеств, но мне недостает решительности. Поэтому я подумал о том, что неплохо бы заняться мне своими поместьями, но мои представления о них оказались такими наивными, что Скривен улыбался, а дядя потерял всякое терпение со мной. Я бы хотел — о как бы я хотел, — чтобы мой опекун был бы злодеем, а мой управляющий — дураком и чтобы они вместе пытались разорить меня.
