жизнью, отправил на тот свет еще и нескольких генералов — армейское командование просто раздало бы генеральские погоны нескольким полковникам. В пушечном мясе у нас никогда не было недостатка.
Правда, я не знал, насколько все эти логические доводы против суицида подействуют на мое решение. Даже до того, как погиб тот мальчик, я точно знал, что буду жить лишь до тех пор, пока Амелия меня не оставит. Мы были с ней близки уже гораздо дольше, чем это обычно бывает сейчас у большинства людей.
А когда я вернулся домой, ее не было. В записке говорилось, что она поехала в Вашингтон, навестить старого знакомого. Я позвонил на базу и выяснил, что смогу успеть на рейс до Эдвардса, если по быстрому подниму свою задницу и за полтора часа доберусь до аэродрома. Я уже пролетал над Миссисипи, когда вдруг сообразил, что даже не позвонил в лабораторию и не договорился, чтобы кто-нибудь подменил меня на занятиях со студентами. Может, это произошло из-за таблеток? Наверное, все-таки нет. Позвонить куда-нибудь из летящего военного самолета не представлялось возможным, а потому я смог дозвониться в лабораторию, только когда в Техасе было уже десять часов. Мне очень повезло — меня подменила Джин Джорди, но это была чистая случайность. Она зашла на кафедру за какими-то бумагами, увидела, что меня нет, и провела занятия за меня. Джин Джорди ужасно разозлилась, поскольку я не смог связно изложить никаких уважительных причин своего отсутствия. И то — не говорить же ей, что я первым же рейсом рванул в Вашингтон, чтобы решить, стоит совершать самоубийство или все же не стоит?
Из Эдвардса я доехал монорельсом до старой Союзной станции. По карте на справочном автомате, который был в поезде, я определил, что нахожусь совсем недалеко от адреса, по которому проживает этот старый друг Амелии. Я хотел было пройтись туда пешком и постучать в дверь, но решил вести себя культурно и сперва позвонить. Ответил мужчина.
— Мне нужно поговорить с Блейз.
Мужчина какое-то время в недоумении смотрел на экран, потом сказал:
— А! Наверное, вы — Джулиан? Минуточку!
К аппарату подошла Амелия, веселая и улыбчивая.
— Джулиан? Я же оставила записку. Я буду дома завтра утром.
— Нам надо поговорить. Я здесь, в Вашингтоне.
— Ну, тогда приезжай сюда. Мы как раз собираемся обедать.
Как по-домашнему!
— Я лучше… Нам надо поговорить наедине.
Амелия посмотрела куда-то в сторону, потом снова на меня. Она явно забеспокоилась.
— Где ты сейчас?
— На Союзной станции.
Мужчина что-то сказал — я толком не расслышал, что именно.
— Пит говорит, там на втором этаже есть бар, называется «Раундхаус». Давай встретимся там. Я буду минут через тридцать-сорок.
— Ты лучше пообедай, а потом уже поезжай ко мне. Я могу…
— Нет. Я приеду сейчас.
— Спасибо, милая, — я отключил связь и посмотрел на свое отражение в зеркальной поверхности монитора. Несмотря на то что я проспал целую ночь, вид у меня был довольно измученный и осунувшийся. Надо бы побриться и переодеться в гражданское.
Я спустился в мужскую комнату, быстро побрился и причесался. Союзная станция была не только действующим транспортным узлом, здесь еще располагался музей истории железнодорожного транспорта. Я прошел мимо нескольких вагонов подземки прошлого столетия. Их якобы пуленепробиваемая обшивка была вся испещрена вмятинами и царапинами. Паровой локомотив девятнадцатого века выглядел гораздо сохраннее.
Амелия ждала меня у дверей бара.
— Я взяла такси, — пояснила она, когда мы обнялись.
Она повела меня в бар, где звучала странная мрачноватая музыка.
— Так кто тебе этот Пит? Старый друг, говоришь?
— Это Питер Бланкеншип. — Я покачал головой. Но имя было смутно знакомое. — Он занимается космологией.
Робот-официант принес наш чай со льдом и сообщил, что отдельный кабинет обойдется нам в десять долларов. Я заказал еще стакан виски.
— Так, значит, вы друзья…
— Нет, мы просто знакомые. И я бы хотела, чтобы никто не знал, что мы с ним встречались.
Мы взяли свои стаканы, прошли и сели в свободном кабинете. Амелия внимательно посмотрела мне в глаза.
— Давай я попробую…
— Я убил человека.
— Что?!
— Я убил мальчика, не военного. Застрелил его из своего солдатика.
— Но как такое могло случиться? Я думала, тебе обычно не приходится убивать даже вражеских солдат…
— Это была случайность.
— Ты, наверное, как-то на него наступил?
— Нет, это был лазер…
— Ты «случайно» застрелил его лазером?
— Нет, пулей. Я целился ему по коленям.
— Ты стрелял в невооруженного гражданского?
— Он был вооружен. Это у него был лазер! Там был настоящий дурдом, обезумевшая толпа. Нам приказали стрелять во всех, у кого есть оружие.
— Но он ведь не мог повредить тебе… Он мог попасть только в твою машину.
— Он стрелял без остановки, почти не целясь, — я говорил неправду. Вернее, полуправду. — Он мог перестрелять там кучу народа.
— А ты не мог стрельнуть по его оружию?
— Нет, у него был тяжелый «ниппонекс». На этих моделях пуленепробиваемый корпус с абларовым покрытием. Понимаешь, я целился ему по коленям, и вдруг его кто-то толкнул в спину. Он начал падать — и моя пуля попала ему в грудь.
— Значит, это действительно был несчастный случай. Мальчику не стоило играть с игрушками взрослых.
— Ну, если ты так это воспринимаешь…
— А как это воспринимаешь ты? Ты ведь уже нажал на курок.
— Это безумие. Ты слышала, что было вчера в Либерии?
— В Африке? Знаешь, я была так занята…
— В коста-риканской Либерии.
— Ах, вот как! Значит, этот мальчик был там?
— Да, и тысячи других людей. И тоже «были», — я глотнул слишком много виски сразу и закашлялся. — Какие-то экстремисты убили пару сотен детишек и представили это так, будто мы в ответе за их гибель. Одно это было более чем ужасно. А потом на нас набросилась обезумевшая толпа, и… И… Средства для усмирения толпы мало того что не сработали — они сработали, только наоборот. Вместо того, чтобы успокоиться, народ разбушевался еще больше, и сотни людей погибли, растоптанные в жуткой давке. А потом они начали стрелять, стрелять в своих собственных людей. И мы… Мы…
— О, господи! Мне так жаль… — дрожащим голосом произнесла Амелия. — Тебе так нужна поддержка, а тут являюсь я, усталая и взвинченная, со своими заботами… Бедный мой… Ты говорил с психологом?
— Ага. Он мне здорово помог, — я выковырнул кубик льда из стакана с чаем и бросил его в виски. — Сказал, что я должен с этим справиться.
— В самом деле?
