Проблема «бессознательного»

name='81'>Smirnoff, а во-пер­вых, разработанную

Freud однажды («Проект», 1895 г.) гипотезу о нервной основе психической деятельности и, во-вторых, ряд соображений о мозговой основе сознания и «бессознательного», изложенных им в работе «По ту сторону принципа удовольствия» и в некоторых других исследованиях. В качестве примера того, как своеобразны были экскурсы

Freud в область учения о локализации мозговых функций, можно привести хотя бы его извест­ ный тезис, по которому система сознания должна распола­гаться в пространстве совершенно определенным образом: «на границе внешнего и внутреннего, будучи обращенной к внешнему миру и облегая другие психологические си­стемы»[117]

.

Локализовав, таким образом, сознание в «об­легающих» мозговых структурах,

Freud придает далее особое значение, с одной стороны, факту изолированно­сти мозга от внешней среды костным покровом и, с дру­гой, — отсутствию плотного барьера между материаль­ным субстратом сознания и внутренними мозговыми формациями. В этой различной степени морфологической «отгороженности» субстрата сознания от внешних и внутренних раздражений

Freud видит физиологический механизм, который обусловливает преимущественную за­висимость сознания от врожденных интрапсихических факторов. Вряд ли нужно подчеркивать упрощенность такого физиологического обоснования одной из ведущих идей психоанализа. То, что можно было бы обрисовать в лучшем случае как символ или аллегорию, обсуждается как физиологический фактор, обусловливающий возникно­вение определенного типа психологических отношений.

Даже при самом доброжелательном отношении к

Fre­

ud оценить эти его физиологические экскурсы иначе, как не серьезные, нельзя.

Вопрос о связях между аффектом и клиническим син­ дромом:

Рассмотрение этой темы д-р

Smirnoff сопровождает не столько возражениями, сколько указаниями на остаю­щиеся здесь, действительно многие неясности. Характер возражения носит только его заключительное (по данно­му разделу) замечание: «Используя в объяснении (исте­рического синдрома.—

Ф.Б.)

столь сложные чувства, как выгода и интерес больного, он (Бассин) вводит... в точности тот же аспект рассмотрения, что и психоанали­тики, не учитывая лить того... что эти выгоды... долж­ны быть для больного неосознаваемыми, — ибо в против­ном случае речь шла бы не об истерии, а о симуляции»[118].

По этому поводу я хотел бы сказать следующее. Я не думаю, что анализ зависимости истерического синдрома от «сложных чувств» специфичен для психоанализа. Как это непосредственно видно хотя бы из одной цитаты, при­водимой д-ром

Smirnoff, И. П. Павлов также полностью признавал важную роль в патогенезе истерии «сложных чувств».

Специфическим для психоанализа является не подчеркивание важной роли эмоций, а определенное представление о закономерностях, на основе которых эти эмоции развязываются и реализуют клинический синдром, и о факторах, которые при этом вовлекаются. Спор идет не о том, существенна ли «выгода» для прово­кации истерического сдвига, а о том, как этот сдвиг раз­вивается: на основе тенденций к «конверсии», к «симво­лизации» и т. п. или же в результате патологической фиксации нейродинамической основы синдрома в функ­ционально измененных по гипнотическому типу мозговых структурах истерика.

Что касается попутно затрагиваемого д-ром

Smirnoff вопроса, обязательно ли «выгода» должна быть неосозна­ваемой для того, чтобы возник истерический (а не си­мулируемый) сдвиг, то решение его мне представляется более сложным, чем это допускает д-р

Smirnoff. Жесткая формула д-ра

Smrinoff (неосознаваемый «интерес» при­водит к истерии, осознаваемый — к симуляции) последо­вательна, возможно, с психоаналитической точки зрения. Павловские же представления, подсказывают более гиб­кое понимание, отнюдь не исключающее возможности оформления исторических нарушений и при ясном осоз­нании больным «выгоды», которую эти нарушения для него имеют.

Д-р

Smirnoff, касаясь проблемы аффекта и синдрома, ставит также некоторые специальные вопросы: какие есть основания говорить о двух разных типах патогенеза истерии, какого рода «логические» связи мы имеем в ви­ду, когда говорим о «понятных» отношениях между пси­хологическим содержанием аффективного конфликта и характером функционального расстройства, какие формы истерии подразумеваются в разбираемых мною случаях,

и,  наконец, какое физиологическое обоснование имеет павловское представление о «роковых физиологических отношениях». Я могу ответить на эти вопросы, естествен­но, лишь самым кратким образом.

По поводу «двух типов патогенеза истерии». В моей статье (Вопросы психологии, 1958, №5), послужившей предметом критики проф.

Musatti, идет речь о более широком противопоставлении, а именно: психогенных функциональных расстройств, которые ни в какой связи с конкретным психологическим содержанием спровоциро­вавшего их аффективного конфликта не находятся, таким истерическим синдромам, анализ которых выявля­ет логическую связь, существующую между формой клинического расстройства и психологическим содержа­нием аффекта, вызвавшего это расстройство. Это проти­вопоставление заставило проф.

Musatti отметить сходство нашей трактовки с представлениями

Janet. Отвечая проф,

Musatti (Вопросы психологии. 1960, №3), я при­вел аргументы обосновывающие, как мне кажется, пра­вомерность нашей позиции. Повторять эти аргументы было бы сейчас излишним.

По поводу характера «логических» связей. Как уже было упо'иянуто, при павлоЕском (а не психоаналитиче­ском) понимании патогенеза истерических нарушений нельзя считать исключенной возможность возникновения подобных нарушений и на фоне ясно осознаваемых логи- ческтгх отношений (между «выгодой» и синдромом), не стоящих, однако, ни в какой связи с психоаналитической «конверсией» и т.п.

По поводу клинических форм истерии. В основном я согласен с тем. что в этой связи пишет д-р

Smirnoff (о неудовлетворительности существующих классифика­ций и т.п.).

Наконец, по поводу того, что следует рассматривать как «физиологическое обоснование» павловских пред­ставлений о патогенезе истерии. Соответствующий мате­риал был еще много лет назад накоплен павловской шко­лой в результате изучения особенностей функционального состояния центральной нервной системы истерикой и действия на этих больных разнообразных стимулов. Под­робные данные по этому поводу д-р

Smirnoff мог бы найти в полемике И. П. Павлова с

Janet, в работах Пав­лова, специально посвященных проблеме истерии и во< многих других источниках.

(Далее в «Ответе» излагаются кратко некоторые из положений, детально изложенных в основном тексте на­стоящей книги).

Дополнение к приведенному выше «Ответу д-ру

Smirnoff

»:

Д-р

Smirnoff заканчивает свою статью следующими словами: «Если бы я мог предложить проф. Бассину но­вое направление для нашего диалога, я избрал бы путь, который приведет нас, возможно, к лингвистике или к кибернетике. Я думаю, что основы психоанализа нельзя надлежащим образом рассматривать ни при так называе­мом определении позиций, ни прослеживая их в облас­тях, далеких от психосоматической клиники. Как разъяс­нения, так и критика психоанализа должны сосредоточи­ваться только вокруг его главной проблемы, а именно

вокруг вопроса о бессознательном

(разрядка наша.—

Ф.

Б.), понимаемом как особое явление» (там же, стр. 88).

Д-р

Smirnoff высказал это мнение в 1962 г. Я пола­гаю,