И тут перед Машиным взором предстал вышедший из-за спинки кровати её давний знакомец Сидор, а за ним она увидала ещё одну прекрасно ей знакомую физиономию Димона, так же, как и Сидор, чему-то откровенно ухмыляющемуся.
— Вы что тут делаете? — как-то неуверенно спросила их Маня, не представляя совершенно, где она находится, и что вообще тут происходит.
— Мы что, притащились на какой-то слёт? Здесь что, очередная реконструкция? — глядя на Сидора абсолютно чистым и незамутнённым ни единой мыслью взглядом, тихо поинтересовалась у него Маша. — А это? — неверяще, она уставилась на сидящего прямо перед ней незнакомца.
— Это Корней, — сказала она каким-то холодным и безразличным голосом. — А здесь, никакая не реконструкция, — посмотрела она на лежащий, на стуле рядом с её кроватью, так хорошо ей знакомый, местами с обколотым ложем арбалет и рассыпанные рядом с ним её личные, с красной меткой болты.
— А ты Маша из Кова, — неожиданно заговорил сидевший напротив мужик. — Амазонка и владелица троих мужей, везущая богатый караван куда-то на юг, по своим нуждам. А точнее двух мужей и одного телохранителя, которого порой также пользуешь в качестве своего мужа. Для разнообразия, — пояснил он, чуть улыбнувшись. — Когда бывает к тому охота.
— И не спорить, — резким и неприятным голосом пресёк он попытавшуюся что-то недовольно возразить Машу. — Ты, благодаря своей пьяной болтовне, приобрела необычайно высокий статус в их обществе, — кивнул он в сторону предполагаемой двери. — И не вздумай его нарушить, пытаясь, что-либо кому объяснить. Для всех, мы твои мужья. Все трое! Профессор твой больной отец, которого ты любишь трепетно и нежно, и теперь везёшь заболевшего на море отдыхать и погреться на тёплом песочке.
— И не вздумай это открыто оспорить! — жёстким, холодным тоном тихо обрезал он её очередную попытку что-то возразить. — Иначе нас просто убьют, тут же. И никакое моё мастерство, или ваша стрельба из арбалетов, нас не спасут. Тут народ суровый и на расправу скорый. И их тут много. Чихнуть не успеем, как вздёрнут за шею на ветку. А то и на кол не сочтут за труд посадить. Не шути с этим.
— Это я что? — злобно посмотрела на него Маня, начиная приходить понемногу в себя. — Может, я ещё должна и демонстративно, на глазах у всех, ещё и спариваться со своими мужьями, всеми тремя одновремённо?
— Жить захочешь — спаришься, — жёстко отрезал Корней, глянув на неё злым, полыхнувшим гневом взглядом. — Но, к нашему счастью, в настоящий момент это совсем не обязательно, — тут же поторопился он её успокоить. — Здесь это, как раз, никого не интересует. Но, официально, перед всеми, статус твой и свой мы будем поддерживать. Так что вставай, пей свой кофий и не вздумай забыть, кто ты такая есть. Веди себя соответственно.
— Кофий, мэм, — необычно чопорно и торжественно проговорил, стоявший тут же, рядом с её кроватью Сидор, с исходящей паром кружкой на маленьком, расписном блюдце и с полотенцем, перекинутым через руку.
— Спасибо, — растеряно проговорила спросонья Маня, устраиваясь, полусидя в кровати и принимая из рук Сидора парящую кружку.
— А вот благодарить, не стоит, — тут же оборвал её сидящий напротив мужик. — Амазонки редко кого благодарят. И никогда это не относится к их мужьям.
— Да уж, Маня, ты давай, избавляйся от своих вредных привычек всегда говорить 'спасибо' за любую мелкую услугу, — тут же добавил Димон, вставая в её ногах и вытягиваясь чуть ли не во фрунт. — Мы тут насмотрелись вчера порядков, принятых в их обществе, — добавил он полушёпотом, — и нам здесь совершенно не нравится. Надо сваливать и ждём только тебя.
— Что это за гадость! — чуть ли не в полный голос заорала Маня, успевшая за время его речи рассеянно отхлебнуть глоток того пойла, что только что подал ей Сидор, так и продолжающий стоять, рядом с её кроватью.
— Ваш кофе, мэм, — тут же уточнил Сидор, криво ухмыляясь. — Или, точнее, то, что они им называют. Дрянь редкостная, но о-очень дорогая и престижная. Как на Вас, мэм, смотрели ваши собеседницы, когда Вы рассказывали им о том, как мы, Вам, мэм, подаём кофий в постель. Это надо было видеть, — Сидор восхищённо покрутил головой.
— Сидор, скотина, — поморщилась Маня, — прекрати мэмкать и вежливо выкать. У меня от твоего мэмканья ещё больше голова разболелась.
— Не могу, мэм. — тут же перестал улыбаться Сидор. — По статусу, не положено. Тут, один такой, вчера тыкнул своей госпоже, так теперь на колу корчится. Можете подойти к окну, посмотреть. Он там, — Сидор кивнул в сторону настежь распахнутого окна, из которого до Мани доносились какие-то невнятные звуки, напоминающие редкое мычание коров.
— А ну, — грозно нахмурила свои брови Маня, — живо все отвернулись, мужья чёртовы. — Кто посмеет глаз скосить, сама, лично, на кол посажу, — грозно добавила она, вскакивая с кровати, как только все отвернулись.
Торопливо, трясущимися руками натянув аккуратно сложенные на стуле рядом с кроватью штаны, застегнув рубашку на все пуговицы, она старательно заправила её в брюки, и, приведя себя, таким образом, в относительно приличное состояние, зашлёпала босыми ногами по чисто вымытым половицам в сторону окна.
— Что это?! — тихим, каким-то невыразительным, полным ужаса голосом, выговорила, чуть ли не по слогам, Маня. — Что это такое, я вас спрашиваю? — начиная повышать голос, требовательно спросила она, уставившись гневным взглядом на спины так и не повернувшихся к ней лицом, друзей.
— Это такое наказание здесь, за неуважение к своей госпоже, — тусклым голосом откликнулся Димон, так и не повернувшись к ней. — Так что, Маня, здесь не шутят. И если говорят, на кол, то это и значит, на кол.
— И вы, скоты, на это вчера смотрели и не вмешались? — презрительно проговорила Маня, сморщив свой носик. — Да-а, — протянула она, — от вас, ребята, я такого не ожидала.
— Направо посмотри, в глубь двора, дура, — тихо бросил ей Сидор, внешне больше никак не прореагировав на оскорбление и так же, как Димон, даже не обернувшись. — Видишь лошадушек под седлом? Это патруль, — пояснил он Маше, что-то невнятно промычавшей в ответ на его предложение. — Он здесь отвечает за правосудие. И наказывает виновных сам, без всякого суда, в соответствии с общими уложениями и со своими собственными понятиями об оскорблении и защите чести и достоинства амазонок.
— А теперь посмотри налево, — продолжил он. — Видишь кучки мусора, валяющиеся возле кухонных ворот? Это те, кто вчера попробовал им посопротивляться. То, что собаки ещё не обглодали. Хорошие здесь собачки Маня, — тихо проговорил он, — прожорливые.
— Что здесь происходит? — так же тихо откликнулась наконец-то Маня, справившись с тошнотой, подступившей к горлу от мерзкого зрелища, наблюдаемого ею во дворе.
— Если Вы, госпожа, обратили своё внимание, то рядом с тем несчастным, есть ещё парочка кольев. Как раз для таких прытких, какими вы посоветовали быть Сидору с Димоном, — раздался холодный, злой голос Корнея, всё так и сидевшего на прежнем месте, и, до того, молча наблюдавшего за реакцией Мани на зрелище за окном. — Не думаю, что кому-либо из здесь присутствующих хочется разделить участь того бедолаги, — кивнул он в сторону окна.
— Может, свалим отсюда, по-тихому, — неожиданно трезво и спокойно спросила его Маня, отворачиваясь от окна.
— Не выйдет, — тихо ответил ей Корней, внимательно глядя на неё. — Вы, госпожа, ещё не допили свой кофе и не совершили утренний туалет. А ещё надо представиться начальнику патруля. Да и нас, заодно, представить, а то мы и так, на волоске висим и живы лишь потому, что нас, благодаря Вам, — склонил он голову и совершенно серьёзно, без всякой насмешки, посмотрел ей в глаза, — прекрасно здесь уже знают по вашим откровенным рассказам.
— И, большая просьба, — продолжил он, наблюдая, как Маня, вернувшись к постели, попыталась, было, начать прибирать постель, — никаких действий прислуги.
Подойдя к ней вплотную, он осторожно вытянул из рук замершей от удивления Мани одеяло, которым она хотела, было, застелить кровать и осторожно отодвинул её в сторону.
— Для того вы и содержите трёх мужей, чтобы самой не прибираться, — пояснил он, без малейшей
