качестве финансового директора административного комитета свободной экономической зоны “Находка”. Новому зампреду правления тоже поначалу не нашлось кабинета, и он расположился за столом для совещаний в одном кабинете с Трапезниковым.
Когда Андрею сообщили, что Медведев вышел с больничного, он позвонил и попросил Сергея зайти.
— Как, опять? — почти смеясь спросил Медведев. — Андрей, я все понимаю, я здесь не задержусь, но у меня есть одна просьба.
— Какая?
— Можешь мне сказать, где вы окажетесь в следующий раз?
Так что застрявший на целых десять лет в РАО Чубайс сделал счастливым как минимум одного человека. Сергея Медведева, которого перестал преследовать кошмар по имени Андрей Трапезников.
Новый глава РАО, хоть и был в глазах его персонала лучше Бревнова и даже вольты с ваттами не путал, оставался человеком чужим для отрасли, да еще с репутацией активного политика-либерала. А любая профессиональная каста стремится оградить себя от проникновения чужих. А если уж чужой каким- то образом введен в корпорацию, то, во-первых, его все равно постараются держать на дистанции, а во- вторых, будут систематически сужать его власть, технично саботируя все распоряжения, которые можно саботировать.
В известном смысле такое поведение профессиональной касты, а каста энергетиков в России, как уже говорилось, одна из самых старых, организованных и закрытых каст, — это защитный рефлекс, попытка оградить отрасль от неграмотных или вредных решений. Возможно, со временем, после прохождения “карантинного срока”, когда всем станет ясно, что наделенное полномочиями лицо не представляет угрозы для отрасли, каста может принять его власть.
У Чубайса не было времени на “карантин”. Власть надо было брать сразу и полностью.
— Важно с самого первого шага себя очень точно заявить. Именно точно, — повторил Чубайс. — Что это значит? Это значит, что нельзя оставлять даже тени сомнения в абсолютной обязательности исполнения любых команд. Все решения должны быть реализованы от “А” до “Я” в установленный срок, а об исполнении доложено. Любой намек даже на то, что начальник может забыть о своих указаниях или передумать, немедленно и необратимо разрушает управляемость структурой. А с другой стороны, ни в коем случае нельзя пытаться претендовать на то, что ты хоть что-то понимаешь в этом деле. Тебя поймают сразу же. И вот в узком коридорчике между двумя этими почти взаимоисключающими требованиями лежит путь от полномочий к власти в принципиально новом для тебя деле. То есть, с одной стороны, немедленно и без дискуссий оторвать голову первому же не сделавшему порученного. С другой — говорить только там и тогда в той узкой части, где ты точно уверен, что не напорешь глупостей.
— Управляемость для компании такого масштаба, как РАО “ЕЭС”, — это все. — Чубайс продолжает излагать свой взгляд на теорию и практику менеджмента холдинговых компаний. — И если ее нет, то тебе здесь просто нечего делать, и будешь ты делать реформы или нет, не имеет никакого значения. А если окружающая тебя среда агрессивно настроена, то здесь как в уличной драке: выбираешь самого сильного и начинаешь с него.
Сложилось так, что самый сильный сам выбрал Чубайса. Из всех семидесяти трех генералов — руководителей региональных АО-энерго единственный человек входил в состав совета директоров РАО. Это Валентин Федорович Боган — гендиректор “Тюменьэнерго”. Компания крупнейшая в РАО после “Мосэнерго”. Не просто большая, а огромная, и ее вес, особенно в конце девяностых, был просто запредельным. Вся тюменская генерация была выстроена под нефтяников. И когда добыча нефти упала, у “Тюменьэнерго” появились избыточные мощности, которых хватало для Урала и Сибири. На ней тогда, говорят в РАО, реально держалось две трети энергетики страны.
Это компания. Теперь ее гендиректор. Богану осенью девяносто девятого исполнялось шестьдесят. Энергетик по образованию, всю жизнь в системе. Прошел по ступенечкам путь от простого инженера службы высоковольтных сетей до гендиректора крупнейшей региональной энергокомпании, которую возглавил в 1992 году. Авторитет в отрасли непререкаемый.
И вот Боган осторожно, но настойчиво стал двигаться по пути отделения “Тюменьэнерго” от РАО. Даже не против лично Чубайса, а строго в интересах своей компании, региональных властей и бизнеса. Весной
1999 года в Думе появился законопроект о выделении “Тюменьэнерго” из РАО “ЕЭС России”. По мнению еженедельника “Коммерсантъ-Власть”*, за этим законопроектом стоял набравший к тому времени необычайную силу первый вице-премьер Николай Аксененко, который вместе с Романом Абрамовичем решил таким образом ослабить позиции Чубайса. Кроме того, кстати, с независимой “Тюменьэнерго” проще решать вопросы тарифов и энергообеспечения работающей в регионе той же “Сибнефти”, совладельцем которой был Абрамович. Депутаты выступили против разрушения единства энергосистемы.
Правда, для этого Чубайсу пришлось добиться того, чтобы авторы отозвали свой законопроект из Думы. Информацию о том, что “Тюменьэнерго” может быть передана под контроль “Сибнефти”, он назвал выдумкой СМИ. Понятно, что у этой выдумки была некая почва. Что касается вывода “Тюменьэнерго”, то Чубайс был предельно категоричен:
— Этого никогда не будет! Никто и никогда не сможет вывести что-либо из состава РАО “ЕЭС России”.
“Выводить” собственность из РАО с помощью простого принятия нужных законодательных решений действительно больше не удавалось никому. А вот уводить активы РАО с помощью разных тонких и грубых схем пытались сотни раз. И не всегда безуспешно.
Следующую попытку отделиться от РАО предпринял уже сам гендиректор “Тюменьэнерго” Валентин Боган. Ему, как отметил еженедельник “Коммерсантъ-Власть”2, не понравилось, что Чубайс стал разбираться, почему западносибирские энергетики реструктурируют долги вполне кредитоспособным нефтяным компаниям, работающим в Тюмени.
— Здесь дело даже не в конкретных финансовых претензиях компании, — объясняет Чубайс. — Дело в том, что в глубине души практически каждый генерал хотел бы, чтобы его сорок девять процентов акций из РАО передали государству, как это и предлагалось в законопроекте Богана. Назначает и увольняет гендиректора в этом случае не РАО, а государство, что делает его де-факто независимым от системы. А идеологию такого решения вам без труда обеспечит гендиректор любого АО-энерго. Он объяснит вам, что у них в регионе, например в Пензе, совершенно особая ситуация и что они лучше, чем в Москве, знают, что им делать и как развиваться. И все смотрели на Богана, который решился воплотить тайные чаяния многих директоров. Все выжидали: получится у него или нет. Но в этом же была и роковая ошибка Богана. Мечтать-то директора мечтали, но как профессионалы, как каста они понимали, что расчленять энергосистему нельзя, это преступление против отрасли, гораздо более тяжелое, чем какая-то непонятная реформа, затеянная Чубайсом. И вот этим Боган дал мне шанс для контратаки.
— Если бы он просто выступал против реформы, либерализации, требовал бы больших прав для АО- энерго, то как противник поставил бы меня в очень тяжелое положение, — признается Чубайс. — Атаковать такого влиятельнейшего в отрасли человека с позиций “Да здравствует рынок! Да здравствует отделение сетей от генерации и привлечение частных инвесторов!” — я не много шансов имел бы на успех. А тут он законопроект внес в Думу, нарушающий фундаментальные понятия в отрасли. Вот с этого момента я понял, что все складывается замечательно. Я понял, что могу и обязан его сломать. Это во-первых. Во-вторых, жестко и даже жестоко, и, в-третьих, уничтожить демонстративно, на виду у всех. И главное, что он сам все сделал так, что моральное преимущество было на моей стороне. Атаковать такую фигуру только силовыми ресурсами бесполезно, ничего не добьешься. Голову оторвать — оторвешь, а управляемость все равно потеряешь.
Боган сам вооружил Чубайса, и тот начал действовать.
Дальнейшее было делом техники. Сначала — блокировать вредоносный законопроект с широким пиаром. Параллельно в Тюмень высаживается десант из РАО с финансовой проверкой. Потом — решение правления РАО “ЕЭС” об увольнении Богана и назначении с 1 октября 1999 года на его место нового гендиректора. Тут обстоятельства так удачно сложились, что в сентябре Богану исполнилось шестьдесят, а контракт его истек как раз 1 октября.
