Системой бизнес-планирования, соединенной с KPI, в РАО гордятся, как кажется, не меньше, чем самой реформой корпорации. Система KPI вооружила “неэнергетиков” реальной властью в среде энергетиков. Всем стало понятно, за что казнят, за что милуют. И разговоры типа “вы в этом не разбираетесь” потеряли всякий смысл.
Государственная собственность научила людей зарабатывать не на продажах, а на закупках. Когда ты на государственные деньги (деньги госкомпании), то есть, по сути, неизвестно чьи, делаешь закупки, то стимулы торговаться по цене с продавцом ослабевают. Они ослабевают по мере готовности продавца делиться с покупателем частью выручки. Убогая, примитивная схема. Но работает.
РАО — огромная закупающая система. Общий объем закупок на разные нужды в те годы составлял 320 миллиардов рублей в год, а в 2007-м дошел до 600 миллиардов.
Уринсон, которому было поручено разобраться с закупочной деятельностью, стал вводить стандарты на закупку всего: топлива, сырья, материалов, ремонтных услуг. Все закупки — только по конкурсу. Не покупаешь по конкурсу—остаешься без всех премий. Второй раз игнорируешь процедуру — увольнение. Внедрялось все это сложно, с диким скрипом и сопротивлением. В лишение премий поверили сразу, а в то, что могут уволить за закупки без конкурса, — это уже слишком. Так считали недолго. Очень скоро Чубайс уволил именно за это крупную фигуру —- гендиректора одной из двадцати девяти федеральных станций. Внедрение стандартов закупок пошло значительно легче. Хотя сама проблема оказалась очень сложной технически. Уголь или ремонт — понятно. А турбины, а проекты? Появились аукционы, конкурсы, потом еще множество видов разных процедур. Все это оказалось сложнейшей сферой регламентации. Как говорит Чубайс, все регламенты РАО по этой теме весят не менее двадцати килограммов. Вот такие получились нормативы.
Самое интересное, что бизнесмены, пришедшие в РАО, — Михаил Абызов, Леонид Меламед, — поначалу следили за всей этой работой с кислым, как говорит Чубайс, выражением на лице. Да, да, знаем, мол, ваши процедуры закупок для госнужд. Когда Уринсон докладывал какую-то тридцать шестую методику процедуры закупки мазута, Абызов с Меламедом просто подхихикивали: мы-то знаем, как на самом деле надо мазут закупать, нам-то не надо объяснять.
Это выражение на лице, по наблюдениям Чубайса, они сохраняли года полтора после введения новой процедуры закупок.
— Тут в какой-то момент приходит ко мне Абызов, — говорит Чубайс, — и сообщает, что он полностью пересмотрел свою позицию. “Какую позицию, что случилось?” —
Самое интересное, что он этот план выполнил и, в соответствии со своим KPI, заработал столько денег, что Уринсон сломал голову, размышляя над тем, как же выплатить эту совершенно законно заработанную, но очень большую сумму топ-менеджеру РАО.
В компанию Чубайс попал как на пожар. Неплатежи, неуправляемость, несостоятельность (находящиеся в судах десятки исков о признании банкротами дочерних компаний РАО). И, как и положено, собственно пожар.
Посреди ночи 20 августа Андрея Трапезникова разбудил звонок. Измученный бесчисленными перелетами и хроническим недосыпанием, он меньше всего был настроен с кем-то общаться, да еще в такой час. Дело в том, что 17 июня, ровно за два месяца до дефолта, — так получилось — президент Ельцин назначил главу РАО “ЕЭС” своим представителем по связям с международными финансовыми организациями в ранге вице-премьера.
Премьер, правда, уже бывший, Виктор Степанович Черномырдин высказался и по поводу этого назначения.
Оценивая новые обязанности Анатолия Чубайса, Черномырдин отметил, что “пока взлета не видит”. По его мнению, А. Чубайс человек не простой, но экономист настоящий. С его новым приходом “хуже не будет, потому что хуже некуда”3.
ЧВС выступил с этим заявлением в Казани 19 июня, то есть через день после назначения Чубайса. И действительно, прошло целых два дня, а новый представитель президента все еще ничего не добился ни от МВФ, ни от Всемирного банка. Никаких взлетов.
Единственное рациональное объяснение столь пристального и строгого внимания бывшего премьера к своему бывшему подчиненному может заключаться в том, что у Черномырдина к тому времени никакой должности, кроме лидера забытой сегодня партии “Наш дом — Россия”, не было. А главное дело политика — критиковать, невзирая. Так что это ЧВС по работе.
Ане “по работе”, то есть по-человечески и по здравому смыслу, Черномырдин, надо отдать ему должное, не раз потом помогал Чубайсу. Он использовал свое влияние руководителя межфракционного объединения “Энергия” в Госдуме для поддержки предлагаемых РАО законопроектов. В июле 2001 года он выступил на ключевом для реформы заседании касьяновского правительства, где обсуждалось знаменитое постановление № 526 “Основные направления реформирования электроэнергетики”, вокруг которого шла тяжелая позиционная борьба. Постановление пробивалось с большим трудом, и однозначная положительная позиция ЧВС сыграла свою роль.
А сам Чубайс, как ни вырывался, как ни клялся, что на госслужбу ни ногой, оказался-таки на два с половиной месяца “в ранге вице-премьера” по совместительству. Он мотался между Лондоном, Нью-Йорком и Вашингтоном, пытаясь убедить МВФ и Всемирный банк выделить России стабилизационный кредит, а крупнейших инвесторов — не выводить деньги. Трапезников рассылал по миру факсы на бланках РАО (других у него не было), организуя встречи своему шефу — представителю “в ранге”. А когда встречи были согласованы, мотался с ним по мировым столицам. Чем все закончилось, настолько хорошо известно, что уже почти забыто. Денег МВФ дал, дефолт тем не менее наступил, и страшно хотелось от всего этого отдохнуть.
Голос в трубке сказал Трапезникову, что будет говорить Чубайс. Чубайс говорил не долго:
— Андрей, у нас пожар, — сказал он.
“Ну, пожар так пожар”, — подумал не вполне проснувшийся Трапезников и сел на кровати. “Дефолт, девальвация рубля, мировой финансовый кризис... А пожар здесь при чем? — медленно соображал он. — Так это что, настоящий пожар? У нас в офисе?”
Горело то самое легендарное здание в Китайгородском проезде, где располагалось советское Минэнерго, вместе с кабинетом, непростительно не занятым Бревновым и доставшимся теперь Чубайсу. Но все это не имело уже никакого значения. Главная задача в тот момент состояла в том, чтобы огонь не перебросился на блок, где располагалось Центральное диспетчерское управление — ЦДУ. А ЦДУ—это электроэнергетическое все. Именно здесь перераспределяются потоки электроэнергии от избыточных регионов России к дефицитным, именно здесь сглаживаются пиковые нагрузки и последствия аварий, именно благодаря ЦДУ энергетические системы России едины. Огонь мог перекинуться на ЦДУ в любой момент — горело так, что вызвали вертолет, и он таскал воду из Москвы-реки. Пожар был по высшему разряду — пятому.
¦— Еду, — бросил Чубайсу окончательно проснувшийся Трапезников и минут через сорок был на месте. Он надел белую рубашку, галстук, костюм. У каждого на пожаре своя униформа. Кто надевает жаропрочный скафандр, кто — прикид для телекамер. Человек, на протяжении нескольких лет отвечающий у Чубайса за связи с прессой и публикой, без подсказки понимал, что где пожар, там наверняка журналисты. Особенно если учесть, что горит и у кого. Шефа Трапезников обнаружил в самом центре событий, на крыше. Внизу у здания уже собралось большое количество репортеров с фото- и телекамерами.
Пожарные боролись с огнем, Чубайс что-то там говорил пожарным, а Трапезников что-то рассказывал в телекамеры.
Когда огонь был потушен, ЦДУ спасено, а журналисты разошлись, Чубайс задумчиво произнес:
— Что-то многовато получается в одни руки, перебор: дефолт, девальвация, пожар...
