Шаронов отлично вписался в реформаторскую команду Но, разумеется, с соблюдением чиновничьей субординации. Все-таки его работодателем было государство, а не РАО “ЕЭС”.
— Минэкономразвития часто идентифицировали с Чубайсом, хотя у нас и были свои разборки. Полностью довериться ему мы не могли,—признается
Шаронов.—Поэтомучасто проверяли его позицию на потребителях, на других оппонентах и пытались заставить их критиковать позицию РАО “ЕЭС”. Это похоже на историю про человека, который не умел играть в шахматы, но пытался состязаться с двумя гроссмейстерами. Он делал первый ход, смотрел, как ответил ему гроссмейстер,—и переносил этот ход на вторую доску. В нашей ситуации было важно найти, кому отдать ход. Найти таких оппонентов, которые были заинтересованы смоделировать для себя постреформенную ситуацию. То есть у нас был ряд критериев, по которым мы проверяли те или иные инновации, — и такая дискуссия шла у нас постоянно.
Осенью прошлого года Шаронов перешел в “Тройку Диалог” на должность исполнительного директора.
— Направление движения задал президентский указ 1997 года о реформировании естественных монополий — энергетики, железной дороги, газовой отрасли и связи, — рассказывает он за чашкой чая в своем офисе. —Логика для всех отраслей была довольно стандартной. Разделение потенциально конкурентных и монопольных видов деятельности, вывод конкурентных секторов на рынок, уменьшение до нуля доли государства в них — и увеличение государственного присутствия в монопольных видах деятельности, серьезное усиление регуляторных полномочий государства.
Шаронов объясняет, что по такой же логике развивались структурные реформы во многих странах:
— К началу 2000-х мир в разных сферах и в разной степени успеха уже опробовал эту формулу.
Пример удачного опыта — английская энергетика, энергетика в Скандинавии: это примеры высокой степени децентрализации, либерализации. Но хватало и неудач.
— В той же Англии на железной дороге управляемость упала ниже уровня 1937 года. Был ряд аварий, поезда постоянно опаздывали. Железнодорожную компанию сделали полностью публичной, и никто из инвесторов не заботился о безопасности и надежности движения. Неудачной была реформа электроэнергетики в Калифорнии,—перечисляет Шаронов. И добавляет, оживившись: —Любопытно, кстати, что во время дискуссий о российской реформе калифорнийскую ситуацию использовали в качестве аргумента как противники, так и сторонники преобразований.
Поздней осенью 2000 года Минэкономразвития выработало основные подходы к российской реформе электроэнергетики. Главный принцип: конкуренция возможна в производстве и сбыте электроэнергии, поэтому эти функции надо передать в частные руки, а в сетевом и диспетчерском хозяйстве контроль надлежит оставить за государством.
— Привлекли на конкурсной основе Arthur Andersen, и даже спорили с ними так по-взрослому— кажется, по поводу отделения сбытовых компаний от генерации, — припоминает Шаронов. — А потом началась эпопея с комиссией Кресса. Идея создать ее, как я понимаю, возникла в голове у президента, который сталкивался с большим количеством мнений и решил перепроверить все аргументы оппонентов. Задача была выявить, артикулировать и систематизировать все оценки и идеологемы, которые существовали на тот момент по поводу реформирования энергетики.
То есть Шаронову с коллегами из Минэкономразвития надо было нарисовать таблицу для президента, из которой было бы видно — кто за, а кто против и почему
Летом 2001 года, когда Минэкономразвития и РАО “ЕЭС” смогли провести через правительство знаменитое постановление № 526 об энергореформе, ее сторонники праздновали победу. Но оказалось, что преждевременно.
— Мы-то думали: теперь законы о реформе—просто дело техники... Аза-коны только через два года были приняты, — разводит руками Шаронов.
За долгую чиновничью карьеру ему довелось представлять в Госдуме множество законопроектов.
— Но такого количества головной боли, как с этими, не припомню, — и сейчас удивляется он. — Я целый год провел на Охотном ряду! А это говорит о простой вещи: те вопросы, которые мы недоспорили в комиссии Кресса, в полный рост выплыли там.
Только теперь к вражескому лагерю примкнули еще и депутаты.
— Чуть до драки не дошло однажды, — посмеивается бывший замминистра. — Был там такой депутат Тихонов, мы с ним через стол сидели, так что подраться не получилось бы, но личные оскорбления уже звучали.
Кстати, Тихонов, закончив депутатство, перешел в ГидроОГК и теперь занимается вопросами гидростроительства как советник председателя правления.
Под конец Шаронов говорит:
— Огромное количество людей ждало провала реформы, огромное. Поэтому мы из двух зол — опоздать или сделать ошибку — выбрали первое. Согласно планам, РАО “ЕЭС” должно было закончить свое существование в 2004 году Вот вам уже и на четыре года сдвижка. Потом, мы ведь не сразу начали делить РАО “ЕЭС”. Идея была в том, чтобы сначала прошли все внутрихолдинговые процедуры, чтобы сохранялась единая вертикаль управления. Тот же рынок запустили в условиях стопроцентного тарифного регулирования, торговля в “АТС” начиналась с продажи излишков. Ничьих интересов это не могло ущемить, зато позволяло наладить взаимодействие “Системного оператора” и АТС, заказать и проверить все нужное программное обеспечение для биржевой торговли... То есть мы очень долго отмеряли, прежде чем отрезать. Тренировались в полухоло-стом режиме. Я считаю, это была правильная тактика для реализации этой реформы. Медленные темпы реформы снижали ее риски.
— С моей точки зрения, цель всех реформ, которые нужны стране, — это создание конкурентных отношений по поводу чего угодно. Рынка, другими словами. Поэтому реформа РАО “ЕЭС” — это прежде всего создание рынка электроэнергии. — Сенатор Валентин Завадников излагает свои либеральные взгляды, вольно раскинувшись в кожаном кресле.
Одет он в черные джинсы и футболку с короткими рукавами, открывающими внушительные бицепсы—в тот день в Совете Федерации не было пленарного заседания, и официальным дресс-кодом можно было пренебречь. Из-за такой экипировки Завадников похож на боксера перед выходом на ринг. “Валя — он вообще-то такой жесткий и отвязанный. Если что-то делает, то лучше не суйся, оторвет все, что можно”, — характеризует его Чубайс.
Главная битва Завадникова уже в прошлом: он курировал реформу РАО “ЕЭС” в качестве первого зампредседателя правления компании в 1998-2001 годах. Но, судя по его речам, боевого настроя не утратил до сих пор.
— У сколько-нибудь думающих энергетиков в конце девяностых уже были представления о том, что торговля электроэнергией может происходить как-то иначе — не так, как устроено в России, — рассказывает Завадников. — Как показал опыт человечества за последние семь тысяч лет, любой товар лучше продавать на конкурентном рынке. А у нас электроэнергия продавалась каким-то другим образом. Был холдинг РАО “ЕЭС”, региональные АО-энерго—дефицитные или избыточные—и федеральные электростанции. Если региональная система не справлялась с самообеспечением, она получала недостающую энергию по договоренности с другим АО-энерго или федеральной станцией. Между ними существовали такие отношения взаимопомощи. Система своеобразного квазиторга.
Вообще-то проблема организации рыночной торговли между энергетиками носила исключительно технический характер. Все трудности — оттого, что электроэнергия ведь должна потребляться в момент производства. Торговые платформы для рыночного оборота этого особого товара появились в мире от силы давадцать лет назад. Так что Россия здесь от мира вовсе не отстала. Во всех странах, которые задумали у себя энергетическую реформу, тоже приходилось демонтировать старую систему отношений в отрасли.
— Только у нас на это еще накладывалась ментальность совка. В нашей стране, в отличие от Запада, доверия к рынку как к инструменту не было, — подмечает Завадников.
Но бывший зампред Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг, в начале девяностых работавший финдиректором свободной экономической зоны “Находка”, этому инструменту доверял необычайно. Настолько, что в начале 2000-х яростно отстаивал идею разделить РАО “ЕЭС” на четыреста с лишним частей—по числу электростанций—и продать. А что? Быстро и либерально. Завадникову до сих пор досадно,
