Касьяновым — даже во имя реформы энергетики, — представляется Чубайсу довольно фантастическим.
Как ни странно, несмотря на все пакости Кудрявого, глава РАО “ЕЭС” не испытывает к нему ненависти — и охотно объясняет почему:
— Кудрявый переживает и болеет за энергетику. Ему совсем не безразлично, что будет с ней происходить. Он прожил в ней всю свою жизнь. Собственно, все девяностые годы Кудрявый де-факто был главным энергетиком страны. И он был очень активным — хотя, рискну сказать, на мой взгляд, предельно неэффективным как государственный руководитель. У меня к нему острые претензии за тот период, за недоделанные задачи в электроэнергетике со стороны государства. Но то, что Кудрявый совсем не формально относился к обязанностям своим, — это сто процентов. И его отношение к делу само по себе заслуживает уважения. Он мог бы сидеть тихо, не вылезать. На десятках совещаний в правительстве, помню, вице-премьер Олег Сосковец его мочалил в своем стиле — а Виктор Васильевич боролся с ним просто как лев.
— А теперь представьте себе, — продолжает Чубайс, — человек прошел путь от машиниста котла до замминистра, понимает все в электроэнергетике глубоко и по-настоящему. Доктор наук, между прочим, то есть преподаватель института. Авторитетный в отрасли человек, к нему многие прислушиваются. Он косноязычный немножко, но при этом понимает предмет очень основательно. И готов отстаивать свою позицию всегда и везде, даже там, где это мешает делу. Как вдруг на его поле появляется Чубайс, который не понимает даже, чем генератор отличается от турбины, и сообщает: все, что вы делали, неправильно, мы теперь вашу энергетику разрежем на кусочки, потом по-новому соединим и вольем туда какую-то мифическую кучу денег... Ну это же все равно что ребенка своего отдать на растерзание эскулапу какому-то! Безумие, с его точки зрения. А уж когда это безумие потихоньку начинает реализовываться, он этого совсем уже не может выносить.
Правда, поддерживать содержательную дискуссию с таким убежденным и энергичным оппонентом, по свидетельству бывшего заместителя министра Андрея Шаронова, было затруднительно:
•— Смысл позиции Кудрявого по поводу реформы сводился к двум вещам: первое, этого не может быть, потому что не может быть никогда, наша энергосистема — уникальная, других таких в мире нет; второе, вы ничего не понимаете в энергетике, уберите свои руки от нее. Мы-то апеллировали к зарубежному опыту — что в мире, мол, есть энергосистемы, в которых генерация отдельно, передача электроэнергии отдельно, сбыт отдельно, и все это работает — и диспетчерские управления с разным участием государства, и сложные энергетические рынки. А он просто упрямо стоял на своем.
Как стоял, так и стоит и по сей день. В конце девяностых, припоминает Чубайс, Кудрявый как-то раз заявил: ну ладно, этот деятель в энергетике ничего не понимает, это еще можно как-то вынести, — но мы- то думали, что он хотя бы своих дружков западных приведет, а те вложат пусть даже 50 миллионов долларов и построят что-нибудь в отрасли. Так нет же, в итоге оказалось, что Чубайс и этого не в состоянии сделать!
Он поторопился с выводами. Чтобы “дружки Чубайса” захотели вкладывать свои миллионы в строительство российских электростанций, потребовалось, как известно, ввести в стране современное законодательство
об электроэнергетике, добиться от властей разрешения на приватизацию ОГК и ТГК, подготовить их к продаже в нужный момент, чтобы не продешевить... Иностранцы, как и российские инвесторы, усилия оценили: за два года в энергетику с помощью IPO генерирующих компаний было привлечено 30 миллиардов долларов, за ближайшие три года должно прийти еще 90 миллиардов. Тут-то, казалось бы, и сбылась мечта Кудрявого об инвестициях и новых стройках?
Да нет же, возмущается энергетик, все опять было сделано неправильно:
— Продали все очень дешево, нормальной цены не дождались. Как в басне: продаю рубли по копейке. Лучшие продажи у нас были за семьсот долларов за киловатт. Это в два раза ниже, чем стоит энергетика в мире. А почему? Говорят, в России нет денег. Это не так. У нас семь лет профицитный бюджет. Вложения в инфраструктуру бюджетных средств — это колоссальная эффективность для всей экономики. И Япония, и Франция, и Германия, когда вкладывают из бюджета, то получают общий эффект для развития бизнеса — большого, малого, среднего; конечно, это очень выгодно. Потом, государство же потеряло рычаги влияния на генерирующие компании! Контрольные пакеты теперь не у него — у Вексельберга, Дерипаски, Потанина... Теперь они хозяева. Захотят — будут делать инвестиции, не захотят — не будут. В Китае почему строят по шестьдесят-сто ГВт в год? Там что, только бюджетные средства? Нет. Туда и иностранцы идут, и частники. Но основные рычаги управления, понимая, что такое энергетика для любого государства, китайцы себе оставляют.
Кудрявый по-прежнему борется с Чубайсом и его реформой. Публикует статьи и брошюры об угрозе приватизации генерирующих мощностей для энергетической безопасности страны. Протестует против ликвидации РАО “ЕЭС”. Требует монополию восстановить и вернуть в собственность государства... Прощаясь с нами после интервью в кофейне, энергетик с надеждой повторял:
— Ну скажите, у вас же тоже, наверное, в вашей профессии бывает так: вот вы видите, что кто-то делает что-то совсем неправильно... Ведь вы же не стали бы с этим мириться, правда же? Ведь нельзя же с этим мириться?
По мнению Чубайса, самый последовательный его оппонент противостоял реформе абсолютно искренне и бескорыстно. Даже когда обращался к генеральному прокурору Устинову с письменной просьбой открыть уголовное дело и приостановить деятельность Чубайса, который разваливает российскую энергетику.
— Естественно, человек этой ментальности не видит другого способа врага остановить, кроме как написать донос, — снисходительно вздыхает Чубайс.
Но самым эффективным борцом с реформой, по его классификации, был вовсе не болеющий за энергетику технократ советской школы. И не друг спецслужб в премьерском кресле. А тот человек, которому Чубайс с некоторых пор прилюдно перестал подавать руку.
— О таком противнике, как Кудрявый, только мечтать можно. Андрей же—не-ет, серьезное дело. Глубокий, технологичный, сильнейший соперник, который сделал много мощных шагов в чисто аппаратном стиле.
Чубайс добродушно улыбается и рассказывает, как советник президента Андрей Илларионов создавал комиссию Кресса при Госсовете (“Это ведь его изобретение, знаете?”). В 2000 году проект реформы был вынесен на обсуждение Госсовета. Губернаторы проект дружно забраковали. Записали в протоколе: принять к сведению, создать комиссию, изучить...
— Я ровно год на этом потерял, —- качает головой Чубайс, отдавая должное талантам своего оппонента. — Он же ухитрился собрать в комиссии Кресса всех моих противников из самых разных миров, которые при совмещении должны были бы взорваться, как атомная бомба. Кудрявый говорил одно, губернаторы — второе, миноритарные акционеры — третье. Сам Илларионов утверждал, что сети — такой же конкурентный сектор, как и генерация, и нам необходим конкурентный доступ к сетям, они должны быть все частными, а инвестиции в энергетику — это бессмысленный проект. Мол, приток инвестиций, тем более иностранных, ухудшает макроэкономические параметры и тем самым ослабляет рубль, а нам нужен, наоборот, отток капитала из страны — известная его конструкция. Но Андрей мастерски, замечательным бюрократическим языком изложил все это в целостном документе. Блестяще! Проинтегрировать политический ресурс взаимоисключающих оппонентов в единую конструкцию — это дар, который у Андрея на очень высоком уровне. Грамотный, сильный боец, да еще и полемист выдающийся, чего уж там скрывать.
— Я очень уважаю Андрея, но его поведение в этой истории было неконструктивным, — чеканит каждое слово Шаронов. — Обычная его тактика на комиссии Кресса: он не приходил на обсуждения, хотя мы его приглашали все время. И так тянулось долго, до последнего момента, пока мы вынужденно не согласовывали какой-то вариант без учета его мнения, — и тут он публично заявлял, что это полная ерунда. У меня было и есть ощущение, что он сознательно так делал. С нас же каждый день спрашивали: как мы продвинулись в согласовании позиций? Не знаю, почему он так себя вел.
— Я давно с ним знаком, но не понимаю до сих пор, чего же он хотел добиться. Нереструктурированное РАО — очевидная глупость, — пожимает плечами Дмитрий Васильев. — Ведь
