Да и отцу российской приватизации в роли руководителя РАО, выбивающего долги у неплательщиков, миноритарии симпатизировали. Акции энергетической монополии, “голубой фишки № 1”, были тогда в портфелях у всех них.
Менеджмент РАО на эту симпатию взаимностью ответить не мог, потому что миноритарных акционеров как влиятельную силу в компании попросту не рассматривали.
— И как раз тогда появилась знаменитая идея Валентина Завадникова о том, чтобы раздробить РАО на четыреста частей и побыстрее продать, — вспоминает Васильев. — Ошибка его состояла в том, что он не учитывал: отношения собственности в РАО “ЕЭС” уже состоялись. Если бы компания не была приватизирована — никаких проблем с реализацией идеи Завадникова не было бы, это было бы хорошо с антимонопольной точки зрения и т.д. Но мы-то успели приватизировать РАО “ЕЭС” в девяносто четвертом году, продав довольно крупный пакет через чековые аукционы [Васильев в то время был зампредом Госкомимущества]. И продали не рабочим, которых можно было как-то задурить, а портфельным инвесторам, которые четко понимают, что хотят. И они понимали, что полностью теряют все свои вложения при таком раздроблении, получают взамен ликвидной акции что-то, что для них просто не является активом. Поэтому, я считаю, их позиция была объективно разумной.
Завадников эту позицию демонстративно игнорировал, что, по мнению его бывшего начальника в ФКЦБ, было просто опасным заблуждением:
— Если кота припереть к стенке, вместо этакого мягкого, добродушного животного вы можете получить тигра. Так вот, не надо было припирать этих ребят к стенке. События сделали их очень активными.
— Наша компания, Prosperity Capital Management, управляет инвестиционными фондами с 1996 года. Мы вкладываем деньги в разные отрасли, в том числе и в электроэнергетику, — заученно начинает Александр Бранис.
Инвестиционная компания, название которой переводится как “Процветание”, располагается внутри небольшого торгово-развлекательного комплекса в Замоскворечье. Маленькая приемная, тесноватая переговорная с ярким абстрактным полотном на стене, неброская тривиальная меблировка — такой офис можно встретить в любом финансовом центре мира, в Лондоне, Нью-Йорке или Франкфурте. Но внешность обманчива: в управлении таких экономных скромняг, как правило, находятся миллиарды. Активы в фондах под управлением тридцатилетнего Браниса, например, по данным Standard&Poor’s, в 2007 году превысили 5 миллиардов долларов.
— Сначала мы просто покупали акции на рынке и следили за результатами компании, принимали решения, что продавать, что покупать... — продолжает Бранис. — Но с течением времени поняли, что в России существуют довольно большие риски для инвесторов вроде нас: иногда менеджеры воруют, иногда — мажоритарные акционеры. Поэтому в 1999 году мы вошли в советы директоров нескольких региональных энергосистем — “Нижновэнерго”, “Тверьэнерго” и т.д. Стали ближе знакомиться с менеджментом, с тем, как там вообще дела идут. В целом мы предпочитали всегда инвестировать в частные компании, а не государственные, потому что частный собственник в состоянии улучшить управление компанией, увеличить прибыльность и т.д. Ну и, естественно, понимали, что приватизация сделает компании инвестиционно- привлекательными и более прибыльными.
Казалось бы, с такой идеологией инвесторы вроде Браниса должны приветствовать преобразования в электроэнергетике и с удвоенным энтузиазмом скупать акции отраслевых компаний. Так оно и было до 2000 года, пока РАО “ЕЭС” не опубликовало первую программу реформирования. Бранису она не понравилась.
— С базовыми вещами — приватизация генерации и других видов деятельности, либерализация рынка электроэнергии — мы, разумеется, были согласны, поскольку это должно было увеличить стоимость ценных бумаг в нашем портфеле. Но нас возмутили технологии, с помощью которых предполагалось добиться этих целей. Во-первых, раздробить всю отрасль на четыреста с лишним мелких компаний — каждая электростанция должна была стать отдельным акционерным обществом. Во-вторых, быстро продать все это за деньги. А цены на активы в энергетике в то время были довольно низкими, так что было понятно: РАО “ЕЭС” от этой продажи мало что получит.
Тут надо иметь в виду, что Чубайс руководил Госкомимуществом, рассуждает Бранис. А ГКИ проводило приватизацию своеобразно: ситуация в 1992-1993 годах требовала от реформаторов в правительстве провести приватизацию с максимальной скоростью, но они не хотели приватизировать бывшие советские министерства. Ведь у Чубайса, в понимании Браниса, была задача создать рыночную экономику с помощью множества конкурирующих между собой предпринимателей.
— Поэтому в девяностые все отрасли порубили на мелкие кусочки. Каждый завод приватизировался отдельно, вплоть до того, что если рабочие какого-нибудь цеха хотели отделиться от завода и создать отдельную компанию, у них была возможность это сделать. Так что приватизация была проведена очень быстро. И как нам показалось, Чубайс пришел в РАО с такими же идеями. Только он был уже не министром, а председателем правления крупной компании с десятками тысяч акционеров, хоть контроль и был у государства. И нас возмутило то, что при разработке плана реформирования они совершенно не учитывали наличие других акционеров вроде нас. А мы инвестировали в акции РАО не для того, чтобы вместе с государством что-то разделить на мелкие кусочки и быстро продать за три копейки, а надеялись, что дешевые активы со временем подорожают и на этом можно будет заработать.
На тот момент у Prosperity было около 20 процентов акций “Ниж-новэнерго”, в других энергосистемах — по 10-15 процентов. Вместе с акциями РАО “ЕЭС” все это энергетическое хозяйство стоило порядка 50 миллионов долларов (весь портфель оценивался в 250 миллионов долларов). По масштабам тогдашнего рынка, на котором еще отсутствовали покупатели-стратеги, Prosperity был крупным инвестором в энергетику. Сопоставимым с ним по величине был, например, фонд Hermitage под управлением американца Уильяма Браудера. На этой почве Бранис и Браудер объединились для защиты своих интересов, а вскоре к ним подтянулись и остальные члены АЗПИ.
Сначала члены ассоциации попытались наладить контакт с менеджментом. Но по словам Браниса, “быстро поняли, что там люди настроены решительно и просто так прислушиваться к нашему мнению не собираются”. Завадников, вспоминает он, в то время публично заявлял, что эти миноритарные акционеры ничего не понимают в реформе.
Бранис и Браудер с этим согласиться никак не могли. Они же сами разрабатывали альтернативную концепцию реформы электроэнергетики.
— Мы предложили, в частности, разделить отрасль на небольшое количество крупных компаний — в генерации и сетях. Не продавать эти активы за деньги, а пропорционально распределить между акционерами РАО — так, чтобы государство могло, если ему надо, свою долю приватизировать, а частные акционеры могли сохранить те доли в генерации, которые изначально им принадлежали через РАО “ЕЭС”. Вот что мы предлагали, — говорит Бранис.
Именно по такой схеме в результате и была разделена российская энергетика.
Но тогда Чубайс ни эти предложения, ни их авторов всерьез не воспринимал, констатирует директор Prosperity:
— Он же очень упорный человек. Пока он движется в правильном направлении, это хорошо для всех. Но тогда он двигался в неправильном направлении. И потребовалось время, чтобы Чубайса остановить, а потом повернуть в несколько другую сторону.
Чубайс, когда речь заходит о Бранисе и Браудере, сразу становится язвительным.
— Как бишь отчество моего уважаемого собеседника, господина Браниса? Александр... Александр... Ах да-а, Александр Ма-а-аркович! — с иронией тянет он (в 2000 году, напомним, директору Prosperity было всего двадцать три года). И добавляет:—А вы знаете, что у этого Браудера дедуля — бывший первый секретарь компартии США?
Эмоции, которые Чубайс не в силах скрывать до сих пор, вполне объяснимы. Ведь именно Бранис и Браудер развернули кампанию за его отставку с поста председателя правления РАО “ЕЭС”.
— Мы видели, что он не очень-то реагирует на наши предложения, и одновременно понимали: чтобы обратить внимание государства на серьезность проблемы, надо предпринять что-то яркое, заметное, — извинительным тоном рассказывает Бранис. — Было отправлено письмо Путину от пятнадцати крупнейших западных инвесторов, где излагались все возражения против реформы. Там же мы потребовали созыва
