Чубайса в РАО и будет интересоваться после того, как Чубайс займется другими делами. И он всегда знал, какие плоды и всходы дают “алюминиевые огурцы”.
Собственно производство алюминия — это, в известной степени, переработка электроэнергии в металл. И понятно, что человек, чей многомиллиардный бизнес в значительной степени строится на производстве алюминия, боролся, борется и всегда будет бороться за доступ к энергетическим ресурсам и за возможно более низкую, а лучше — специальную цену на эти ресурсы.
Главная задача Чубайса, который в течение десяти лет занимался производством электроэнергии и реформой отрасли, — превращение электричества в рыночный товар. И конечно же — никаких специальных цен. Такова объективная платформа взаимоотношений этих двух весьма заметных людей российского бизнеса и российской экономической политики.
Если какая-то часть бизнеса была не согласна с концепцией реформы РАО (а такая существовала!), то лидером этой части был, безусловно, Олег Дерипаска. Если какая-то часть губернаторского корпуса была недовольна тем, что затеял Чубайс (а поначалу это почти все губернаторы), то все они могли найти чуткого союзника в лице Олега Дерипаски. Если какая-то часть политиков — парламентариев ли, высокопоставленных чиновников ли — искала поддержку и ресурсы в борьбе с реформами Чубайса, они знали, к кому обратиться за помощью.
И все это про них про всех всегда знал Олег Дерипаска. И знал, как на это опереться в нужный момент.
А поскольку в бизнесе, как и в большой политике, нет постоянных союзников или противников, а есть постоянные интересы, то взаимоотношения Анатолия Борисовича и Олега Владимировича в разные периоды переживали совершенно разные состояния. От беспощадной войны до заинтересованного поиска общих интересов.
Первая попытка найти общие интересы на производственной основе возникла еще в 1999 году. Возникла она вполне логично. С одной стороны есть крупный алюминиевый завод “РУСАЛа” в Хакасии — Саяногорский (СаАЗ). С другой — Саяно-Шушенская ГЭС, крупнейшая в России электростанция. Расположены они в нескольких десятках километров друг от Друга.
В соответствии с законодательством, энергия Саянки сначала поступала на Федеральный оптовый рынок электроэнергии, а уже там ее покупал СаАЗ.
Идея состояла в том, чтобы на базе СаАЗа и Саяно-Шушенской ГЭС создать единую компанию — Энергометаллургическое объединение (ЭМО). В этом случае СаАЗ получал бы электроэнергию напрямую, по внутренним, то есть пониженным ценам. А РАО, в свою очередь, получало бы деньги от экспорта алюминия пропорционально доле электроэнергии в произведенном продукте. Напомним, что в то время РАО собирало живыми деньгами 15-25 процентов платежей и, естественно, хваталось за любую возможность заработать настоящие деньги.
Замысел, однако, не учел некоторых обстоятельств. Резко против выступили миноритарные акционеры РАО. Они были, правда, не столь организованны и сплоченны, как двумя годами позже. Они, естественно, были возмущены тем, что их собственность (доли в акциях РАО в Саяно-Шушенской ГЭС, по большей части — мизерные, но только позволь начать растаскивать) куда-то хотят вложить, никого не спросив. Притом миноритарии знали про “больную мозоль” Чубайса и старались не только наступить на нее, но еще и покрутить каблуком. То есть вот, мы так и знали, что Чубайс будет раздавать все лакомые куски своим друзьям-олигархам, как во время залоговых аукционов.
Конечно, при большом желании в девяносто девятом году сопротивление миноров еще, наверное, можно было сломить. Но ряд влиятельных правительственных чиновников тоже выступили против проекта ЭМО. Как бы ни важны были для бюджета живые деньги РАО, которые компания собиралась заработать на участии в экспорте алюминия, предлагаемая конструкция создавала опасный прецедент эксклюзивного потребителя, каким становился СаАЗ.
У Дерипаски не хватило ресурсов и, главное, времени, чтобы идею продавить. А у РАО — энтузиазма, чтобы на этой идее настаивать. Потому что, во-первых, действительно, особенная цена для особенного потребителя выглядела как-то небезупречно и в глазах самих строителей рынка электроэнергии. Во-вторых, пока шли споры — шло время, и брошенный Чубайсом на спецпроект “организация системы платежей” Михаил Абызов со своими “опричниками” собирал все больше живых денег с потребителей электроэнергии. Несопоставимо больше, чем сулил экспорт алюминия.
На каком-то этапе в РАО алюминщикам сказали: пробьете проект в правительстве — мы возражать не будем. Тогда уже было понятно, что провести эту идею через правительство не сможет даже Дерипаска.
Проект ЭМО умер как бы сам собой.
Особенность производства алюминия такова, что это не просто энергоемкое производство. Оно просто постоянно находится в абсолютной и полной наркозависимости от подачи электроэнергии. И даже более того. Его, в отличие от наркомана, нельзя вывести из этой зависимости. Алюминиевое производство без электричества быстро и безвозвратно погибает. Особенности производства электричества таковы, что оно может существовать без оплаты гораздо дольше, чем алюминиевый завод без электроэнергии. В итоге, конечно, попытки производить электричество без денег приводят к тому же результату, что и алюминия без электричества. Производство электроэнергии загибается. Но растянутость второго процесса во времени создает иллюзию того, что за энергию можно все-таки не платить.
Очень скоро РАО, благодаря тому же Михаилу Абызову, избавило алюминщиков от этой иллюзии. Шел май 2001 года. До того целый год продолжался спор о том, сколько же должен платить Красноярский алюминиевый завод (КрАЗ) за электроэнергию. КрАЗ платил девятнадцать копеек за киловатт-час, а все остальные промышленные потребители — по тридцать две. После того как региональная энергетическая комиссия (РЭК) в 2000 году дважды повышала тарифы для промышленных потребителей, КрАЗ обжаловал решения РЭК в суде и продолжал платить по старым тарифам.
Как писали по этому поводу “Ведомости”*, Красноярский краевой арбитражный суд подтвердил долг КрАЗа и снял запрет на санкции против завода. “Красноярскэнерго” выставило заводу счета и предупредило
о грядущих ограничениях. Со своей стороны “Русал” тоже запасся решениями суда, запрещающими ограничивать подачу энергии на завод. Цена дискуссии — 814 миллионов рублей. Такова набежавшая за год разница между льготным тарифом, по которому платили и который хотели оставить за собой на КрАЗе, и тарифом, установленным для промышленных потребителей.
Чтобы возможно точнее разъяснить заводу свою позицию, “Красноярскэнерго” на несколько часов ограничило подачу электроэнергии в семь электролизных корпусов КрАЗа. Как говорят энергетики, это самый надежный и быстрый способ дозвониться до владельцев компании, когда другие способы коммуникации не работают или исчерпаны. Максимальное время между ограничением подачи электроэнергии и ответным звонком — не более пятнадцати минут.
Яростные звонки энергетикам и такие же яростные жалобы на них же в прокуратуру. С другой стороны — твердое обещание полностью отключить КрАЗ, если задолженность не будет погашена. В итоге КрАЗу пришлось платить: если эти отмороженные энергетики отключают за долги станции космического слежения, то в алюминиевом производстве для них ничего святого точно нет.
Дерипаска понял, что нужно любым способом максимально снизить энергозависимость от РАО, и в 2003 году он предпринял самую радикальную свою попытку в этом направлении. Он решил забрать у Чубайса самую большую электростанцию страны — Саяно-Шушенскую ГЭС (СШ ГЭС).
На практике это выглядело следующим образом. Глава Хакасии Алексей Лебедь выступил в том смысле, что почему же это такой важный, стратегический, можно сказать, объект находится в частной собственности, в то время как государство, то есть правительство Хакасии, не может этим активом, находящимся на территории республики управлять. Он потребовал вернуть в государственную собственность СШ ГЭС.
Требование было подкреплено официальным иском правительства Республики Хакасия в республиканский арбитражный суд в апреле 2003 года. В иске содержалось требование признать ничтожной сделку по приватизации СШ ГЭС. Доводы истца сводились к следующему: у субъекта Федерации, то есть у Хакасии в собственности не оказалось ни одной акции, а должны были быть, и по этому поводу не было согласительных процедур. Однако в 1993 году, когда приватизировалась станция, Хакасия добровольно и с
