просыпаются от яростного крика. Вскакивают, ударяясь локтями и лбами о поручни и нависающие сверху койки. Только минуту спустя, они очнутся достаточно, чтобы понять: –Кричит не юноша из сна. Дикий крик, многократно умножающийся в закрытом пространстве, издают их пересохшие горла и ничьи иные.
Благодарение рассвету – друг за дружкой тонут в синих волнах звёзды. Горизонт пылает, точно кожура апельсина. Ночь закончилась и больше нет нужды пытаться заснуть.
Понимая, что без запаса воды они долго не протянут, Ерохин выжимал полную скорость, надеясь отыскать реку или хотя бы самое завалявшееся озеро. Как на зло: поросшая высокой, клиновидной травой равнина тянулась, казалось, в бесконечность. Профессор высказал предположение о частых дождях питающих буйство зелёного цвета. В ответ Ерохин пожал плечами и сказал: –Хорошо бы один из дождей пошёл прямо сейчас.
Спустя несколько часов пути впереди показалась тёмная масса. –Горы?– предположил Пётр Сергеевич, но вскоре осознал ошибку – лес. Уже знакомые землянам исполинские сосны вырастающие на высоту в несколько десятков метров. До леса оставалось ещё несколько километров. Впереди лежали накрытые зелёным ковром холмы. Может быть слишком правильное расположение встающих из земли холмиков. Или то, что они стояли на практически ровной земле отчётливо ограниченной окружностью. Вглядывающийся в экраны переднего обзора министр науки воскликнул: –Господи, это же городские развалины!
Очень старые, больше чем на половину ушедшие в землю, сверху донизу поросшие травой остатки строений. Приблизившись, они заметили разрушенную каменную кладку, а мелкие неровности ландшафта открыли взорам путешественников обрушившиеся части стен и рассыпающееся песком блоки правильной формы, похожие на увеличенные в три или в четыре раза каштанового цвета кирпичи.
Генерал остановился на том, что когда-то вполне могло являться главной, ведущей от ворот улицей.
Мужчины смотрели на мёртвый город и каждый думал об опустевших русских городах не подозревая, что остальные двое думают о том же самом. Почему-то они не сомневались, что когда-то в городе жили люди. Существа обладающие двумя руками, двумя ногами и неукротимым любопытством. Существа умеющие быть жестокими и быть милосердными. Может быть не такие же как они, но всё равно люди. Этот мир слишком подобен земле, чтобы предположить будто здесь могли обитать гигантские насекомые или слизни.
-Показания биодетектора?– приглушая голос, спросил генерал.
Пётр Сергеевич развёл руками: –Здесь есть биодетектор?
-Чёрт знает, может и есть– ответил генерал.
Разрушенные здания достаточно ушли в землю, чтобы перестать служить хорошими укрытиями. До леса несколько километров и вокруг равнина, передвигаться скрытно в которой возможно только ползком. Или будучи маленьким существом, не больше кошки.
-Выходим– разрешил генерал –Только проверьте оружие.
Пётр Сергеевич перекинул ремень автомата через плечо. Как проверять боеготовность оружия президент не имел ни малейшего понятия. Однако за одну ночь автомат явно не мог испортиться как забытое на жаре мясо. В дополнении к обычному волнению ощущающий некоторый голод, Пётр Сергеевич открыл люк и первым спустился на землю.
По субъективному времени давно должен был минуть полдень, но небо столь же неопределённо голубое как и раньше. Шар солнца укрыт плотной хмарью, при некотором воображении, похожей на взбитое миксером облако. Или в этом мире сутки длятся дольше чем на земле или в это время года и в этом климатическом поясе утро похоже на полдень и на вечер как брат-близнец.
-Смотрите– указал Колмогоров. Когда-то здесь была установлена статуя. Сейчас только ноги: от щиколоток до бёдер выступали из высокой травы.
Сделанный из камня (или какого-то другого материала, но явно не из металла) огрызок прошлого практически сдался действию времени и непогоды.
-По крайне мере местные ходили на двух ногах.
Пётр Сергеевич обошёл статую, наткнувшись на отвалившиеся части. Увы, те разрушились до неузнаваемости.
Генерал старался не отходить далеко от танка, будто моллюск опасающийся надолго покидать уютную раковину. Пётр Сергеевич и профессор шли между обкатанных потоком времени домов. Стоит снять слой травы, как натыкаешься на камень или полусгнившее дерево. Сколько лет прошло с тех пор как город лишился своей души – живущих в нём людей? Одно столетие или два, или, может быть, три? Имеющий юридическое образование президент не мог сказать даже приблизительно. Профессор также не пытался выдвигать предположения. В конце концов он был министром науки, а не археологом.
Печаль, при виде умирающего творения чьих-то рук, смыла волна радости, когда на противоположенном конце города нашёлся родник. Остатки акведука ушли в землю, напоминая о себе с трудом различимыми окружностями. Сам родник захирел, размывая почву вокруг себя и увядая, словно культурное растение оставшееся без ухода. Однако синяя струя ещё выбегала из под скалы, стекая по бассейну в верхней части которого сохранилось несколько грубых плиток. За долгие годы проточив глубокое русло, родник весело бежал вниз, превращая часть города в топкое болото.
Не испытывающий особого пиетета к творению чужого разума, Ерохин подогнал танк поближе к роднику. Выстроившись в цепочку, мужчины передавали друг другу вёдра с водой пока вместительный бак не наполнился до краёв. Не имевший точного представления о размерах бака и о количестве обеззараживающих таблеток на литр воды, Колмогоров использовал треть запаса обеззараживающих таблеток. После чего в баке продолжительное время что-то вскипало и булькало. Отважившийся первым попробовать воду на вкус, генерал принюхался, смочил ладонь и только потом отпил от кружки. Катая воду на языке сглотнул и выдал вердикт: –Пахнет хлоркой, но пить можно. По вкусу как вода из крана в квартире у тёщи.
Судя по вычислением на основе правил триангуляции(генерал так и не смог произнести это слово, но треугольник нарисовал весьма живо) до врага оставалось более восемьсот километров – больше чем расстояние от Москвы до Петербурга. По равнине они могли проехать в день километров двести – двести пятьдесят. В лесу, разумеется, значительно меньше. Странно, но никто из них почти не беспокоился по поводу приближающейся битвы. Может быть в голове не могло уложиться, что они собираются сразиться за гораздо большее нежели их жизни. Броня фатализма, более прочная чем танковая, сковала души. И даже Колмогорову не пришло в голову выражение «делай, что должно – случится то, что предназначено». Но этот и последующие дни мужчины вели себя в полном соответствии с высказыванием древнего мыслителя.
Как и обещал, Ерохин учил Петра Сергеевича разбирать и чистить автомат. Захватив сапёрную лопату Колмогоров, под честное слово, что от вечерних стрельб он не отвертится, побежал заниматься археологическими изысканиями.
Спустя полтора часа, когда президентские пальцы почернели от смазки и перестали сгибаться профессор вернулся. С собой он принёс затупившуюся лопату, ворох выточенных из камня фигурок зверей: как похожих на земные аналоги, так и совсем незнакомых (взять хотя бы птеродактиля с крыльями летучей мыши и загнутым к верху клювом. При взгляде на уродца Пётру Сергеевичу пришёл на ум вопрос: когда идёт дождь, попадает ли он в рот этому существу?). Также профессор нашёл несколько закостеневших до каменной твёрдости палок, о которых утверждал, что это орудия труда или их часть или что-то вроде того, но без сомнения весьма значительное для понимания исчезнувшей культуры. С палками он мыкался до вечера, не зная куда их пристроить. Потом, утомившись на стрельбах, рассерженный на себя за неспособность удержать прицел трясущегося автомата, Колмогоров просто выбросил куски древних орудий труда за борт. А фигурки каменных зверей они расставили на намертво врезанных в стены тумбочках для личных вещей. Красивые, работы мастера посвятившего искусству резьбы долгие годы – теперь каменные фигурки путешествовали вместе с ними.
Ночь провели в городе, укрыв танк в тени самого большого по размеру холма – бывшего общественного здания или дома вождя. Сделанные профессором находки не позволяли судить об уровне развития здешнего общества.
Ночью, боясь кошмаров, долго лежали в разгоняемой лампочками над пультами управления, полутьме. Сначала разговаривали, выдвигая предположения о строителях города и постигшей их беде.
