кошмары - все один к одному.
Граф переживал события последних недель: сопровождал Фергюста в
Крид, брел в компании друзей к реке, знакомился с загадочными
'летучими мышками', любил Лиру, $атем сжимал ее бездыханное тело в объятиях, сражался с неизвестными и отступал, помогая раненому другу, с подозрением и опаской поглядывал на загадочную миледи, спешил за лекарем, 'гостил' в замке Ралина, становился невольным свидетелем безумной любви Фергюста и Лавры, участвовал в ее колдовстве, видел огненную дорогу и пылавший замок - и так раз за разом - до полнейшего изнеможения… Грань, за которой поджидало безумие, была совсем близка.
После странной болезни граф так ослаб, что чуть не отправился к праотцам. Но все же хворь превозмог, хотя и не до конца.
Обратную дорогу Макрели помнил плохо, словно во сне.
'Не обошлось тут без черной магии и демонических штучек Лориди',
- решил про себя Фергюст.
Если бы он только знал, насколько близок к истине! Но это уже совсем другая история.
Жизнь неумолимо шла своим чередом. Незаметно пробегали пни, недели. Фергюст изо всех сил старался угодить молодой жене, создать покой и уют. Беременность нисколько ее не изменила. Чувствовала миледи себя прекрасно и привычек, а тем более стиля жизни, менять не собиралась. Постепенно у нее сложился свой замкнутый мирок, доступ в который был весьма ограничен. Фергюст лишь иногда проникал сквозь его незримые границы, конечно же, с молчаливого согласия Лавры.
Герцогу казалось, что жена невыносимо страдает от вынужденного бездействия. Он понимал, что пройдет совсем немного времени и наступит очередной резкий перелом, страшился его, по не знал, что предпринять.
А Лавра Торинская вела активный образ жизни. Увеличивающийся животик нисколько ей не мешал. Герцогиню можно было видеть и в самых глухих местах огромного розового сада, и верхом на полюбившейся вороной лошади в предместьях Тора, и на городском базаре в компании заезжих факиров. Но больше всего ее интересовали два необычных места
- древних и забытых: развалины родовой часовни да стоящая рядом с ними полуразрушенная башня.
Согласно легенде, здесь когда-то был замок предков Фергюста. С присущим ей упорством Лавра убеждала мужа:
- Восстанови святыни! Иначе твой род неминуемо угаснет.
Ты же этого не хочешь? Верно? Сделай то, что я говорю!
Фергюст считал, что вначале необходимо благоустроить крыло замка, в котором разместилась супруга и где в ближайшем будущем должен появиться на свет наследник (в том, что родиться мальчик герцог почему-то нисколько не сомневался). Лавра же категорически настаивала на своем.
- В первую очередь часовня и башня, - упрямо твердила она.
Переубедить ее так и не удалось. Не желая сердить жену, герцог в конце концов согласился и приказал Макрели сделать, как она хотела.
Больше внимания миледи уделяла часовне. Одна за другой вывозились телеги с мусором и землей. Через неделю добрались до пола, выложенного сверкающими плитами. Затем начали смывать со стен многовековой налет. Вскоре изумленному взору мастеров открылись дивной красоты фрески. Сколько столетий они были сокрыты от людских глаз, сказать никто не мог.
Пока все найденное ни в коей мере не удовлетворяло Лавру. Она упорно искала нечто, известное лишь ей одной. Наконец, долгожданный миг наступил. Смыв очередной слой грязи, мастеровые обнаружили не менее древнюю, чем сама часовня, каменную кладку. За ней могло скрываться то, что она так упорно искала. Затаив дыхание, миледи смотрела, как, вооружившись тяжелыми молотами, работники крушат стену. Прошло не меньше часа, прежде чем появилась маленькая трещина. С каждым ударом она расширялась, пока, наконец, стена не рухнула, рассыпавшись в мгновение ока вся целиком, как бы вознаграждая за предыдущие мучения.
Когда же пыль немного осела, то все увидели алтарь. Сохранился он на удивление хорошо, лишь прошедшие века немного приглушили великолепие красок. Каждый воспринял чудо по своему. Слуги в суеверном страхе пали на колени. Кое-кто, так и не сумев отвести взгляд, вошел в состояние транса, а некоторые беззвучно рыдали. У Лавры же в этот миг засияли счастьем I лаза, в них победоносно плясали язычки пламени. Быть может, то//плясала танец победы ее волшебная подружка? Не забыла шалунья, игриво вильнув хвостиком, изменить и облик миледи, окрасив ее волосы в огненно-рыжий цвет. Но чудесная метаморфоза длилась лишь мгновение, и никто ее заметить не успел.
- Я верила! Я знала! - страстно шептала она. - По-иному и быть не должно! Я не могла вновь ошибиться!
Забыв обо всем на свете, женщина неглядя переступила через обломки стены и, подойдя вплотную к алтарю, стала нежно вытирать трепетными пальчиками пыль. О! Как она сейчас напоминала ласкового котенка, трущегося о ноги хозяина.
- Ты! Конечно же, это ты! Непостижимый и могучий! Теперь я как никогда близка к тебе, мой господин! Наконец-то я несу в себе пусть совсем маленькую частицу, но твоей волшебной сущности и крови! - дрожащим от волнения голосом шептала герцогиня.
Она льнула к изображению, словно к живому человеку, надеясь, что ее услышат. Руки Лавры ласкали любимые черты, старались проникнуть сквозь холод фрески, ощутить живую, объемную плоть. Но для такого чуда ее магических способностей оказалось недостаточно. Постепенно язычки пламени в глазах миледи угасли. На смену им пришли слезы.
Горячие и обильные, они лились, орошая алтарь, как надгробие на могиле возлюбленного, выдавая в Лавре человеческую суть. Ни до, ни после слез ее больше никто не видел… Силы оставили герцогиню. Она безвольно упала на пол перед тем, к кому так стремилась и о ком так безнадежно мечтала…
Ее кумир по-прежнему безмолвно взирал на суету смертных у своих ног. Великий и непостижимый Перун! Ни мольбы, ни слезы даже такой необычной женщины, как Лавра, не нашли отклика, не свершили великого чуда, вызвав Его из небытия…
Алтарь, щедро украшенный золотом и драгоценными камнями, выглядел потрясающе. Чудесная объемность изображения, достигнутая не без помощи магии (а, быть может, неведомых технологий), поразила присутствующих. Великий Бог казался живым, подавлял своим величием и сверхъестественной силой.
Изображенный в образе рыцаря, высокий, статный и неизъяснимо прекрасный он бесспорно нес в себе первопричину бытия. Глядя на него, это понимал каждый и помимо воли преклонял колени. Надпись, сиявшая золотом, гласила: 'Отец наш - Перун'.
Черты его лица не оставляли сомнений в происхождении герцогов
Торинии. Легенды об их божественной крови получили бесспорное подтверждение. Прошедшие столетия не смогли перечеркнуть сходство их далекого потомка Фергюста. Обнаружились и другие, не менее поразительные доказательства. На боку рыцаря висел заветный меч герцогов Торинии - Перлон. У его ног стоял зеркальный щит вогнуто-сферической формы. Голова Перуна была увенчана ажурной короной с неправдоподобно большими изумрудами, сверкавшими даже под толстым слоем пыли. Одной рукой он опирался на щит, а в другой держал великолепную алую розу. На заднем плане виднелись часовня и башня, какими они были столетия назад. В ночном небе драгоценными камнями сияли мириады звезд и две красавицы луны. Алтарь навеки запечатлел Великого Бога на торинской земле в дивную ночь двойного полнолуния. К Перуну вели три инкрустированные золотом ступеньки, казавшиеся, кроме всего, еще и дорогой в неведомый, загадочный мир богов. На верхней огнем червонного золота сияла готовая к прыжку гигантская саламандра. Еще мгновенье - и она займет привычное место на щите хозяина… Вот какое сокровище скрывала рухнувшая стена.
