Теперь восстановление святыни стало уже не прихотью Лавры, а делом чести герцога, до глубины души пораженного увиденным.
Оказывается, древние легенды не лгали. Изменилось к нему и отношение окружающих. Теперь на него смотрели не только как на правителя, но и как на сына божьего.
Лавра категорически заявила, что рожать будет только в часовне, на глазах Перуна. Переубедить ее, зная упрямство жены, Фергюст даже не пытался. Кроме того, она настаивала, чтобы к этому дню строения приняли первозданный вид. Пришлось уже почти готовые стены башни разбирать и возводить заново по увиденному на алтаре образцу. День за днем сотни рабочих трудились, возвращая строениям первоначальный облик. Когда же дошла очередь до отделки здания, герцог признал лучших мастеров и ювелиров Торинии. Золото и серебро на 'ти работы отпускались без счета, превышая разумные пределы. Правитель не скупился. Наградой за терпение и щедрость стало возрождение забытой святыни.
Постепенно преображался и ранее заброшенный пустырь. 11од горами мусора раскопали мощенные мраморными плитами дорожки. Вдоль них высадили любимые герцогом розы, которые на удивление хорошо принялись. Оставшееся на месте старого шмка подземелье расчищать не стали, а, засыпав землей, засалили цветами.
Свершившиеся чудеса не оставили равнодушными жителей 1ора.
Горожане собирались толпами, но приблизиться к часовне не могли.
Герцог, не желая рисковать, установил круглосуточную охрану. Он справедливо полагал: все, что так дорого для него, окажется ненавистным для врагов. Но, к счастью, каких-либо серьезных инцидентов не произошло.
Лавра, достигнув желанной цели, немного угомонилась. Возможно, это объяснялось поздним сроком беременности.
Между тем, наступили тревожные дни. Появилась угроза новой смуты.
Причиной всему стало исчезновение главных ( советниковмолодого
Императора - его надежной защиты и оплота - Рея Лориди и Серджи
Краевского. Вначале это неприятное для Ригвина событие тщательно скрывалось, очевидно, в надежде на скорое возвращение. Но, по прошествии нескольких педель, об их отсутствии пришлось объявить.
Сразу же поползли недобрые слухи. Одни говорили, что срок договора
Ригвина с демонами истек и они покинули мир людей, другие, что
Император сам избавился от столь опасных друзей и намерен продолжить резню, третьи, что предполагается новый передел земель и идет подготовка к войне.
Наметившаяся было стабильность моментально рухнула. Почуяв ослабление центральной власти, стали поднимать голо-иу недобитые враги Ригвина. Пришли вести о кровавых междоусобицах, возобновился разбой на дорогах. Шпионы Макрели доносили: на границах Торинии тоже неспокойно, особенно на северо-западе. Здесь особо усердствовал, подвергая сомнению законность власти Фергюста, кузен Гюстав. Он собрал несколько тысяч солдат и захватил часть земель герцогства.
Фергюст отправил несколько посланий Императору. В них он просил
Ригвина наказать изменника и смутьяна. Но до сих пор ответа не получил. Пришлось отвлечься от домашних проблем и заняться неотложными делами. Герцог вместе с Макрели готовил войско к походу, расспрашивал шпионов, желая обнаружить слабые места Постава.
В ином свете теперь предстали и восстановленные родовые святыни, неопровержимо подтверждающие законность его власти. В связи с этим он открыл доступ к ним всем желю-щим. Паломники шли толпами, причем не только из окрестных мест, но и со всего герцогства. Это возымело совершенно неожиданный эффект: без каких-либо усилий чудесным образом возродился культ Перуна. Фергюста же чтили как его прямого потомка.
Лавра, нисколько не опечаленная отсутствием внимания со стороны супруга, занималась своими делами, частенько уединяясь с магическими книгами то в часовне, то в башне. Затворившись, она строго- настрого запрещала себя беспокоить и выходила каждый раз какая-то опустошенная и поникшая. Но с удивительным упорством на следующий день шла вновь. Что ее туда влекло? На что она надеялась?
Что хотела найти? Все это оставалось тайной. Зато ни для кого не было секретом, что в ближайшее время герцогиня Лавра Торинская должна разрешиться от бремени…
И вот, долгожданный миг наступил. Все произошло прекрасным летним утром и как это часто случается, совершенно внезапно.
Жалобно вскрикнув, миледи обхватила руками свой прелестный животик.
Под пальцами чувствовалось напряжение мышц. Роды начались. Не теряя времени зря, Лавра стала давать распоряжения:
- Гоните всех вон из часовни. Чтоб там был порядок, нигде ни пылинки! Перенесите туда все то, что я подготовила. И помните: без моего разрешения не входить! Слышите, никому!
Пока слуги суетились, герцогиня обмылась чистой водой, в которую добавила розовое масло и ведомые лишь ей отвары трав. Потом, облачившись в новые одежды, направилась в часовню Перуна.
Сопровождали ее лишь Фергюст и Жане. Но и они остались за дверьми.
По пути Лавра не проронила ни слова. Возможно, ей было нечего сказать мужу, а может, ее мысли уже находились далеко-далеко отсюда…
Три часа Фергюст простоял, глядя на закрытую дверь. Рядом с ним в эти тревожные минуты были подошедший чуть позже Симон да дрожащая от волнения Жане. Все другие остались за пределами парка, окруженного тройной цепью солдат. Герцог боялся проявления сверхъестественных сил и потому удалил лишних свидетелей. Уж он-то прекрасно знал, что от жены можно ожидать всяческих сюрпризов…
Долго ничего не происходило. Оризис сиял с чистых небес, звонко пели птицы, благоухали волшебные розы. Во всем мире царили тишина и покой. Но кажущееся благополучие не несло душе умиротворения.
Наоборот, напряжение возрастало. За дверью царила полнейшая тишина.
Тем неожиданней и страшней прозвучал гортанно-хриплый вопль миледи. Услыхав его, все окаменели. У Фергюста оборвалось сердце, и окружающий мир утратил четкость, Жане упала в обморок, а Макрели вздрогнул и стал белее мела. Графу показалось, что волосы на голове поднялись дыбом. В жутком крике Лавры звучала не столько исконная боль рожающей женщины, сколько кровная обида, животная тоска и разочарование обманутых надежд. Это был вой смертельно раненого зверя, страшного в дикой ярости и способного в отчаянии на любое безумство.
Фергюст метнулся к двери. В его голове роились самые черные мысли:
'Неужели мой сын мертв? Или Лавра произвела на свет невиданного монстра? Какой кошмар мне уготовила злодейка-судьба в наказание за грехи?'
Первым пришел в себя Симон:
- Ваше Сиятельство! Остановитесь, не нарушайте приказа герцогини! Немного подождите. Все скоро прояснится.
В подтверждение его слов из часовни раздался крик новорожденного. У Фергюста немного отлегло от сердца. Вздохнув с явным облегчением, он вытер со лба холодный пот и вновь сосредоточился на зловещей двери. Граф же, склонившись над лежащей
Жане, похлопывал ее по щекам. Наконец, дверь приоткрылась, и появилась бледная, пошатывающаяся от слабости Лавра. Взглянув на мужа, она хотела что-то сказать, но, передумав, молча побрела к башне.
Из часовни по-прежнему слышался детский плач. Властитель Торинии с замирающим сердцем переступил порог. За ним шел Макрели. Симон приготовился к любым неожиданностям. Но ничего необычного не произошло, хотя Фергюста ожидало немалое разочарование: на ложе у алтаря плакала крохотная девочка. На личике малышки застыла гримаса боли и обиды. Новый мир встретил ее недружелюбно и жестоко - мать бросила в первые минуты жизни, а стоящий у изголовья отец не желал
