признавать.
Новорожденная лежала среди мятых окровавленных пеленок. Пуповина была грубо оборвана и перевязана лоскутом. Прохлада часовни была для ребенка холодом зимней ночи. Малышка посинела и уже почти не плакала, а только вздрагивала, тихонько попискивая. Фергюст глядел на свою дочь и не испытывал ничего, кроме опустошения и досады. Его надежды и мечты рухнули.
Стряхнув оцепенение и отведя глаза в сторону, он, повернувшись к
Макрели, прохрипел:
- Граф! Позаботьтесь о ребенке!
И, опустив голову, вышел из часовни.
Симон недоуменно посмотрел ему в след и прошептал:
- Безумец! Он никогда себе этого не простит!
Бережно укутав девочку, понес ее навстречу теплым лучам Оризиса.
Туда, где в будущем она познает горе и радость, печаль и любовь…
Нахмурившийся было Перун с улыбкой смотрел ему вслед.
Пути Господни неисповедимы, друг мой.
Через три дня Лавра исчезла.
0x01 graphic го Светлость владетельный маркграф Лотширский Постав не случайно считался одним из богатейших и могущественнейших дворян Империи.
Еще при покойном ныне Кристиане он носил почетное звание лорда и заседал в Коронном Совете вместе с Великими герцогами и принцами крови. У него было немало влиятельных друзей, и среди них такие родовитые вельможи, как Альфред Аландский и Геральд Герфесский.
Кстати, они-то всячески и разжигали его амбиции. Как-то раз, наслушавшись крамольных речей, Постав попытался выйти из состава
Торинии, объявив Лотширию герцогством. Однако Император, не желая междоусобиц и смуты, наложил вето и этим дал понять остальным смутьянам, что герцогства более дробиться не будут.
Но притязания Постава и после этого нисколько не уменьшились.
Маркграф считал себя не менее знатным и достойным герцогского трона, чем кузен. Генеалогическое дерево представлялось достаточно простым. У деда, герцога Тора, вначале родилась дочь Фламинда, а уже затем, два года спустя - сын Торин. В последующем Фламинда вышла замуж за маркграфа Лотширского. От их брака и появился на свет он,
Постав. Торин же со временем стал герцогом и долго правил Ториниеи, передав по наследству герцогский трон вместе с символом власти, волшебным мечом Перлоном, сыну Фергюсту.
Постав не раз пробовал занять его место, но безуспешно. Неловкие попытки свергнуть кузена ни к чему не привели. Но до сих пор маркграф остался верен мечте. Он постепенно увеличил численность войска до пяти тысяч, ставшего для небольшой Лотширии непосильным бременем. Долго так продолжаться не могло. Постав чувствовал, что решающий момент близок, но боялся совершить роковую ошибку, понимая, что еще одной возможности не представиться. На этот раз Фергюст предательства не простит. Но мир для них двоих был слишком тесен. В
Торинии должен остаться один наследник Тора. Очень хотелось, что бы им стал он, Постав. Вот и засылал шпионов маркграф к братцу, стараясь пристально следить за тем, что происходит в герцогстве.
Знал он и о событиях в Криде, хотя сам туда не попал. Во-первых,
Постав не получил приглашения, что его весьма разозлило и напугало, а во-вторых, совсем некстати заболел. Маркграф накануне попал под холодный ливень в горах, а уже ночью появились горячка, боли в пояснице, отекли ноги и руки. Почти три недели Постав не мог подняться с постели и лишь время от времени отдавал распоряжения.
Хвала богам, что не отправился в мир теней. Будь маркграф в те горячие деньки на ногах, то вся история герцогства могла пойти иным путем. Разве он дал бы Фергюсту ускользнуть живым на перевале? Или еще раньше, в замке безумца Ралина? Обидно. Так долго ждать и столь бездарно упустить прекрасную возможность избавиться от соперника!
Многое, очень многое ведомо Поставу. Не случайно в отряде, сопровождавшем герцога в Крид, был его человек. Причем один из лучших. Он проследил за Макрели и метром Фушо и доставил важные сведения господину. Тут было над чем поразмыслить. Что лучше предпринять? Как поступить? Но болезнь, смешав все планы, подобно оковам удерживала в Лоте. И все же медлить опасно. Рядом с Фергюстом неожиданно появилась Лавра. Та Лавра, с которой он познакомился еще в Криде и которую прекрасно помнил. Случилось это на Коронном
Совете. Тогда же Постав в последний раз видел герцогов Аландии и
Герфеса.
То были 'славные деньки'. Империя разваливалась на глазах, и казалось, что изменить уже ничего нельзя. Кристиан, беспробудно пивший, на совете так и не появился, что, конечно же, было на руку изменникам. Руководили заговором Альфред и Геральд. Постав тоже играл не последнюю роль. Ему поручили напасть на Фергюста и не допустить его войска в столицу. В случае успеха маркграфу сулили герцогскую звезду и власть в Торинии.
Запомнился Гюставу их прощальный ужин. Там он и встретился с новыми фаворитками друзей. Вначале Маркграф на них особого внимания не обратил. Появившись всего на пару минут, женщины исчезли в соседней комнате. Обговаривались слишком важные вопросы, и лишние уши были ни к чему.
План заговора казался вполне приемлемым. Альфред играл в нем ведущую роль и в случае успеха получал нимного нимало - императорскую корону. Сигналом к восстанию должны были стать смерть
Кристиана и исчезновение Ригвина. Во время возникшей неразберихи объединенные войска Аландии и Герфеса захватывали столицу.
Обсудив предстоящую кампанию в деталях, союзники перешли в соседнюю комнату, где их поджидали дамы и богато сервированный стол. Взволнованный Гюстав не слишком увлекался вином и смог уделить внимание женщинам. Молодые и красивые, они естественно заинтересовали его. Маркграф знал, что друзья частенько меняют любовниц и придавать большого значения знакомству не собирался. Но с другой стороны, любые мелочи в таком щекотливом деле могли стать крайне важными. Порой именно пустяки имеют решающее значение, предопределяют успех или крах. Вот почему Гюстав так внимательно отнесся к дамам.
Юную подругу Альфреда звали Таис. У нее были большие голубые глаза, нежная белая кожа, вьющиеся светло-каштановые волосы, волнами спадавшие на неожиданно высокую грудь. Скорее всего, именно ее свежесть, чистота и эмоциональность привлекли герцога Аланского.
Безусловно, есть особая прелесть в обладании таким только начинающим распускаться бутоном. Он и сам бы с удовольствием провел с такой ночку-другую.
Лавра была прямой противоположностью Таис не только по внешности, но и по внутреннему содержанию. Красота ее казалась какой-то недоброй, загадочно тревожащей. Казалось, страшную тайну скрывали ее бездонные черные глаза, они манили к себе, околдовывали. Здесь, несомненно, играл роль опыт. Она была постарше подруги. Но угадать возраст миледи маркграф и не пытался. Его волновало другое. Гюстав сразу понял, что перед ним необыкновенная женщина, способная добиться в жизни всего, чего только пожелает. Маркграф остановил свой выбор на ней. Ему показалось, что Лавра ответила
'интересованным взглядом, не ускользнувшим и от Геральда. Недовольно нахмурив брови, тот пристально взглянул на неожиданного соперника, и это послужило сигналом к прекращению даже самого невинного флирта. Глупо из-за такой мелочи угодить в дурацкую ситуацию.
Пришлось переключиться на Таис, благо ее кавалера это нисколько не волновало.
Только под утро, когда великие мира сего уединились, чтобы посекретничать, Гюстав выгадал пару секунд и перебросился с игадочной дамой несколькими фразами. Зная лишь имя собеседницы, и не представляя с кем имеет дело, Гюстав, осторожно подбирая слова, произнес:
- Достопочтимая Лавра! Ваша несравненная красота сразила меня!
Ваши глаза… - тут он запнулся, почувствовав несоответствующую моменту напыщенность и витиеватость задуманной речи.
Лавра, чутко уловив фальшь, насмешливо улыбнувшись, прервала кавалера:
