Истоки: социокультурная среда экономической деятельности и экономического познания

«Логическое обоснование судебного доказательства»[678] предложил шкалу, на которой свидетельства можно было бы располагать сообразно степени их достоверности, а остальные ученые всерьез предлагали ввести «барометр вероятности».[679]

Было широко распространено представление, согласно которому такое сравнение теоретически возможно вне зависимости от того, можем ли мы в действительности осуществить его в каждом конкретном случае. Следующая цитата[680] наилучшим образом выражает эту точку зрения:

«Я не вижу, на основании чего можно сомневаться в том, что каждое состояние веры в истинность выдвинутой гипотезы само по себе может быть выражено численно, как бы трудно или невозможно ни было определение его конкретного значения. Сложно оценить в цифpax vis viva (жизненную силу) всех частиц человеческого тела в любой момент времени; но никто не усомнится в том, что она может иметь численное выражение. Я упоминаю об этом, поскольку не уверен, что профессор Форбс различает трудность установления факта численного значения в некоторых случаях и предполагаемую трудность выражения с помощью чисел. Первая трудность действительно существует, но зависит лишь от наших знаний и умений; а вторая, если бы она существовала, имела бы абсолютный характер и была бы неотъемлемой частью предмета исследования, в действительности же, как мне представляется, дело обстоит не так».

Де Морган также придерживался этого мнения на том основании, что тогда, когда мы имеем дело с какой-либо градацией, численное сравнение должно быть теоретически возможно.[681] Иными словами, он допускает, что все вероятности могут быть упорядочены, и заключает из этого, что они должны быть исчисляемы. Однако философы, являющиеся математиками, едва ли согласятся с тем, что, даже если посылка верна, то заключение с необходимостью следует из нее. Объекты могут быть расположены в таком порядке, который можно назвать порядком степени или значения, и при этом невозможно представить себе систему, позволяющую измерить различия между отдельными объектами.

Такого мнения могли придерживаться и другие, помимо Де Моргана, отчасти из-за узкого понимания вероятности. Исчислению вероятности было уделено гораздо больше внимания, чем ее логике, и математики, не будучи обязаны исследовать предмет в целом, естественным образом сосредоточили свое внимание на тех особых случаях, существование которых будет продемонстрировано позже, когда станет возможным их алгебраическое выражение. Поэтому теоретики стали связывать вероятность с теми проблемами, при рассмотрении которых мы имеем дело со взаимоисключающими равновероятными альтернативами; и принципы, применяемые при исследовании таких случаев, почти без дальнейшего анализа были признаны общезначимыми.

3. Дело еще и в том, что были предложены и получили распространение такие теории вероятности, согласно которым количественный характер вероятности с необходимостью проявился в самом ее определении. Например, часто говорят, что вероятность – это отношение числа «благоприятных исходов» к их общему числу. Если это определение точно, из него следует, что каждое значение вероятности может быть представлено числом и фактически числом иявляется; поскольку отношение – это вовсе не количество. Так же и в случае с определениями, основанными на статистической частоте, – там каждому значению вероятности должно соответствовать численное отношение. Эти определения и основанные на них теории будут рассмотрены в главе 8, они связаны с фундаментальными разногласиями среди ученых, перегружать которыми данное рассуждение нет необходимости.

4. Если перейти от воззрений теоретиков к опыту, который имеется у людей, связанных с практикой, то, возможно, следует сказать, что здесь предпочтение числового измерения вероятности может быть связано с практикой заключения страховых договоров и с готовностью компании Ллойда страховать практически любой риск. Можно при желании убедиться в том, что страховщики действительно готовы в любом случае объявить численную величину и подкрепить свою точку зрения деньгами. Но эта практика указывает лишь на то, что зачастую вероятности больше или меньше определенного числового значения, а не на то, что сами они могут быть численно определены. Для страховщика достаточно того, чтобы страховой взнос, который он устанавливает, покрывал возможный риск. Но помимо этого у меня возникает сомнение, всегда ли размышления страховщика, которые предшествуют установлению страховой премии, совершенно рациональны и обоснованны; или что два одинаково сообразительных брокера, действующих на основе одних и тех же фактов, всегда придут к одному и тому же результату. Например, когда речь идет о включении в бюджет страховых сумм, соответствующие цифры неизбежно будут отчасти произвольными. В них заключен элемент случайности, и умонастроение брокера в тот момент, когда он их определяет, подобно состоянию букмекера, когда тот рассчитывает ставку. И хотя брокер может быть уверен в получении прибыли, исходя из правил букмекерства, все же индивидуальные суммы, составляющие страховой фонд, остаются до некоторой степени произвольными. Он может быть почти уверен, что новые налоги не будут введены на более чем один из товаров: чай, сахар или виски; или же может быть распространено мнение, обоснованное или нет, что вероятность возрастает в следующем порядке – виски, чай, сахар; и, следовательно, страховщик может заключить договор страхования на суммы, находящиеся в соответствующей пропорции, т. е., соответственно, со ставками 30, 40 и 45 %. Таким образом, он может быть уверен в 15-процентной прибыли, какими бы абсурдными и произвольными ни были его ставки. Для успеха страхования на основании этих величин не обязательно, чтобы вероятности новых налогов действительно соответствовали цифрам 3/10, 4/10 и 45/100; достаточно лишь наличия коммерсантов, желающих заключать договор страхования по этим ставкам. Более того, эти коммерсанты, будучи вполне благоразумными, могут согласиться на заключение договора страхования, даже если ставки отчасти произвольны; поскольку всегда остается риск банкротства в том случае, если сумма их возможных потерь не является ограниченной. Принцип подобной сделки очень похож на принципы работы букмекера – об этом свидетельствует тот факт, что если существует особенно высокий спрос на страхование от одного из рисков, то тарифы растут; вероятность не изменилась, но появилась опасность того, что сформированный из взносов страховой фонд может не покрыть необходимых выплат Президентские выборы в США дают более яркий пример. 23 августа 1912 г. у Ллойда был заключен договор на следующих условиях: 60-процентное возмещение в случае победы доктора Вудро Вильсона, 30-процентное – в случае победы г-на Тафта и 20-процентное – в случае победы г-на Рузвельта. Брокер, который мог бы заключить страховые договора при равных ставках на каждого из кандидатов, несомненно, получил бы 10-процентную прибыль. Последующие изменения этих условий во многом зависели бы от количества желающих заключить страховой договор на того или иного кандидата. Можно ли утверждать, что эти цифры представляют собой хоть сколько-нибудь обоснованные числовые оценки вероятности?

В некоторых страховых случаях элемент произвольности кажется даже более значительным. Возьмем, например, ставки перестрахования для «Waratah», судна, которое исчезло в водах Южной Африки.[682] По мере того как шло время, ставки росли; отправление кораблей в поисках судна вызвало их понижение; если находили какие-то материальные свидетельства неизвестного кораблекрушения, ставки вновь росли; когда появилась информация о том, что при подобных же обстоятельствах 30 лет назад судно, беспомощное, но без серьезных повреждений, дрейфовало в течение двух месяцев, ставки упали. Можно ли представить, что эти ставки, менявшиеся изо дня в день, – 75, 83, 78 % – были рационально обоснованы или все же реальные цифры в большой степени произвольны и зависят от настроения людей? В действительности страховщики сами определяют те риски, которые могут быть должным образом застрахованы, либо потому, что их вероятность можно оценить в сравнительно узких числовых границах, либо потому, что можно составить страховой фонд, учитывающий все возможности; и те риски, с которыми нельзя работать подобным образом и которые не могут создать основу для стабильного страхового бизнеса, хотя один раз можно позволить себе «сыграть в рулетку». Таким образом, я полагаю, что практика страховщиков скорее свидетельствует против, нежели в пользу утверждения о том, что все вероятности могут быть просчитаны и численно оценены.

5. Представители деятельности другого рода – адвокаты – оказываются в подобных вопросах проницательнее философов.[683] Интересующее нас в данном случае различие между теми вероятностями, которые могут быть установлены в узких пределах, и теми, которые не могут, возникло в результате принятия ряда судебных решений, касающихся возмещения