— Оборотень!!!
Глаза застилало слезами. Колючий гравий впивался в колени, она ничего не чувствовала и не видела. Даже плач дочери не прорывался сквозь окружившую ее вдруг пустоту.
— Оборотень!!!
Он не должен был умереть, не имел права… Как он мог оставить их с Настей одних?!
Злость и отчаяние — вот что она испытывала в этот момент. Точно слепая, шарила руками по груди своего мертвого мужчины и выла в голос…
Она выла, а где-то глубоко внутри что-то росло и набирало силу. Ту самую силу, от которой она так тщетно пыталась избавиться. Ей вдруг стало больно. Так больно, что позвоночник выгнуло дугой, а лопатки свело судорогой, но она все равно продолжала цепляться за своего Оборотня. Его мертвое тело было последним, что связывало ее с реальностью.
Как давно он мертв?.. Почему он мертв?..
Она не хочет, чтобы он умирал… не позволит…
Боль стала нестерпимой, превратилась в белое пламя. На кончиках пальцев заплясали синие искры…
Галлюцинация… какая красивая…
Что там говорила Элеонора про управление силой?..
Она знает, куда нужно направить эту силу…
Одну ладонь — на грудь Оборотню, туда, где сердце… вторую — сверху…
Господи, как же больно!..
— Дакер, да что же ты ползешь как черепаха?! Такими темпами мы только к вечеру доберемся! — Лемонтий, в строгом костюме, причесанный, гладко выбритый, нервно заерзал на пассажирском сиденье.
— Успеем. — Дакер поправил узел галстука, чуть сильнее нажал на педаль газа.
Новый «Форд», недавнее его приобретение, радостно заурчал.
— Нет! Мы опаздываем, я сердцем чувствую! — не унимался Лемонтий. — Клыкастый, пусти меня за руль!
— У тебя нет прав.
— Есть у меня права!
— Опыта нет.
— Опыт — дело наживное. Пусти, я покажу тебе класс!
— Купи свою тачку и на ней показывай, — отмахнулся Дакер.
— У-у-у, жадина-говядина клыкастая! — обиженно взвыл Лемонтий. — Да что ж ты снова тормозишь- то?! Опоздаем! Ну точно, на Настенины крестины опоздаем…
— Заткнись, — оборвал его Дакер. Голос у него странный, от недавней невозмутимости не осталось и следа.
— Что? — Лемонтий завертел головой, осматриваясь по сторонам. — Дакер, это же машина Оборотня! Дакер, тормози!!!
…На месте аварии они оказались не первыми. На обочине в растерянности стояла молодая пара, парень и девушка. Девушка неловко прижимала к груди орущего ребенка.
— Настена!
Лемонтий на ходу вывалился из машины, выхватил ребенка из рук девушки. Та ойкнула, беспомощно посмотрела на своего приятеля.
— Эй, мужик, — сказал парень не слишком уверенно, — что ты…
— Где ее родители? — заорал Лемонтий.
— Там. — Парень махнул рукой в сторону от дороги. — Мы «Скорую» вызвали. Они приехали, ребенка нам дали подержать, а туда не пустили…
— Куда не пустили?
— К этим… к трупам…
— К трупам?.. — Лемонтий смертельно побледнел, прижал к груди заходящуюся плачем Настену. — Дакер, ты слышишь, что говорит этот чудик?!
— Пойдем. — Дакер больно сжал его локоть, потащил с обочины.
— К трупам, — бормотал Лемонтий. — Разве к трупам вызывают «Скорую»?..
— Ребенка не урони, — прошептал Дакер, обходя искореженную инвалидную коляску и борясь с подступающей тошнотой. Он видел, что стало с машиной Оборотня и тем «мерсом», а теперь вот эта коляска… К трупам «Скорую» не вызывают — вертелось в голове.
…Оборотень лежал на носилках: руки по швам, лицо в синяках и порезах, на шее какая-то дурацкая пластмассовая штука. Что-то похожее Дакер видел в кино, точно такие же штуки надевали пострадавшим в автокатастрофах. Значит, Оборотень жив!
— Эй, сюда нельзя! — набросилась на него врач, совсем еще молоденькая девушка, почти девочка. Она стояла на коленях перед лежащей на стылой земле Селеной. — Уходите, не мешайте! Нет, стойте! Поможете их в машину перенести! — Девушка в отчаянии отшвырнула фонендоскоп, прильнула ухом к груди Селены.
— Я их друг. — Дакер опустился рядом, сжал тонкое запястье Селены — никакого пульса… Ну и что с того?! Он же не врач! Может, он не так и не там проверяет… — Что с ними? — спросил враз охрипшим голосом.
— Да не знаю я! — девочка сорвалась на крик. — У парня сердечная аритмия и на груди метки тока!
— Что?
— Такие следы, как от поражения электрическим током. Откуда тут, в чистом поле, взяться электричеству?.. — она вдруг всхлипнула.
— Он жив?
— Жив.
— А она? — Дакер погладил Селену по спутанным волосам.
— А она в коме.
— Почему?
— Не знаю! Из видимых повреждений у нее только перелом ребер. Марья Ивановна! — девушка вскочила на ноги, замахала рукой. — Идите скорее сюда!
— Уже бегу, — к ним неспешной походкой приближалась немолодая женщина в мятом, не слишком чистом халате. Наверное, фельдшер.
— Марья Ивановна, пусть вот он, — девушка кивнула на Дакера, — поможет Петровичу погрузить пострадавших в машину, а я к третьему… Господи, как же мы их разместим-то всех?! Вы еще одну бригаду вызвали?
— Вызвала, только третьему вы, Алла Федоровна, уже вряд ли чем поможете. — Женщина покачала головой. — Парень — не жилец…
Девушка тихо всхлипнула, подняла с земли фонендоскоп, бегом бросилась к искореженному «Мерседесу».
— Молодая, только первый год у нас работает, не привыкла еще, — со смесью теплоты и досады сказала Марья Ивановна. — За каждого переживает, как за родного. Разве ж так можно, при нашей-то работе?
— Тетя! — рявкнул Дакер. — Зови своего Петровича, поехали в больницу!
— А ты кто такой выискался? — обиделась женщина. — Раскомандовался тут! Петрович! Петрович, иди сюда!
Дакер еще раз погладил Селену по волосам, встал с земли, огляделся и только сейчас вспомнил про Лемонтия и девочку. Что-то их давно не слы…
Лемонтий сидел на обочине и баюкал уснувшую Настену. Вид у него был пришибленный, подбородок мелко подрагивал.
— Все?.. — спросил он шепотом и громко икнул.
