История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Начинаетъ Пушкинъ свой романъ съ того, что сразу вводитъ читателя въ глубь холоднаго, эгоистическаго сердца героя, который торопится въ деревню за насл?дствомъ къ умирающему дяд?. Этотъ отталкивающій образъ поэтъ такъ скрашиваетъ своимъ св?тлымъ, добродушнымъ юморомъ, что отнимаетъ y читателя всю силу негодованія. Зат?мъ онъ раскрываетъ намъ, какъ сложился характеръ этого юноши. Онъ выросъ безъ любви, не зналъ родительской ласки, на рукахъ наемныхъ воспитателей… Его готовили къ св?тской жизни, ему прививали только св?тскія доброд?тели – знаніе французскаго языка и хорошихъ манеръ, ум?нье вести легкую, салонную болтовню. 'Ребенокъ былъ р?зовъ, но милъ' - таково первое мн?ніе 'св?та' о геро?: мн?ніе, не идущее вглубь его сердца, a касающееся только его вн?шнихъ качествъ.

'Св?тъ'.

Когда онъ вступилъ въ 'св?тъ', онъ съ избыткомъ зналъ все, что требовалось условіями тогдашней 'св?тской' жизни:

'Онъ по-французскн совершенно

Могъ изъясняться и писалъ,

Легко иазурку танцовалъ

И кланялся непринужденно…

Чего жъ вамъ больше?

И св?тъ вторично высказался въ его пользу: 'онъ уменъ и очень милъ'. Опять слово 'милъ', и опять – ни слова объ его сердц? – его не нужно было для св?тской жизни. Въ 'св?т?' Он?гинъ сум?лъ себя поставить такъ, что его везд? 'зам?тили' – и въ кругу 'золотой' молодежи, и среди 'серьезныхъ' людей св?та, ведущихъ за карточнымъ столомъ 'важные споры', и въ кругу св?тскихъ дамъ… Отдавая дань в?ку, Он?гинъ интересовался модной тогда политической экономіей, и зналъ изъ сочиненій Адама Смита н?сколько 'ходячихъ истинъ'. Это было 'модно',- это было признакомъ 'хорошаго тона'…

Содержаніе жизни Он?гина.

Но не это заполняло его жизнь,- ловля женскихъ сердецъ, вотъ ч?мъ особенно прилежно занялся Он?гинъ. И зд?сь ждалъ его усп?хъ. Пушкинъ помогаетъ намъ понять, откуда Он?гинъ получилъ свои знанія:

'Любви насъ не природа учитъ…

…Мы алчемъ жизнь узнать заран?

И узнаемъ ее въ роман?…

Он?гинъ это испыталъ.

И Пушкинъ указываетъ, какой романическій герой былъ образцомъ Он?гина,- это ричардсоновскій Ловласъ, 'поб?дитель женскихъ сердецъ'. Ц?ль его жизни – 'покорять женскія сердца'; для этого онъ выработалъ себ? опред?ленную тактику, изучилъ психологію женскаго сердца: легкія поб?ды ему неинтересны; онъ любилъ 'трудную борьбу';- это для него своеобразный 'спортъ'…

Причины его тоски.

Жизнь Он?гина катилась, безоблачная и спокойная, среда всевозможныхъ удовольствій – театры, балы, об?ды въ модномъ ресторан?, заботы о наружности и костюм? заполанли его пустое и пошлое существованіе; Судьба над?лила Он?гина 'умомъ' и 'сердцемъ', не давъ ему ни образованія, ни воспитанія, не указавъ исхода его душевнымъ силамъ. Отъ такого несоотв?тствія богатства силъ со скудостыо содержанія души произошелъ въ немъ разладъ,- и немудрено, что онъ, скоро утомился и заскучалъ:

'Рано чувства въ немъ остыли,

Ему наскучилъ св?та шумъ,

Красавицы недолго были

Предметъ его привычныхъ думъ.

Изм?ны утомить усп?ли,

Друзья и дружба надо?ли

И, хоть онъ былъ пов?са пылкій,

Но разлюбилъ онъ, наконецъ,

И брань, и саблю, и свинецъ.

И вотъ имъ овлад?лъ 'англіискій сплинъ', или русская хандра – да къ тому же и мода въ высшемъ св?т? перем?нилась, и 'слава Ловласа обветшала'. Тогда онъ подражаніе Ловласу см?нилъ на подражаніе Чайльдъ-Гарольду,- сталъ 'корчить чудака'. Какъ Childe Harold, угрюмый, томный, въ гостиныхъ появлялся онъ…

Сердце было пусто, умъ былъ празденъ. Онъ попытался, было, заняться литературой, но трудъ упорный былъ ему тошенъ – и онъ бросилъ перо. Взялся онъ за книгу, но и 'читать' онъ не былъ пріученъ, къ тому же тогда, когда онъ изв?рился въ жизни, – не могъ онъ пов?рить книг?. 'Читалъ, читалъ, a все безъ толку. Тамъ скука, тамъ обманъ и бредъ'… Свою 'хандру' и 'апатію',- результатъ утомленія и пустоты душевной, онъ счелъ 'разочарованностью' и охотно прикрылся, моднымъ тогда, плащомъ Чайльдъ-Гарольда. Недаромъ изъ вс?хъ книгъ онъ читалъ только творенія Байрона:

'Да съ нимъ еще два-три ромапа,

Въ которыхъ отразился в?къ,

И современный челов?къ

Изображенъ довольно в?рно,

Съ его безнравственной душои,

Себялюбивой и сухой,

Мечтанью преданной безм?рно;

Съ его озлобленнымъ умомъ,

Кипящимъ въ д?йствіи пустомъ.

Он?гинъ былъ яркимъ представителемъ того 'полуобразованія', которое такъ характерно было для тогдашняго русскаго общества. Умъ не позволилъ Он?гину на всю жизнь слиться съ этимъ обществомъ, но искать ц?лей бытія вн? этого общества онъ не ум?лъ. И, въ результат?, въ его лиц? получился въ русской литератур? первый образчикъ 'лишняго челов?ка'.

Книга была отброшена, и Евгеній остался безпомощвымъ въ жизни, 'безъ руля' и 'безъ в?трилъ', съ 'р?зкимъ, охлажденнымъ умомъ', страннымъ мечтателемъ безъ ц?ли жизни, угрюмымъ – съ жалобаии на злобу сл?пой фортуны, съ презр?ніемъ къ людямъ, съ язвительными р?чами…

Онъ чуть было, не отправился путешествовать, но изв?стіе о смертельной бол?зни деревенскаго дяди вызвало его въ деревню.

Деревня.

Въ деревн? Он?гинъ сначала интересовался новизной жизни, необычными для него красотами тихой природы; онъ заинтересовался, было, участью своихъ кр?постныхъ, и облегчилъ ихъ существованіе, – 'яремъ барщины старинной' зам?нивъ 'легкимъ оброкомъ',- но вскор? онъ и зд?сь заскучалъ и повелъ уединенную жизнь, мизантропіей отдаливъ отъ себя своихъ сос?дей. Наивные деревенскіе жители въ оц?нк? героя не были такъ свисходительны, какъ петербургскій 'св?тъ' – они признали Он?гина и вольнодумцемъ ('фармазонъ', т. е. франкъ-масонъ), и 'неучемъ'…

Ленскій.

Въ это время въ сос?днюю деревню прі?халъ Ленскій. Это былъ челов?къ другого душевнаго склада, ч?мъ Он?гинъ: воспитанннкъ н?мецкой идеалистической философіи ('съ душою прямо геттингенской'), – поэтъ, душа котораго была воспламенена поэтическимъ огнемъ Шиллера и Гете. Въ глушь русской провинціи привезъ онъ много страннаго:

'Вольнолюбивыя мечты,

Духъ пылкій и довольно странный,

Всегда восторженную р?чь

И кудри черныя до плечъ.

Близость Ленскаго къ Жуковскому.