История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Характеристика героя.

Все поведеніе пушкинскаго героя, съ начала его прибытія на Кавказъ до б?гства, оттуда подтверждаетъ его признаніе, что онъ 'вянетъ жертвою страстей', 'безъ упованья, безъ желаній'. Онъ живетъ прошлымъ,- слушая черкешенку.

'Онъ забывался: въ немъ т?снились

Воспоминанья прошлыхъ дней.

'Слезы' катятся изъ его глазъ, такъ какъ на родин? осталось то существо, въ которое онъ былъ безнадежно влюбленъ. Отъ этой неудачной любви онъ 'гаснетъ, какъ пламень дымный'. Онъ хочетъ умереть 'забытымъ, одинокимъ', 'съ воспоминаніями, грустью и слезами'. Итакъ, герой Пушкина – юноша, только 'напустившій' на себя холодъ душевный, но на д?л? сохранившій и теплыя чувства, и надежды – онъ связанъ съ прошлымъ; 'грусть', 'слезы', 'мечты' – все это знакомо ему; покоя они жаждетъ, a борьбы страшится

Автобіографическое значеніе поэмы.

Стоитъ сравнить этотъ образъ съ т?мъ, который вырисовывается изъ элегій: 'Погасло дневное св?тило', 'Я пережилъ своя желанья – и мы уб?димся, что герой поэмы – отраженіе личности самого поэта, котораго своимъ с?рымъ крыломъ коснулась 'міровая скорбь'. Это – юноша, покинутый в?тренными друзьями шумной юности,- юноша, еще привязанный къ воспоминаніямъ прошлаго, потому тоскующій,- юноша, y котораго мягкое сердце, но мало энергіи, который легко изнемогаетъ въ борьб?, но легко и ободряется.

'Байронизмъ' въ чертахъ героя.

Итакъ, въ образ? героя н?тъ ничего схожаго съ героями Байрона. Если есть въ немъ черты байронизма, то они лишь искусственно привязаны къ его облику. 'Грозное страданіе', 'бурная жизнь', т. е. т? 'богатырскія', сильныя черты, которыя казались Пушкину характерными для поэзіи Байрона, – совс?мъ не вяжутся съ образомъ пл?нника. Такимъ же неудачнымъ наслоеніемъ 'байронизма' въ поэм? оказалась любовь къ 'свобод?'… Съ призракомъ свободы (и чтобы позабыть неудачную любовь?) онъ ?детъ на Кавказъ… Зач?мъ? Чтобы убивать горцевъ? Но при чемъ же тогда 'призракъ свободы'? Или герой Пушкина хот?лъ 'опроститься', жить съ горцами и д?лить съ этими 'свободными' сынами ихъ радости и печали? но тогда зач?мъ же б?жать отъ нихъ? и куда б?жать?

'Гордое, одинокое страданіе' – тоже черта байроническая,- черта, которую мы находимъ и y пушкинскаго героя,-

Таилъ въ молчаньи онъ глубокомъ

Движенья сердца своего

И на чел? его высокомъ

Не изм?нялось ничего.

Но и эта черта недолго удержалась за нимъ: y него, оказывается, и слезы градомъ льются; въ порыв? восторга онъ даже 'вопитъ'… Такимъ образомъ, глубокаго вліянія Байронъ не им?лъ на созданіе героя 'Кавказскаго Пл?нника'. Сл?довательно, если Пушкинъ и увлекался въ это время произведеніями британскаго поэта, то увлеченіе это его не поработило,- онъ оставался самимъ собою, чуждымъ байроновской энергіи, далекимъ отъ гордости и титаническаго 'эготизма'.

Вліяніе 'Рене'.

Гораздо ближе и герои Пушвина, и самъ онъ подходятъ къ Шатобріану. Этого французскаго писателя Пушкинъ зналъ еще до Байрона, и помнитъ его тогда, когда давно уже пересталъ говорить о Байрон?: въ 1837 г. Шатобріана онъ называетъ 'первымъ изъ современныхъ писателей, учителемъ всего пишущаго покол?нія'. Герой Шатобріана – совершенный 'Кавказскій Пл?нникъ': онъ не возмущается, не ненавидитъ, не мститъ,- онъ жалуется, тоскуетъ, такъ какъ онъ – жертва, a не боецъ. Глубокая меланхолія,- вотъ, чувство, которымъ онъ живетъ. Онъ – юноиа 'sans force et sans vertu', бросившій родину всл?дствіе несчастной любви; среди цивилизованныхъ людей ему мало м?ста съ его безм?рнымъ эгоизмомъ. Рене б?житъ къ дикарямъ, но тоска, грусть сл?дуютъ за нимъ по пятамъ; теплая, самоотверженная любовь дикарки не выт?сняетъ изъ его сердца думъ о той женщин?, которая осталась на родин?.

Героини поэмы Пушкина и пов?стей Шатобріана.

Героини об?ихъ пов?стей Шатобріана ('Rene', 'Atala') напоминаютъ черкешенку изъ 'Кавказскаго Пл?нника': Atala, влюбленная въ пл?нника, появляется къ нему ночью, и съ т?хъ поръ постоянно ходитъ тайкомъ къ юнош? и ведетъ съ нимъ долгія бес?ды о любви. Потомъ она освобождаетъ его изъ пл?на и умираетъ въ борьб? съ своею любовью. Другая героиня Celuta, отдавшая всю жизнь Рене, услышала отъ него признаніе, что сердце его занято думой о другой женщин?; Celuta, потерявъ Рене, бросается въ р?ку.

Пушкинъ, Шатобріанъ и Байронъ.

Такимъ образомъ, говоря о настроеніяхъ 'міровой скорби', которыя овлад?ли творчествомъ Пушкина, мы должны признать, что онъ одинаково увлекался и Шатобріаномъ, и Байрономъ, хотя вліяніе перваго было бол?е сильнымъ, органическимъ, такъ какъ коренилось въ свойствахъ души самого Пушкина.

Отношеніе Пушкина къ поэм?.

Самъ Пушкинъ очень строго отнесся къ своей поэм? вскор? посл? ея окончанія. Онъ говоритъ въ одномъ письм?, что въ поэм? пытался создать 'характерный типъ' своего времени. 'Я въ немъ хот?лъ изобразить это равнодушіе къ жизни и къ ея наслажденіямъ, эту преждевременную старость души, которыя сд?лались отличительными чертами молодежи 19-го в?ка' {Элегія: 'Я пережилъ свои желанія', написанная черезъ два дня посл? окончанія 'Кавказскаго пл?нника', прекрасно рисуетъ это настроеніе.}, но онъ признавалъ, что нарисовать 'характеръ' ему не удалось. Т?мъ не мен?е, по его словамъ, онъ любилъ свою поэму, такъ какъ въ ней были 'стихи его сердца'.

Отношеніе критики.

Критика не была такъ разборчива, какъ самъ авторъ. Если недостатки характера героя были зам?чены н?которыми критиками, то они превознесли ум?ніе поэта рисовать картины кавказской природы,- этотъ couleur locale, который въ этомъ произведеніи былъ введенъ, какъ художественный пріемъ…

Крои? того, критика совершенно справедливо оц?нила большую содержательность этого произведнія, большую идейность, сравнительно съ 'Русланомъ и Людмилой'. Зд?сь была усмотр?на попытка психолога разобраться въ душ? 'героя времени'. Зд?сь были и настроенія бол?е глубокія: 'трогательное уныніе, бол?е чувства, бол?е силы, бол?е возвышенной поэзіи' – какъ выразился одинъ критикъ.

Критика о вліяніи Байрона.

Единодушнымъ хоромъ критика современниковъ признала, что на поэм? сказалось вліяніе Байрона: кн. Вяземскій указалъ на Чайльдъ-Гарольда, какъ на образецъ пушкинской поэмы. Характеры пушкинскихъ героевъ показались русскимъ критикамъ 'чужеземцами-эмигрантами, переселившимися изъ байронова міра'. На разные лады повторяетъ русская критика свои мн?нія о 'байронизм?' Пушкина, и еще въ 40-ыхъ годахъ Н. Полевой утверждалъ, что 'Байронъ возобладалъ совершенно поэтическою душою Пушкина, и это владычество на много времени лишило нашего поэта собственныхъ его вдохновеній'. 'Кавказскій Пл?нникъ, по его мн?нію, былъ р?шительнымъ сколкомъ съ того лица, которое въ исполинскихъ чертахъ, грознымъ привид?ніемъ пролет?ло въ поэзіи Байрона'. Эти категорическія утвержденія упрочили въ исторіи русской литературы ходячее мн?ніе о 'байронизм?' Пушкина.

Тщетно н?которые критики указывали на несходство Пушкина и Байрона, на самостоятельность русскаго генія (Булгаринъ, Фарнгагенъ-фонъ-Энзе, Надеждинъ, Б?линскій, Чернышевскій, Катковъ, Добролюбовъ); мн?ніе о полной подчиненности Пушкина Байрону,- мн?ніе, нев?рное всл?дствіе своей односторонности, дожило до нашихъ дней.

Исторія созданія героя этой поэмы.

Образъ 'Кавказскаго Пл?нника' складывался y Пушкина, очевидно, тогда, когда онъ еще ?халъ на югъ 'въ ссылку'; Кавказъ, куда онъ прі?халъ съ Раевскими, подсказалъ для его картины фонъ; знакомство съ Байрономъ (въ семь? Раевскихъ) наложило на готовый образъ н?сколько нев?рныхъ, чуждыхъ ему, чертъ. Когда поэма была написана, настроенія Пушкина уже далеко разошлись съ нею: оттого она ему не нравилась, какъ только была окончена.

'Бахчисарайскій Фонтанъ'.

Подъ впечатл?ніемъ Крыма, его природы и преданій, нашсалъ Пушкинъ вторую свою поэму: 'Бахчисарайскій Фонтанъ'.

Вліяніе Байрона. Герой поэмы.

Въ этой поэм? вліяніе Байрона сказалось въ попытк? заимствовать y англійскаго писателя манеру изображать южную природу, восточную жизнь,- словомъ, couleur locale и couleur ethnografique. 'Слогъ восточный, пишетъ Пушкинъ, былъ для меня образцомъ, сколько возможно намъ, благоразумнымъ, холоднымъ европейцамъ. Европеецъ и въ употребленіи восточной роскоши долженъ сохранять вкусъ и взоръ европейца. Вотъ почему Байронъ такъ прелестенъ въ 'Гяур?' и въ 'Абидосской нев?ст?'. 'Бахчисарайскій фонтанъ', говоритъ Пушкинъ, отзывается чтеніемъ Байрона, отъ котораго я съ ума сходил'. Дальше этихъ возд?йствій на манеру письма вліянія Байрона не простирались,- ни одинъ изъ героевъ этой поэмы не можетъ быть отнесенъ къ 'байроническимъ', ни одинъ не отличается даже чертами 'Кавказскаго Пл?нника'. Впрочемъ, современники поэта умудрились увид?ть черты байронизма въ образ? Хана-Гирея, который посл? смерти Маріи и казни Заремы, сд?лался мрачнымъ, и въ то же время, разочарованнымъ и тоскующимъ… Когда ему приходилось 'въ буряхъ боевыхъ' носиться по бранному полю 'мрачнымъ' и 'кровожаднымъ', иногда 'безотрадный пламень', вспыхивалъ въ его сердц? и д?лалъ его вдругъ безсильнымъ,- сабля, поднятая въ пылу битвы, оставалась тогда неподвижной, и могучій Гирей д?лался слаб?е ребенка. Только упорное желаніе связать Пушкина съ Байрономъ могло находить эту поэму 'байронической' по духу.

Отношеніе критики.

Критика съ восторгомъ прив?тствовала это произведеніе Пушкина,- вс? были поражены удивительной картинностью произведенія, ея гармоническимъ стихомъ. Герои поэмы, Гирей и Зарема, показались н?которымъ критикамъ до того близкими къ героямъ Байрона, что одинъ критикъ утверждалъ, будто 'Ханъ- Гирей составленъ по героямъ Байрона настолько чувствительно', что 'самыя движенія Гирея, самыя положенія подражательны'. Гораздо справедлив?е были