Я сказал ему, чтобы он ни в коем случае не делал этого, но Джеймс не хочет ничего слушать. Кажется, он полагает, что Робин нуждается в его защите.
Келлум вздыхает и откидывается на стуле:
— Скоро тебя перестанет это беспокоить: «Дневник» закончится. Чем ты собираешься заниматься после этого?
Я пожимаю плечами:
— Наверное, вернусь обратно в отдел новостей. Надеюсь, что благодаря «Дневнику» мне дадут хорошую работу.
— Я в этом уверен. «Дневник» имеет огромный успех!
Краем глаза я замечаю, что Джеймс вернулся.
— Увидимся, — быстро бросаю я Келлуму и бегу к своему столу.
— Ну?
— Шеф неохотно согласился с идеей взять дом под наблюдение на несколько дней.
Я пишу новый фрагмент «Дневника». Сегодня он получился несколько глубокомысленным (на мой взгляд). Начало такое:
«Сегодня я узнала детектива Джека Свитена несколько лучше. Мы поговорили о его детстве и о том, где он вырос. Он рассказал мне историю о маленькой девочке…»
Утро пятницы. Заходит Джеймс:
— Обыск состоится в четверг. Мне дали для этого пятерых офицеров.
Я широко открываю глаза. Сколько всего интересного выпало на мою долю! Сначала засада, а теперь обыск!
— Фантастика! — восклицаю я, хлопая в ладоши. — Значит, наблюдение принесло свои плоды?
— Ночью произошло много событий. Полицейские поговорили с несколькими людьми, а некоторые детективы опросили своих доверенных лиц в этом районе. Ночью там что-то происходит.
— Когда мы едем, в четверг?
— Ты не едешь.
Улыбка медленно сползает с моего лица:
— Что значит — я не еду?
— Это значит, что ты не едешь.
— Почему? Это опасно?
— Не то чтобы опасно, скорее непредсказуемо. С тобой может что-нибудь случиться, особенно с твоим талантом оказываться в неподходящем месте в неподходящий час.
Сказав это, Джеймс обращается к своим бумагам.
— Ты не можешь так поступить. Речь идет о моей карьере.
— Речь идет не о твоей карьере, речь идет о тебе.
— Может быть, я хотя бы посижу в машине, до тех пор пока не станет безопасно?
Он колеблется:
— И ты не будешь выходить из машины до моего возвращения?
— Обещаю.
Джеймс смиренно вздыхает:
— Тогда ладно.
— А Винс?
— Не гневи Бога, Холли! — говорит он, возвращаясь к бумагам.
День мы проводим в суде, где вскоре должен появиться Кеннет Тэннер, укравший лекарства из больницы. А пока мы с Джеймсом шатаемся без дела, пьем бесконечный кофе, разгадываем газетные кроссворды и читаем друг другу наши гороскопы (он Скорпион, а я Дева). Все это абсолютно напрасная трата времени, ведь Джеймса даже не приглашают в зал заседания в качестве свидетеля. Винс все же фотографирует нас у здания суда. Я начинаю скакать по ступенькам и в конце концов падаю, чуть не сломав шею себе, а заодно и Джеймсу.
Проведя таким вот малоинтересным образом весь день, я собираю вещи и еду в редакцию сдавать материал. Раскрытие дела об ограблениях (если раскрытие этого дела вообще возможно) сильно повысит популярность «Дневника». Все же иногда журналистам удается оказаться в нужное время в нужном месте. Я улыбаюсь. Интересно, после всего этого мне дадут новую должность или Джо заставит меня вернуться к некрологам о домашних животных?
Я влетаю к себе в квартиру.
— Лиззи? Ты дома? — кричу я из прихожей, снимая пальто.
Из гостиной доносится легкий шелест. Наверное, она нашла заварной крем и теперь поедает его. Я вхожу в комнату и вижу унылое лицо Лиззи, обращенное ко мне из недр дивана. Сочувственно морщу нос.
— Как ты себя чувствуешь? Как на работе? Алистер все еще игнорирует тебя?
С отважным видом она запихивает очередную порцию заварного крема в свой и так уже набитый рот и отрицательно мотает головой.
— Я даже надела свой сексуальный костюм-двойку, — говорит она, обрызгав меня кремом. — Безрезультатно. Ни жеста внимания, ни взгляда, ни слова.
— Ох, — печально говорю я.
Все мои избитые реакции сейчас прозвучали бы очень неубедительно, поэтому я предпочитаю молчать. Пожалуйста, не подумайте, что Лиззи купается в жалости к себе (хотя время от времени нам всем хочется пожалеть себя) — вовсе не так. Это просто реакция на напряжение, которое она испытывает на работе. Лиззи скорее выколет себе глаз, чем даст людям возможность увидеть, как она плачет. Так что на работе она ходит с высоко поднятой головой и выглядит так, будто ничто не произошло. Вернувшись же домой, Лиззи погружается в пучину уныния, измученная своим собственным актерством.
Чтобы как-то отвлечь ее, я рассказываю о последних событиях в деле Лиса.
— Подумать только, может быть, уже на следующей неделе мы узнаем имя Лиса и то, как он выглядит, — взволнованно говорю я.
— Когда состоится обыск?
— Около шести утра — по-моему, так сказал Джеймс.
— А ты разве не собираешься накануне на девичник?
Я пристально смотрю на нее. Я совсем забыла про этот чертов девичник. Придется идти, я обещала Флер.
— Что ты так смотришь на меня?
— Я думаю, что тебе не помешает сходить со мной на вечеринку, — серьезно говорю я.
— Ты, должно быть, сошла с ума. К полуночи я перережу себе вены!
— Ой, да перестань! Там будет весело!
— Весело? Весело? Бегать туда-сюда с тарелками? Нет, уж лучше я останусь дома. Но все равно спасибо.
— Послушай, я уверена, что Флер не будет против. Нужно только позвонить ей.
— Нет, точно, абсолютно точно и безоговорочно. Нет.
Глава 20
Мы с Лиззи входим в бар «Генри Африка», опоздав примерно на пять минут. Флер уже сидит за барной стойкой в окружении нескольких подружек. С легкостью определяю девчонок, работающих вместе с ней в Доме милосердия. Они собрались в кучку по левую руку от нее. Почти все в очках, а прически у них настолько невыразительные, что, будь я Ники Кларком[6], тут же взялась бы за ножницы и подстригла их. На одной из них клетчатая юбка (нет, не от Версаче, конечно, и не на двадцать дюймов выше колен).
