перемене: в дверях, держась трясущейся рукой за косяк, стоял старик - седой, слабый, совершенно больной, с безумными, полными слез глазами.
- Иосиф! - я вскочил и кинулся к нему, как к родному. - Иосиф, слава Богу, а я даже не знал, где вас искать!.. Мила и девочка внизу, с ними все хорошо, я только из-за вас наверху оставался, ну, и из-за...
Он громко всхлипнул, неловко шагнул навстречу и обнял меня, бормоча:
- Эрик, сынок... они... они Полю... Го-осподи! - из его горла вырвалось рыдание. - Звери, сволочи... девочку, парализованную... Эрик!..
- Спокойно, спокойно, не рассказывайте... - я гладил его по спине, утешая, - пойдемте вниз, там же ваша семья, а тут сейчас, кажется, все на воздух взлетит!
- Ты меня слышишь? - он отстранился, глядя с ужасом. - Они же ее... Эрик, ты можешь понять: они с ней такое сделали... я...
Выглядел он растерзанным и грязным, на губах засохла кровь, всклокоченные волосы были забиты сором и осколками стекла, рукав пиджака наполовину оторван, рубашка расстегнута до пупка - виднелась серая, как пергамент, кожа. Я машинально стал застегивать пуговицы на этой рубашке, он оттолкнул мои руки:
- Не надо! Я просто не понимаю - ради чего?!.. Она-то какое имеет отношение?.. Пожалуйста, надо пойти туда... к ней... это ведь ребенок...
- Я не понял: она жива? - я уже тащил его прочь, в коридор, к лестнице.
- Нет, но все-таки нам надо...
- Нам надо, - неожиданно для себя я заговорил жестко, - немедленно спускаться в подвал! Слышите? Хватит ныть, о дочери подумайте!
Наверное, если бы он не послушался, я бы его ударил, может, и несколько раз, чтобы привести в чувство. Но моего голоса оказалось достаточно: Трубин испуганно заморгал, словно просыпаясь от тяжкого сна, и заторопился - теперь уже он тащил меня за рукав, дико оглядываясь.
- Вот и хорошо, - я почти бежал за ним, понятия не имея, сколько прошло минут, одна или девять с половиной, и сколько есть у нас в запасе - до применения ОМП.
У двери запасного выхода мы затормозили: он вдруг побледнел и прижал руку к груди, испуганно шныряя по стенам взглядом.
- Иосиф, надо! - я дернул его за локоть. - Ради Бога, пойдемте!
- Погоди, вот тут... болит, - Трубин сглотнул.
Я почувствовал острую жалость к нему, но времени - проклятого времени совсем не было.
- Я понимаю, Иосиф, но попробуйте идти, умоляю вас, тут еще спускаться черт знает сколько...
- Хорошо, - он взял себя в руки.
Мы нырнули в зубастую стеклянную пасть - и покатились вниз. Не помню ступенек - я летел, подгоняемый своим странным, инстинктивным ужасом убегающего животного. Умом я понимал: мы уже под землей, наверху нас ничто не держит, Полины нет в живых (а ведь я даже не попрощался с ней, такая хорошая была, умненькая девочка...), ОМП нас, наверное, и не достанет... - но ужас был сильнее рассудка. Я несся через две ступеньки, таща за собой, как куклу, безвольное тело Трубина, а далеко вверху уже зародился чей-то многоногий топот, словно снежная лавина, готовая нас накрыть - и это прибавило нам скорости.
Нет ничего страшнее обезумевшей толпы, даже абстрактная смерть от бомбы или облаков ядовитого зарина не так пугает, как несколько десятков несущихся в ужасе людей. Еще страшнее, когда они настигают сверху, а ты бежишь вниз, в бездну, не зная, успеешь ли нырнуть в спасительную нору.
Мы успели. Куда ведет лестница, сколько там еще дверей и коридоров на пути к триста седьмой комнате, я не знал. Знал, наверное, Трубин, но он дрожал и рыдал, оплакивая девушку (что с ней сделали?..), и ни слова я от него не добился. Поэтому, остановившись на площадке перед изуродованной ломом дверцей, я распахнул ее, схватил свою живую ношу, силой затолкал ее в трубу и втиснулся сам. Дверца хлопнула за нами, и замок (Господи, спасибо!) вдруг звонко защелкнулся, звуком своим заставив меня злобно и радостно захохотать.
- Ловушка! - объяснил я удивленно вскрикнувшему Трубину. - Видите вон там, вдалеке свет? Ползите туда.
- Эрик, ты не сошел с ума? Есть же лестница...
- Самый простой путь сейчас - не обязательно самый легкий. Они не станут сюда ломиться, даже если смогут открыть замок - в чем я сомневаюсь. Их много, труба узкая. А по лестнице... Вы уверены, что смогли бы там от них убежать?
- Нет, не уверен, - очень серьезно отозвался он и пополз, чуть не лягнув меня каблуком в лицо.
Мы ползли, а в комнате под нами вдруг кто-то закричал, надрываясь:
- Су-уки!.. - и бахнул дверью. Или вовсе не дверью?..
- Эрик, кто это? - Трубин остановился, и я врезался в его тощий зад.
- Иосиф, некогда, не тормозите! Мила там, наверно, на ушах стоит, а вы тут треплетесь!..
- Да, да... - он снова пополз.
- Осторожнее, там дальше будет - вниз. По скобам полезем. Ну ничего, спускаться - не подниматься, справимся. Вы как, Иосиф, в состоянии?
Он буркнул что-то, я не расслышал. Кажется, насчет того, что все это ерунда - по сравнению с ОМП.
- Руками трубу щупайте, - посоветовал я, - как почувствуете, что обрывается, сразу скажите!
С нами была бесконечность - и тишина. Только слабый гул, который показался мне в минуту крайней усталости шумом самолетных винтов, доносился откуда-то снизу, из недр этого огромного, вкопанного в землю сооружения, да мы с Трубиным шуршали в трубе, как две измученные мыши - снова аналогия с мышами, странно, и откуда во мне такие мысли?..
Я перестал чувствовать усталость, тело онемело, и даже глаз больше не ныл под повязкой. Как я буду жить без глаза? Как работать? Мысли о зеленой карточке куда-то ушли, и я даже подивился этой перемене - никаким краем сознания больше не мечталось мне об инвалидности, пайках, бесплатном проезде. Я хотел деятельности, хотел двигаться, жить...
- Скажите, Иосиф - идиотский вопрос - а могу я работать бухгалтером без глаза?
Он гулко прокашлялся в темноте, сказал, не останавливаясь:
- Если выберемся, я похлопочу.
- Серьезно, что ли?.. Я же - вор, я у вас куртку стащил...
- Господи! - он одышливо рассмеялся. - Ты ребенка моего вытащил... ведь это ты ее вытащил, да? Я знаю - ты. Она кричала на центральном, но я не мог позвонить ей, успокоить... я слышал, как она зовет - это как ножом было... Куртка! Я тебе на этот счет потом все объясню, если захочешь. Сейчас скажу: слава Богу, что ты ее украл. Сам подумай. Я - уже подумал. Ведь только из-за нее ты здесь. А не ты - с Милой сделали бы то же самое, что и... - он опять завсхлипывал.
- Иосиф, вы же понимаете - это случайность. Ничего могло не произойти, Милу не пришлось бы спасать, и что тогда?..
- Тогда? Вот тогда, наверно, я и руки бы тебе не подал, - всхлипывания превратились в смех. - Но в суде, Эрик, я в любом случае сказал бы, что претензий у меня нет.
- Почему? - я никак не мог от него отвязаться.
- Примерно потому же, почему ты остался наверху из-за меня. И помолчи. Без обид - просто тяжело мне ползти и разговаривать...
И тут - нас ударило. Подбросило в трубе, шмякнув о стенки, словно кто-то огромный схватил эту трубу и взболтал, как бутылку с вином - одним точным взмахом.
- Ай!.. - где-то впереди Трубин взметнулся вверх невесомой тряпичной куклой, рухнул обратно, все- таки ударив меня ногой, а я вдруг оказался лежащим на спине, в какой-то дикой нечеловеческой позе, с вывернутыми руками и задранным выше головы свитером. Было не больно, только странно и страшно, но болтанка не повторилась - хотя я ожидал целой серии этих жутких встрясок...
- Эрик! Ты цел?.. - просипело мне в ухо, и дрожащие пальцы полезли сквозь шерстяную вязаную путаницу к моей голове. - Эрик, сынок!.. - голос тоже задрожал. - Где ты там, Господи... - свитер потянули, он сполз с моих рук, дернув за запястья. - Эрик!
