четырнадцатого и двадцать третьего, между которыми зияли обширные пустыри, обнесенные временными заборчиками. Двадцать третий, нужный мне, оказался самым целым, совсем нетронутым, вывеска 'Потребительский союз' над дверью магазинчика на первом этаже блестела свежей краской. Сквозь стекло витрины мне улыбался с плаката веселый маляр с газетной шапочке, буквы помельче гласили: 'Товары для ремонта'.
Я вошел.
Мои странные попутчики куда-то исчезли еще на платформе, но тут я увидел их, и мы вздрогнули все трое. Впрочем, мгновенный испуг сразу же сменился показным равнодушием, и они отвернулись к прилавку, оживленно обсуждая качества какой-то 'мастики'.
Я взглянул на продавца. Это был огромный бородач в синем рабочем халате, из-под которого выглядывал синий же свитер с растянутым воротом, какие часто носят шофера и лыжники. Лицо продавца хранило выражение деловитой задумчивости, меня он не замечал, но и 'блеска' в нем никакого не было. Сам магазин тоже выглядел обычно: полки с банками краски, рулоны обоев, бутыли клея, кисти, скребки, гвозди и прочая дребедень.
Странно было другое: где же Хиля? Она сказала, под зданием должен быть подвал. Не значит ли это, что она - уже в подвале?
- Простите, - я подошел к прилавку и снизу вверх посмотрел на бородача, - у вас есть сухой гипс? В пакетах по два килограмма?
- Угм, - согласился он. - Вам сколько?
- Погодите, а целлюлозные брикеты? Ну, утеплитель?
- Угм.
- Понимаете... - я внутренне заметался, но тут же придумал выход, - мой друг, Зиманский, сказал, что научит меня изолировать потолок, и для этого надо...
На фамилию друга среагировали только мои попутчики: старший изумленно уставился, а молодой издал какой-то звук. Продавец остался невозмутим:
- Все это хорошо. Вы мне просто скажите: чего и сколько. Если есть с собой список - давайте.
Я растерялся и глупо стоял, моргая. Почему-то мне казалось, что Хиля должна меня ждать, может быть, на улице у магазина. Но ее нет - мы ведь не договаривались о встрече!
- Так что берем? - терпеливо наклонил голову продавец.
- Пока ничего, - решив, что хуже не будет, я осмелел. - Просто хотел узнать, сюда не заходила моя жена? Девушка такая симпатичная, молодая, в черной ватной куртке.
- Кажется, заходила. Купила пару кисточек и ушла.
Я оглянулся на попутчиков. Они стояли и ждали. Наконец, старший перестал на меня таращиться и внятно сказал:
- Молодой человек, вам в любом случае не надо сейчас ничего делать. Это не то, что вы думаете. Все будет хорошо.
- А где Зиманский? Где Хиля?
Продавец занялся своими делами, сразу утратив ко мне интерес.
- Хиля - это ваша жена? - старший о чем-то задумался. - Если она с ним, мы ее позовем, она сейчас придет. Подождите нас на улице.
Я послушно вышел. Через минуту из магазина донеслись звуки короткой перебранки, громко хлопнула какая-то дверь, кто-то засмеялся. Потом показался молодой:
- Зайдите сейчас сюда.
Я вернулся в магазин и увидел, что за прилавком рядом с продавцом стоит Зиманский, почему-то бледный, с взъерошенными волосами и без очков.
- Привет, - он деловито кивнул мне и повернулся к старшему. - Да, это он, пусть спускается.
Мне показали вход в подвал и крутую деревянную лестницу, освещенную слабыми угольными лампочками. Снизу веяло машинным маслом, нагретым деревом, краской и какой-то едой, кажется, капустным супом.
- Не бойтесь, - молодой поддержал меня за локоть. - Меня зовут Генрих, а второго - Тарас Рогов, но лучше называть его Лось, он так привык.
- Эрик.
- Я уже знаю.
Лестница оказалась длинной, без всяких перил, и довольно шаткой, но зато помещение, где она заканчивалась, сразу потрясло меня своими размерами: это был настоящий зал с высоким потолком и стенами, облицованными блестящей серой плиткой. Шероховатый бетонный пол устилали какие-то кабели, шланги, свернутые змеиными кольцами тросы. Всюду валялись части разобранных механизмов, резиновые автомобильные шины, жестяные канистры, ведра, слесарные инструменты. В дальнем углу зала, освещенного всего лишь одной большой лампой, я разглядел низкую двухстворчатую железную дверь, выкрашенную в маслянистый черный цвет, с надписью краской: 'Путь Љ 2'.
Вслед за мной спустился Зиманский. Хили не было видно.
- А где она? - я осмотрелся и принюхался. Сильно пахло креозотом и еще сильнее - супом, который булькал в огромной кастрюле на маленькой газовой плитке в углу.
- Кто, Хиля? - Зиманский выглядел слегка расстроенным. - Наверное, там, поезд изучает. Как ребенок, все ей интересно...
- Какой поезд?
- Ну, там, - Зиманский показал на дверь. - Хочешь, Генрих тебя отведет. Это ведь не главный зал, просто предбанник. А я... - голос его чуть не сорвался, - я уезжаю сегодня. Отправляют. Управдом написал на меня бумагу... да и на службе тоже... приглядывались...
- Уезжаешь? - я все никак не мог его понять. - Куда?
- Домой, - он подошел к плитке, выключил ее и уселся на колченогий металлический стул. - Я плохо работал. Говорят, слишком неординарная личность.
- А-а, тебя уволили?
- Почему? - он медленно поднял на меня глаза. - Просто перевели в службу обеспечения. Или ты имеешь в виду Управление Статистики? Так с этим - все, окончательно.
Я нашел второй стул и тоже сел. Появились Генрих и Лось, но ничего не сказали, просто прошли через зал и исчезли за железной дверью.
- А это что? - я обвел взглядом помещение. - Мастерская? Похоже на мастерскую.
- Эрик! - Зиманский чуть жалобно улыбнулся. - Мы же больше никогда не встретимся. Тебе не жалко?.. А это - спецметро, ничего особенного. Пилить, правда, долго - четырнадцать часов. И почитать ничего не взял, так и буду сидеть и маяться.
Слово 'метро' я слышал, а вот 'спецметро' - ни разу. Зиманский улыбался, наблюдая за моим озадаченным лицом:
- Ладно тебе, Эрик. Ну, какая разница? Тебе все это никогда не пригодится. В жизни - никогда. Ты сегодня выйдешь отсюда, вернешься домой и заживешь, как раньше, до меня. Ничего для тебя не изменится. И таблетки я тебе оставлю, пей на здоровье. Как ни крути, а ребенок-то вам нужен.
- Хиле, по-моему, не нравится, - поделился я. - Да и мне не особо...
Зиманский поднял брови:
- А может, вы друг друга просто не любите? Тебе это в голову не приходило? Ты не смотри так, задумайся сначала. Она тебе - как старшая сестра, если не как мама. У вас и чувства-то, как у брата с сестрой. Хиля тебе благодарна, что не бросил в тяжелый момент, а ты к ней элементарно привык. Где тут любовь?
- Ну, об этом не тебе судить, - я чувствовал, что он в чем-то прав, а потому обиделся особенно сильно.
- Вот и зря, Эрик. Зря обижаешься. Если тебе интересно, я - подростковый психолог, а никакой не статистик. Ты и сам, по-моему, догадался. Психологу виднее, любовь или не любовь. Впрочем, ладно. Это дело не мое. Но я к вам обоим здорово привязался, даже сердце щемит. Ты - нет?
- Не знаю, - я действительно не знал.
- Молодой ты еще. Девятнадцать лет... сопляк, мальчишка. С моей позиции, конечно. Но люблю я
