Поразмыслив, она купила на вырученные деньги бутылочку и твердо решила позвать Таньку — если б не Танька, такой удачи ей не видать. А так завтра эта рыжая детективша снова угостит сигаретами, правда, надо проверить, есть ли еще лаз в «комнату страха».
Добрынька даже остановилась, такой кошмарной показалась ей эта мысль.
В самом деле, придет завтра детективша, а лаза нет… И как она будет тогда выглядеть?
С сомнением посмотрев в сторону «склепа», она было направилась к больнице — уж больно не хотелось ей идти к гнезду вурдалаков. Но все-таки пересилило желание сохранить свое реноме в глазах поставщицы сигарет.
«Я только гляну и назад», — успокоила себя Добрынька, решив, что если не подходить к проклятому дому близко, так, может, и ничего страшного.
Лаз можно было увидеть и с трех шагов. Если очень постараться. Это тому, кто его в глаза не видал, надо вплотную подходить и на коленки опускаться…
Рассудив, что ничего страшного с ней не случится, она решительно направилась к забору.
И отпрянула в тень, пролепетав стандартное: «Мамочки мои…»
В конце улицы показалась фигура, уверенно шествующая по направлению к страшному дому. Человек подошел к воротам, задумчиво посмотрел на них, заглянул в щелку, довольно хмыкнул и решительно направился прямиком к лазу.
Через минуту он исчез.
Она узнала этого человека! Тот самый, что зазывал ее принять участие в каком-то действии типа спектакля, и по блеску в его глазах Добрынька тогда быстренько смекнула, что ничего хорошего ей от этого спектакля ждать не придется.
Он был приятелем кладбищенского монстра, и Добрынька тогда испугалась его даже больше, чем самого монстра. И этого человека она крепко запомнила — в нем чувствовалась какая-то особая жестокость, да еще Добрыньку поразил нехороший блеск его глаз.
Правда, он лишь уговаривал Добрыньку принять участие в спектакле, а в сарай-то не затаскивал — это монстр на себя взял, — но все равно, именно этого человека Добрынька боялась больше всего. Он внушал ей дикий ужас.
Ох, как пожалела она сейчас, что не рассказала о нем той рыжеволосой девчонке, в надежде получить от нее очередной хавчик.
Добрынька, трясясь от страха и проклиная саму себя, подошла поближе, и вскоре до нее донеслись обрывки фраз. Разговаривали двое, и диалог их был просто кошмарен…
Не в силах больше слышать ни слова из страшного и непонятного диалога, Добрынька осторожно обернулась. Убедившись, что она одна на улице, она быстро понеслась прочь, к спасительному своему убежищу — больничному дворику, который сейчас казался ей незыблемой крепостью, спокойной и недосягаемой для призраков проклятого дома.
— Господи, — простонала я. — Как хорошо, что день закончился!
— И правда, — согласилась со мной Лиза. — Вот когда выходной кончается, жалко. А рабочий день… Ну и фиг бы с ним…
— Кстати, тебе Ванцов звонил, — сказал Ларчик.
— И чего он хотел?
— А он со мной вашими секретами не делится, — обиженно засопел Ларчик. — Это с тобой у него контакт, а на меня у него реакция быка на корриде…
Я уже стояла на пороге, внизу меня поджидал Пенс с его отремонтированным «Уралом-Девидсом», и жизнь перестала казаться мне ужасной и отвратительной. Наоборот, приобрела вполне приятные черты.
— Всем большой скаутский «гуд-бай», — послала я остающимся воздушный поцелуй.
— А Ванцов? — напомнил мне Ларчик.
— Из дома позвоню, — бросила я уже на выходе. — Поскольку не хочу, чтобы секретная информация достигла твоих ушей…
И вылетела на улицу раньше, чем он успел отреагировать.
Чмокнув Пенса в щеку, я уселась за его спиной и присвистнула:
— Ты умница, Пенс! Он и впрямь чем-то похож на «Харлей»!
— Подлизываешься? — спросил Пенс.
— Ага, — вздохнула я. — Хочу в «Робин-Бобин». Там гамбургеры… Там пепси… Там пиво…
— Ты просто умираешь от голода, — улыбнулся Пенс. — Маленькая обжора.
— Как ты догадался? Ну? Поедем?
— Конечно, — кивнул он. — Твои желания пока еще законы…
— Что значит «пока еще»? — нахмурилась я. — Настанет время, когда они перестанут быть законами, мои бедненькие желаньица?
— Нет, — заверил он и поцеловал меня. — Ни-ког-да…
— То-то же, — рассмеялась я. — Поехали… А то все закроется.
И мы рванули по улице — боже ты мой, как это было здорово! Когда все неприятности остаются временно за спиной, только ветер в лицо, и делается так весело, что начинаешь смеяться — в такие минуты ты становишься нормальной, беспечной и спокойной, как все остальные люди. А не какие-то там детективы, которым надо думать о психах, опасных для окружающих…
Мы подъехали к «Робину».
— Представляешь, Пенс, — сказала я, когда мы уже сидели за столиком. — Люди так живут… Спокойно. Размеренно… У них все-все разложено по полочкам, как в универсаме. А я не знаю, где у меня что лежит, и моя жизнь поэтому какая-то…
Я задумалась, пытаясь подобрать нужное слово.
— Ураганная, — подсказал Пенс.
Я кивнула.
— Наверное. Даже у Фримена жизнь спокойнее…
А вот и он, захотелось немедленно воскликнуть мне, поскольку Фримен как раз и показался в конце улицы — вместе с первыми каплями дождя.
— Фри… — начала я и осеклась.
Навстречу ему шла девушка. По их лицам я сразу догадалась, что они идут навстречу друг другу, потому что мир как бы существовал сейчас лишь в качестве декорации для двух актеров-премьеров, кружился вокруг, подобно снежинкам. Девушка, заметив Фримена, просияла и прибавила шагу, а он…
Он сейчас смотрел на нее так, что его прекрасные серые глаза казались звездами — такое они излучали сияние.
Я перевела взгляд на девушку.
Она была худенькой, наполненной здоровой свежестью, с гладкими, блестящими темно-каштановыми волосами. Большие глаза были обрамлены темными ресницами, а нос вздернут. Была ли она красивой? Думаю, куда больше ей подошло бы определение прелестная.
Остановившись, она широко улыбнулась и взмахнула своей легкой рукой.
— Фримен…
Он подбежал к ней и, взяв ее ладони в свои, поднес к губам.
Она что-то сказала ему, совсем тихонько, я не расслышала, и он рассмеялся, а потом они пошли куда-то, вдаль от нас.
— Может, ты перестанешь так невоспитанно пожирать их глазами? — спросил меня Пенс.
— А кто она? — обернулась я.
В конце концов, ему о личной жизни Фримена известно больше, чем мне.
— Фрименова великая любовь, — ответил Пенс. — По имени Джульетта…
— Как? — переспросила я.
— Юлия, — рассмеялся Пенс. — Но мы в шутку зовем ее Джульетта. И вообще, Александрина, почему тебя так интересует личная жизнь Духовной Собаки?
— Если у него есть личная жизнь, то никакая он не духовная собака, а самая обычная, — проворчала
