А консулъ молодой засм?ялся на это и отв?чалъ ей по-гречески: недурно, но съ какой-то странной особенностью въ произношеніи.
— Форма наша, кира моя хорошая, ув?ряю тебя, некрасива… Я чту ее потому, что она царская; а сознаюсь теб? все-таки, что кавассы мои куда какъ больше на вельможъ похожи, ч?мъ я. Орденовъ много я у государя заслужить еще не усп?лъ; только этотъ маленькій… Не жал?й же, кира моя, что я, какъ ты говоришь, такъ смиренно прі?халъ. Право, такъ лучше.
А Евге?нко ему:
— Гд? же это ты языку нашему обучился такъ хорошо?
На это консулъ отв?чалъ ей такъ:
— Кира моя! Я хоть и молодъ, а на Восток? давно уже. Говорить я люблю со всякими людьми. А съ к?мъ же намъ и говорить зд?сь, какъ не съ греками? И мы имъ нужны, и они намъ. Молимся мы въ одной церкви; одн?мъ и т?мъ же молитвамъ и насъ грековъ съ д?тства матери наши учатъ. У меня же и отецъ военный былъ; былъ въ походахъ, у турокъ въ пл?ну былъ долго.
И разсказалъ намъ г. Благовъ еще, что въ дом? отца его много было картинъ, которыя онъ въ д?тств? очень любилъ и никогда ихъ не забудетъ. На одной было изображено, какъ паша египетскій хот?лъ Миссолонги взять; на земл? подъ ногами лошадей турецкихъ лежала убитая молодая гречанка съ растрепанными волосами. На другой — турокъ въ чалм? закалывалъ тоже прекрасную гречанку; на третьей — сынъ, почти дитя, защищалъ раненаго отца-грека…
Когда г. Благовъ былъ еще малъ, то, нагляд?вшись на эти картинки, часто просилъ мать свою выр?зывать ему изъ игорныхъ картъ гречанокъ, которыя идутъ на войну за родину, и такъ какъ бубновый король на русскихъ картахъ въ чалм?, то ему всегда больно доставалось отъ Бобелины и Елены Боцарисъ… Иногда матери г. Благова наскучала даже эта игра, и она говорила ему: «оставь этихъ глупыхъ гречанокъ; сид?ли бы и шили дома лучше, ч?мъ сражаться, дуры такія!» Отнимала шутя у него карты эти и заставляла бубноваго короля въ чалм? греческихъ дамъ прогонять и наказывать… «А я кричалъ и заступался…» сказалъ Благовъ.
Вс? мы и посм?ялись этому разсказу, и тронуты имъ были сильно. Мать моя вздохнула глубоко и сказала: «Богъ да хранитъ православную нашу Россію!»
Благовъ помолчалъ немного и потомъ прибавилъ, улыбаясь:
— Оно, сказать правду, не совс?мъ оно такъ… Поживъ зд?сь, на Восток?, видишь часто, что турки славные люди, простодушные и добрые; а христіане наши иногда такіе, что Боже упаси! Но что? д?лать.
— Вотъ вы насъ какъ, ваше сіятельство! — сказалъ отецъ мой, см?ясь.
Двое сутокъ прогостилъ у насъ г. Благовъ, и онъ былъ очень веселъ, и вс? мы были ему рады. Вс?мъ онъ старался понравиться. Служанк? нашей денегъ много за услуги далъ. Старику Константину подарилъ новую русскую фуражку и говорилъ съ нимъ о Севастопол?. «Ты и лицомъ на русскаго стараго солдата похожъ. Я радъ тебя вид?ть», — сказалъ онъ ему и вел?лъ еще купить ему тотчасъ же новыя шаровары. Константинъ ему въ ноги упалъ.
Старшины наши вс? ему представлялись; вс?мъ онъ нашелъ прив?тливое слово. У отца Евлампія руку почтительно поц?ловалъ; внимательно слушалъ разсказы старика Стилова о временахъ султана Махмуда; по селу ходилъ; въ церкви къ образамъ прикладывался и на церковь лиру золотую далъ; въ школу ходилъ; у Несториди самъ съ визитомъ былъ и кофе у него пилъ; бес?довалъ съ нимъ о древнихъ авторахъ и очень ему этимъ понравился.
— Древне-эллинская литература, — сказалъ г. Благовъ, — это, какъ магическій жезлъ, сколько разъ ни прикасалась она къ новымъ націямъ, сейчасъ же и мысль и поэзія били живымъ ключомъ.
Несториди посл? превозносилъ его умъ. Зубами скрип?лъ и говорилъ: «О! Кириллъ и Ме?одій! над?лали вы хорошаго д?ла намъ, грекамъ!.. Вотъ в?дь хоть бы этотъ негодный мальчишка, Благовъ, знаетъ онъ, извергъ, что? говоритъ! Знаетъ, мошенникъ!»
А попъ Евлампій ему: — Видишь, какъ эллинизмъ твой въ Россіи чтутъ люди?
— Великій выигрышъ! — сказалъ Несториди. — У тебя же добро возьмутъ, твоимъ же добромъ задушатъ тебя! Великое счастье!
Но самого г. Благова учитель все-таки очень хвалилъ и называлъ его: «паликаромъ, молодцомъ-юношей и благородн?йшаго, высокаго воспитанія челов?комъ».
— Н?тъ, умна Россія! — долго говорилъ онъ посл? этого свиданья съ русскимъ консуломъ.
Отцу моему г. Благовъ искалъ всячески доставить удовольствіе и заплатить добромъ за его гостепріимство и расположеніе къ русскимъ.
Отецъ разсказалъ ему о своей тяжб? съ Петраки-беемъ и Хахамопуло и жаловался, что придется, кажется, вовсе напрасно пойти на соглашеніе и уплатить часть небывалаго долга; но г. Благовъ ободрилъ его и сов?товалъ взять въ Одесс? или Кишинев? русскій паспортъ. Онъ сказалъ, что, в?роятно, въ Тульч? откроютъ скоро русское консульство, и тогда онъ возьмется рекомендовать особенно его д?ло своему будущему товарищу.
— Это д?ло будетъ въ такомъ случа? им?ть и политическій смыслъ, — сказалъ г. Благовъ, — полезно было бы наказать такого предателя, какъ этотъ Петраки-бей. Можно будетъ, я думаю, начать уголовное д?ло и принести жалобу на вашихъ противниковъ въ мехкеме24. Хотя мы офиціалыю не признаемъ ни уголовнаго, ни гражданскаго суда25 въ Турціи, чтобы не потворствовать суду христіанъ по Корану, однако, ловкій консулъ всегда можетъ войти въ соглашеніе съ моллой или кади и черезъ нихъ выиграть д?ло.
Отца слова эти очень обрадовали. Потомъ отецъ мой упомянулъ, почти случайно, о томъ, что скоро хочетъ везти меня въ Янину и затрудняется только т?мъ, гд? меня оставить и кому поручить. Г. Благовъ тотчасъ же воскликнулъ:
— Пустое! У меня домъ большой, и я одинъ въ немъ живу. Я ему дамъ хорошую комнату, и пусть живетъ у меня, пусть и онъ привыкаетъ къ русскимъ, чтобы любить ихъ, какъ вы ихъ любите. Черезъ нед?лю путешествіе мое кончится; я буду ждать васъ съ сыномъ и отсюда людямъ своимъ дамъ знать, чтобы приготовили для васъ комнату.
Отецъ мой почти со слезами благодарилъ консула; а мать моя обрадовалась этой чести такъ, какъ будто бы меня самого въ какой-либо русскій высокій чинъ произвели. Отецъ, который сначала не совс?мъ былъ тоже доволенъ молодостью консула и какъ бы легкомысленною свободой и веселостью его разговора, такъ посл? этого разговора съ нимъ расположился къ нему, что сталъ говорить: «Н?тъ, ничего, что молодъ».
На другой день г. Благовъ и самъ пригласилъ меня къ себ? въ Янину и вообще обошелся со мной очень братски и ласково, хотя и огорчилъ меня н?которыми, вовсе неожиданными, зам?чаніями.
На первый день, когда отецъ представилъ меня ему, я ужасно смутился, ничего почти не могъ отв?чать на вопросы, которые онъ мн? предлагалъ, и даже с?лъ ошибкой отъ стыда вм?сто дивана на очагъ. Г. Благовъ это зам?тилъ и сказалъ: «зач?мъ же ты, г. Одиссей, с?лъ такъ не хорошо?» Я еще бол?е смутился; однако перес?лъ на диванъ. Отецъ мой тоже за меня покрасн?лъ и говоритъ: «это отъ стыда мальчикъ сд?лалъ; вы ему простите».
Потомъ наедин? со мною отецъ сказалъ мн?: «не надо, Одиссей, такимъ дикимъ быть. Добрый консулъ съ тобою говоритъ благосклонно, а ты какъ камень. Уважай, но не бойся. Не хорошо. Онъ скажетъ, что ты необразованъ и глупъ, сынъ мой. Держи ему отв?тъ скромный и почтительный, но свободный».
Я вздохнулъ и подумалъ про себя: «правда! я глупъ былъ. Другой разъ иной путь изберу. Я в?дь знаю столько хорошихъ и возвышенныхъ эллинскихъ словъ. Зач?мъ же мн? молчать и чего мн? стыдиться?»
Посл? разговора съ моимъ отцомъ г. Благовъ, какъ только встр?тилъ меня, такъ сейчась же взялъ меня дружески за плечо и говоритъ: «буду ждать тебя, Одиссей, къ себ? въ Янину. Повеселимъ мы тебя. Только ты меня не бойся и на очагъ больше не садись».
А я между т?мъ собралъ вс? мои силы и отв?чалъ ему такъ:
— Сіятельн?йшій г. консулъ! Я не боюсь васъ, но люблю и почитаю, какъ челов?ка, старшаго по л?тамъ, высокаго по званію и прекрасн?йшей, доброд?тельной души.
— Ба! — говоритъ г. Благовъ, — вотъ ты какой Демос?енъ! А душу мою почемъ ты знаешь?
Я же, все свой новый путь не теряя, восклицаю ему:
— Душа челов?ка, г. консулъ, начертана неизгладимыми чертами на его чел?!
— Слышите? — говоритъ онъ. — Вотъ ты какіе, братъ, плохіе комплименты знаешь! Другой разъ, если
