Яни доктора сталъ защищать, и вм?ст? они хорошо ее наказали. Потомъ Яни съ вечера уже ушелъ, а Гайдуша на разсв?т? прежде тарелки, блюда и чашки вс? перебила въ кухн?, а потомъ взяла свои вещи въ узелокъ и ушла. Докторъ ей за шесть л?тъ службы по тридцати піастровъ въ м?сяцъ долженъ, это значитъ бол?е двадцати турецкихъ лиръ! Мало разв?? Какъ сл?дуетъ приданое ц?лое. Теперь Гайдуша пойдетъ паш? жаловаться. А доктору и кушанья готовить сегодня некому, и домъ стоитъ пустой, и не вернется Гайдуша никогда! Мало-по-малу, пока старушка разсказывала, собралось около насъ много народу. Женщины, д?ти, одна сос?дка уже и младенца грудного съ собою принесла и стала его кормить, другія съ пряжей с?ли по плитамъ и на землю. Двое нищихъ с?ли тоже слушать. Потомъ и заптіе-турокъ подошелъ посмотр?ть, н?тъ ли какого безпорядку, увидалъ, что все мирно, и онъ прис?лъ поодаль на камушекъ, сд?лалъ себ? папироску, и одна изъ сос?докъ ему изъ дома уголь вынесла, а онъ поклонился ей и поблагодарилъ ее. И нищіе слушали внимательно и удивлялись, а заптіе-турокъ сказалъ: «Увы! увы! хуже злой женщины есть ли что? на св?т?!»
Наконецъ приб?жала сос?дская д?вочка отъ Абдурраима-эффенди, принесла ключъ и сказала, что докторъ проситъ отца войти въ домъ и подождать его не больше получаса, пока онъ кончитъ вс? д?ла у бея.
Отперъ отецъ дверь; мы взошли, и за нами н?сколько сос?докъ тоже взошли въ с?ни. Он? стали намъ помогать вещи наши съ муловъ снимать. Мы ихъ благодарили. Та добрая старушка, которая намъ все разсказывала, безпокоилась, кто насъ сегодня накормитъ у доктора, а что самъ онъ в?рно уже у турка бея позавтракалъ. «Разв? ужъ мн? притти приготовить б?дному Коэвино? Онъ у меня не разъ л?чилъ д?тей, чтобъ ему долго жить!» сказала она.
— И птицы небесныя питаются, а не то мы! — сказалъ ей отецъ.
Какъ только онъ это сказалъ, какъ вдругъ стр?лой вб?жала въ домъ сама эта Гайдуша, о которой вся р?чь была: маленькая, смуглая, хромая; и глаза большіе, черные у нея, и какъ огонь!
И какъ закричитъ отцу: «Добро пожаловать, г. Полихроніадесъ, добро пожаловать! Извольте, извольте наверхъ… докторъ очень радъ будетъ!» А потомъ на сос?докъ: «Вы что? же тутъ вс? собрались? Все у васъ худое что-нибудь на ум? у вс?хъ! Аманъ! аманъ! Что? за злобу им?ютъ люди. Идите по добру по здорову по жилищамъ своимъ… Д?ти! вонъ сейчасъ вс?… вонъ!»
Господи! что? за женщина! Я испугался. Д?тей повыкидала за двери… На женщинъ еще закричала. Одна было стала тоже на нее кричать: «Ты что?? Да ты что??» А Гайдуша ей: «а ты что?… А ты что?? Разбойница!»
— Н?тъ, ты разбойница! Ты чума!
Шумъ, крикъ. Отецъ говоритъ: «Стойте, стойте, довольно!» А Гайдуша одного нищаго въ спину, у другого нашъ м?шокъ вырвала, который онъ съ мула снималъ. «Еще украдешь, разбойникъ»… Заптіе-турокъ въ двери заглянулъ на этотъ крикъ. Она и его: «Ты что? желаешь, ага? Иди, иди. Не зд?сь твое м?сто. Не зд?сь; я, слышишь ты, я это теб? говорю!» Турокъ ей:
— Ты въ ум? ли, женщина?
Какъ она закричитъ на него: «Я? я? Не въ ум?? Такая-то царская полиція должна быть?.. Вы что? смотрите? Вотъ смотри лучше, что у васъ подъ городомъ два дня тому назадъ челов?ка зар?зали… Да я къ паш? пойду! Да мой докторъ, — первый докторъ въ город?. Его вс? паши любятъ и уважаютъ…»
Наговорила, наговорила, накричала; какъ потокъ весенній съ горъ б?житъ, и не удержать нич?мъ. Б?дный турокъ только одежду на груди потрясъ и сказалъ: «Аманъ! аманъ! Женщина!» И ушелъ за другими.
Гайдуша какъ молнія и двери захлопнула и заперла ихъ изнутри и посл? опять кричала: «Извольте, извольте». И ставни въ большихъ комнатахъ отпирала, и табакъ, и спички, и бумажку, и пепельницу отцу несла, и въ одну минуту и скрылась, и опять съ водой и вареньемъ на большомъ поднос? предъ нами явилась и прив?тствовала насъ еще; и кофе сварила, и подала, и два раза зач?мъ-то уже къ сос?дк? одной сб?гала, и помирилась съ ней, и вещи какія-то принесла, и мы уже вид?ли ее, пока она въ кухн? птицей съ м?ста на м?сто летала, завтракъ намъ готовила.
И отецъ сказалъ, какъ и заптіе, глядя на нее: «Ну женщина! Это діаволъ! Хорошо сказала твоя мать, что у Коэвино оставлять тебя страшно. Такая въ худой часъ и задушитъ и отравитъ ядомъ тебя».
Однако уже Гайдуша и соусъ прекрасный съ фасолью намъ изготовила, и вареную говядину съ картофелемъ, и фруктами и халвой насъ угостила, и множество разныхъ разностей, прислуживая намъ, очень умно и см?шно намъ разсказывала, а хозяинъ нашъ все еще не шелъ.
— Опоздалъ докторъ, — сказалъ Гайдуш? отецъ.
А Гайдуша ему на это: — Коэвино челов?къ очень образованный и въ Европ? воспитанный. У него слишкомъ много ума и развитія для нашей варварской Янины. Онъ любитъ разговаривать и спорить о любопытныхъ и высокихъ предметахъ. В?рно онъ заспорилъ или о в?р? съ евреемъ какимъ-нибудь, или у Абдурраима-эффенди съ какимъ-нибудь имамомъ ученымъ: почему Фатьме, дочь Магомета, будетъ въ раю, а жена его, Аише, наприм?ръ, не будетъ… Или въ русскомъ консульств? въ канцеляріи сидитъ и чиновникамъ про свою жизнь въ Италіи разсказываетъ. Б?дный докторъ радъ, когда встр?титъ людей, им?ющихъ премудрость, или, такъ-сказать, капризъ какой-нибудь пріятный… И зд?сь у насъ христіане, даже и купцы, народъ все бол?е грубый… Впрочемъ прошу у васъ извиненія, что я, простая меццовская селянка, берусь при вась, господинъ мой, судить о такихъ вещахъ!..
— Я съ удовольствіемъ тебя слушаю, — сказалъ ей отецъ.
А Гайдуша: — Благодарю васъ за вашу чрезм?рную снисходительность къ моей простот? и безграмотности!
Я подумалъ: «Баба эта хромая краснор?чив?е многихъ изъ насъ. Она не хуже самого Несториди говоритъ. Вотъ какъ ее Богъ одарилъ!»
Посл? завтрака я нестерпимо захот?лъ спать: сказать объ этомъ Гайдуш? боялся и стыдился, долго ходилъ по вс?мъ комнатамъ, отыскивая себ? пристанище и, наконецъ, нашелъ одну маленькую горницу внизу, съ широкимъ диваномъ и однимъ окномъ на тихій переулокъ.
Притворилъ поскор?е дверь и упалъ на диванъ безъ подушки. Не усп?лъ я еще задремать, какъ Гайдуша вб?жала въ комнату. Я испугался, вскочилъ и с?лъ на диван?, чтобы показать, что я не сплю.
Но Гайдуша доволно милостиво сказала мн?: — «Спи, спи, дитя, отдыхай». Принесла мн? подушку, вспрыгнула мигомъ на диванъ, чтобы задернуть занав?ску на окн?, и поставила мн? даже св?жей воды на случай жажды.
Сильно смущенный ея вниманіемъ, я сказалъ ей, красн?я:
— Благодарю васъ, кира-Гайдуша, за ваше гостепріимство и прошу васъ извинить меня за то, что я такъ обременилъ васъ разными трудами.
Кажется бы и хорошо сказалъ?.. Что? же могло быть в?жлив?е съ моей стороны, приличн?е и скромн?е?
Но лукавая хромушка усм?хнулась, припрыгнула ко мн? и, ущипнувъ меня за щеку, какъ какого-нибудь неразумнаго ребенка, воскликнула: «Глупенькій, глупенькій паликарчикъ горный… Спи ужъ, не разговаривай много, несчастный! Куда ужъ теб?!»
И ускакала изъ комнаты.
А я вздохнувъ кр?пко уснулъ. И не усп?лъ даже отъ утомленія вникнуть въ смыслъ ея словъ и разобрать, съ какою именно ц?лью она ихъ сказала, — съ худою или хорошею? В?рн?е, что съ худою, однако; такъ казалось мн?. Спалъ я долго и проснулся только подъ вечеръ отъ ужаснаго крика и шума въ сос?дней комнат?. Казалось, одинъ челов?къ неистово бранилъ и поносилъ другого, топая ногами и проклиная его. Другой же отв?чалъ ему голосомъ н?жнымъ, трогательнымъ и быть можетъ даже со слезами.
Что? за несчастіе?! Что? случилось?
II.
Крикъ и шумъ, которые разбудили меня, не им?ли ничего опаснаго: это докторъ Коэвино разсказывалъ отцу моему о своихъ д?лахъ и чувствахъ. Онъ пришелъ въ то время, когда я спалъ, и обрадовавшись искренно прі?зду моего отца, то гн?вался, то объяснялъ ему, какъ ему иногда горько и тяжело. И грозный голосъ и умоляющій, оба принадлежали доктору.
Я прис?лъ на диванъ поближе къ дверямъ и слушалъ.
