Заступница ты наша! Избави насъ отъ такой нужды, чтобы ребенка невиннаго къ безумному и изступленному челов?ку въ домъ отдавать!» И потомъ, обращаясь къ отцу, упрашивала его такъ: «Киръ Георгій! Мужъ мой хорошій! Я теб?, я, жена твоя, говорю вотъ какую р?чь… что? ты ждешь отъ челов?ка, который хвалится, что мать его какого-то итальянца (прости мн? это слово) любила? «Я, кричитъ, не янинской, не эпирской крови!» Коэвино къ тому же, когда разсердится, можетъ и убить мальчика… Избави насъ Боже, избави насъ!»
Отецъ улыбался и отв?чалъ ей успокоительно: «Хорошо. Подумаемъ, подождемъ, посов?туемся. Коэвино точно челов?къ своеобычный и немножко безумный, хотя и очень добръ. Подумаемъ, посов?туемся и подождемъ».
Такъ мы съ м?сяцъ все думали, все сов?товались, все ждали. Пришелъ и конецъ октября.
Однажды, въ день воскресный утромъ, отслушавъ об?дню, пошли мы со старикомъ Константиномъ нашимъ прогуляться за село. Взяли мы немножко сыра, вина и ор?ховъ, погуляли и с?ли за ст?нкой одной, на горк?. По?ли, запили виномъ, сперва п?сенки кой-какія п?ли, а потомъ Константинъ мн? свои старые разсказы разсказывать сталъ.
Опять про Севастополь, про великую войну, про то, какъ ц?лый годъ, день и ночь, день и ночь грем?ли пушки; какіе русскіе терп?ливые; какіе казаки у нихъ молодцы. О томъ еще, какъ онъ самъ съ моряками и казаками русскими вм?ст? ночью воевать куда-то пошелъ и какъ оступался и падалъ съ горы и за кусты держался; какъ боялся, что прямо къ французамъ въ руки попадетъ… И какъ онъ услыхалъ около себя людей и притаился. Сердце бьется. А когда эти люди заговорили тихо: «Это не грекъ ли, Пендо?съ нашъ соленый?» какъ онъ обрадовался и сказалъ: «Пендо?съ! Пендо?съ!»
Я слушалъ.
И вотъ увидали мы оба съ Константиномъ, вдругъ — по Янинской дорог?, внизу въ долин?, со стороны села Джудилы, толпу всадниковъ. Они тихо спускались съ горы.
Скоро различили мы, что впереди ?хали турецкіе сувари, конные жандармы, четыре челов?ка. Ихъ можно было узнать по краснымъ фескамъ и чернымъ шальварамъ… За ними два челов?ка въ красной верхней одежд? и б?лыхъ фустанеллахъ. Потомъ ?халъ на рыжей лошади кто-то въ б?лой чалм? и въ длинной одежд?, какъ кади или молла, такъ мн? издали казалось. А за нимъ еще люди, еще фустанеллы и вьючные мулы; п?шіе провожатые съ боковъ прыгали по камнямъ.
Константинъ думалъ, что это какой-нибудь консулъ. Я полагалъ, что турецкій судья или другое мусульманское духовное лицо, судя по одежд?. Но старикъ нашъ настаивалъ, что это не турокъ, а непрем?нно консулъ какой-нибудь, и сов?товалъ мн? поб?жать домой и сказать отцу. — «Можетъ быть и русскій, и отецъ въ домъ его приметъ».
Пока мы такъ сов?щались, всадники пріостановились въ долин? на минуту, сошли съ лошадей, и потомъ одинъ турокъ-сувари и съ нимъ одинъ молодецъ въ фустанелл? помчались во весь опоръ впередъ по нашей дорог?.
Тогда уже не было сомн?нія.
Константинъ узналъ одного изъ кавассовъ русскаго консульства, Анастасія суліота. У него и грудь и поясъ блистали на солнц? серебромъ и золотомъ, какъ огонь.
Видно было, что и консулъ с?лъ опять. Немного погодя, поскакалъ и онъ, а за нимъ и вся толпа. Только вьючные мулы и п?шіе люди остались сзади.
Я поб?жалъ домой сказать отцу, но на пути уже меня обогнали кавассъ и сувари. Я показалъ имъ домъ отца, и они повернули къ намъ.
Какъ пожаръ у насъ сд?лался въ дом?! Консула русскаго у насъ въ Загорахъ никогда не видали.
Растворились наши ворота широко со скрипомъ и со стукомъ; отецъ новый сюртукъ над?лъ; мать предъ зеркаломъ поправлялась; служанка по диванамъ въ большой зал? б?гала безъ башмаковъ и утаптывала ихъ, чтобы ровн?е были; старушка Евге?нко новый фартукъ красный повязывала и кричала служанк?, чтобъ она въ маленькую комнату дрова на очагъ несла и чтобы шаръ-кейскій коверъ у очага постлала.
А ужъ по мостовой топотъ конскій все ближе и ближе. У меня отъ радости сердце билось.
Вышли мы вс? за ворота и ждемъ. Отецъ тихо сказалъ тогда матери: — «Ты руку у него не ц?луй. Это теперь уже не д?лаютъ, а только пожми ему, если онъ теб? свою подастъ».
А я думалъ: «Какой же онъ челов?къ этотъ намъ покажется? Гордый и грозный? Старый должно быть; и какими орденами царскими онъ будетъ украшенъ?»
И вотъ б?гутъ толпой впередъ наши сельскія д?ти; б?гутъ тихо и молча; только лица у нихъ изм?нились отъ изумленія или страха. Въ?хали шагомъ на улицу нашу прежде всего два сувари-турка, ружья по форм? держали; а за ними еще сувари и другой кавассъ; потомъ и самъ консулъ на прекрасномъ рыжемъ жеребц?; а за нимъ драгоманъ и еще одинъ нашъ загорецъ его провожалъ. И слуги греки. Старикъ Константинъ уже усп?лъ феску на свою старую русскую фуражку обм?нить; руку у козырька держалъ и стоялъ какъ каменный у воротъ. Отецъ мой самъ стремя и узду консулу держалъ, когда онъ сходилъ съ коня; а Евге?нко уже громко кричала ему и со см?хомъ, по своему обычаю: «Добро пожаловать! Добро пожаловать къ намъ!» Служанка наша усп?ла и руку у него поц?ловать, когда онъ на л?стницу входилъ.
Не старый былъ г. Благовъ, а очень молодой, веселый и… мн? тогда показалось, — не гордый.
Вовсе не такимъ я его ожидалъ вид?ть!
Орденами царскими онъ изукрашенъ не былъ, а только виденъ былъ у него красный бантикъ въ петельк? бархатнаго чернаго сюртучка. То, что? я принялъ издали за чалму, была точно та б?лая сирійская ткань, расшитая золотистымъ шелкомъ, которую употребляютъ н?которые важные мусульмане для головного убора. У консула этою чалмой обвита была соломенная шляпа, и сзади ниспадалъ длинный конецъ съ прекрасными узорами для защиты шеи отъ солнца.
Сверхъ бархатнаго сюртучка на консул? была над?та длинная одежда изъ неб?ленаго, простого полотна съ башлыкомъ на спин?; сапоги на немъ были большіе, даже выше кол?нъ; чрезъ плечо вис?ла на красныхъ шнуркахъ съ кистями кривая турецкая сабля, и станъ у него былъ перетянутъ поверхъ дорогого бархата обыкновеннымъ сельскимъ болгарскимъ кушакомъ.
Лицомъ г. Благовъ былъ красивъ, очень н?женъ и бл?денъ; бороды не носилъ, а только маленькіе усы; глаза у него были большіе, и онъ ими на вс?хъ см?ло гляд?лъ. Ростомъ онъ былъ очень высокъ и ходилъ очень прямо.
Разсматривалъ я его внимательно, какъ чудо; все хот?лъ я вид?ть, и все удивляло меня въ немъ.
Сюртучокъ показался мн? очень коротокъ для важнаго сановника, сапоги слишкомъ длинны, панталоны слишкомъ узки, сапоги въ пыли, а перчатки хорошія. И я зам?тилъ еще, что отъ него ч?мъ-то душистымъ пахло, лучше розы самой!.. Бархатъ и болгарскій кушакъ! Сирійская чалма и шляпа a la franca; перчатки и духи прекрасные, а длинная одежда изъ простого полотна.
И что? за почетъ этому молодому челов?ку! Капитанъ Анастасій суліотъ, которому я почтительно подавалъ варенье и наргиле, бросился съ радостью снимать съ него грязные сапоги, когда онъ захот?лъ с?сть на диванъ съ ногами… Другой слуга уже б?жалъ за туфлями; турки-жандармы, которыхъ мы боялись и которымъ сама Евге?нко бабушка внизу прислуживала, угощая ихъ всячески, эти турки трепетали его и просили насъ сказать консулу объ нихъ доброе слово. Драгоманъ привставалъ, когда онъ начиналъ говорить съ нимъ…
«Вотъ жизнь! Вотъ власть! — думалъ я. — Только одежда странная!.. Удивительно! Удивительно мн? все это!»
Въ дальнихъ комнатахъ мы шопотомъ сов?щались и д?лились другъ съ другомъ нашими впечатл?ніями. Старикъ Константинъ жал?лъ, что консулъ очень молодъ. «Дитя! вчера изъ училища вышелъ».
Бабушка жаловалась такъ же, какъ и я, что панталоны слишкомъ узки и что сюртучокъ коротокъ и что на шляп? (какъ бы и гр?хъ это христіанину?)
И она такъ же, какъ и я говорила, ударяя рукой объ руку: «Разв? не удивительно это?» Но мать успокоила насъ вс?хъ т?мъ, что сказала: «Ничего н?тъ удивительнаго, если между людьми высокаго общества такая мода вышла теперь».
Впрочемъ бабушка Евге?нко, не ст?сняясь, и самому г. Благову сд?лала зам?чаніе:
— Огорчилъ ты насъ, что такъ просто прі?халъ къ намъ. Мы тебя во вс?хъ царскихъ украшеніяхъ и въ форм? твоей желали бы встр?тить и поклониться теб?, а ты прі?халъ смиренно и знать намъ въ Загорье заран?е не далъ, чтобы мы по заслугамъ твоимъ встр?тить тебя могли!
