Одиссей Полихроніадесъ

Впрочемъ бабушка наша веселая на все была согласна.

— Э! Одиссей, и такъ хорошо. Оставайся, дитятко, съ нами… Будешь учителемъ. Малымъ вс?мъ д?точкамъ нашимъ станешь Божіи вещи объяснять… Такъ сд?лалъ Богъ, такъ сд?лалъ Богъ… И женимъ потомъ мы тебя въ этомъ ли сел? или изъ Чепелова какую-нибудь «гвоздичку душистую», «лампадку раскрашенную и расписанную» посадимъ на мула съ музыкою громкой… дзининь! бумъ, бумъ! барабанъ!.. привеземъ сюда, чтобы благоухала въ дом? и св?тила намъ… Дулама? шелковую на свадьбу над?нешь, шубу на лисьемъ м?ху, платочекъ съ расшитыми концами за поясъ персидскій заткнешь. Феску назадъ… Ахъ! ты буря и погибель моя!

— Браво, браво! — говорилъ Несториди. — Такъ, такъ, это все хорошо! Гименей, дня на три торжество и веселье; а посл? иго, яремъ вм?ст? надо покорно и свято нести… О сизиго?съ — значитъ супругъ, несущій вм?ст? ярмо. И сизиго?съ — значитъ супруга, та, которая несетъ вм?ст? съ нимъ ярмо. Пашите вм?ст?, друзья мои тяжкую пашню жизни земной… Увы!.. такъ оно, Одиссей, однако все же гораздо легче оставаться зд?сь, ч?мъ ?хать далеко и претерп?вать недостатки и неудачи по ханамъ холоднымъ, странамъ далекимъ и нер?дко варварскимъ… Ты же тихъ и кротокъ, какъ агнецъ, и хотя я и шучу, что ты глупъ, ты, напротивъ того, очень способенъ, но не знаешь ты, мальчикъ ты мой, что? такое чужбина!..

И когда начиналъ вдругъ говоритъ этотъ суровый и жесткій челов?къ такъ снисходительно, дружески и мягко, не могу я теб? выразить, до чего услаждалось мое сердце и чего бы я не готовъ былъ для него сд?лать тогда.

Но мать моя справедливо отв?чала ему: «Прежде всего посмотримъ, что? скажетъ мой мужъ. Онъ глава дома, и мы ожидаемъ теперь его возвращенія. Не нашему уму, деревенскихъ и неученыхъ женщинъ, судить о такихъ д?лахъ!»

— Пусть будетъ такъ, — соглашался учитель.

Отца моего точно мы ждали каждый день… Два слишкомъ года прошло уже съ т?хъ поръ, какъ онъ привезъ меня съ матерью въ Загоры и возвратился на Дунай. Онъ писалъ намъ, что на счастье его въ Тульчу прі?халъ недавно изъ А?инъ двоюродный братъ моей матери, челов?къ очень богатый и съ вліяніемъ. Онъ купилъ себ? домъ и открылъ на Нижнемъ Дуна? обширную торговлю хл?бомъ, и думаетъ завести большую паровую мельницу на берегу р?ки. Быть можетъ, отецъ упроситъ его стать поручителемъ по д?лу Петраки-бея и Хахамопула и тогда сейчасъ же прі?детъ самъ въ Загоры. Онъ писалъ еще намъ печальную в?стъ о томъ, что глаза его очень слаб?ютъ.

VII.

Наконецъ дождались мы отца. Прі?халъ онъ подъ вечеръ. Какъ мы были рады, что? говорить! Онъ поц?ловалъ руку у коко?ны-Евге?нко, а мы вс?, и мать, и я, и Константинъ-старикъ, у него ц?ловали руку.

Матери отъ радости дурно сд?лалось. Она с?ла на диванъ и держалась за грудь, повторяя со вздохами: «ахъ, сердце мое! ахъ, сердце мое!» Отецъ тоже вздыхалъ и улыбался и ей, и мн?, и вс?мъ… и словъ не находилъ. Такая была радость! Такой праздникъ! Боже! Кинулись мы потомъ вс? служить ему. Кто очагъ затапливалъ, кто кофе варіть у очага садился, кто рукомойникъ несъ руки ему мыть, двое разомъ на одну ногу его бросались, чтобы сапоги ему снять. Сос?дъ за сос?домъ въ комнату собрались, отецъ Евлампій, Стиловъ старикъ, жена его, дочери, сыновья, Несториди съ женой, все село, кажется, сб?жалось… Двое цыганъ пришли, и т? с?ли на полу у дверей… И т?мъ отецъ жалъ руки, и т?хъ благодарилъ.

Вс? его любили, потому что онъ не искалъ никого обид?ть и былъ очень справедливый челов?къ.

Когда отецъ покушалъ и отдохнулъ, онъ разсказалъ намъ подробно, что? случилось. Незадолго до отъ?зда его изъ Тульчи греческій консулъ у?халъ на два м?сяца въ отпускъ въ Элладу и передалъ управленіе своего консульства англійскому консулу г. Вальтеру Гею. Валътеръ Гей этотъ родомъ изъ Сиріи (его мать была, кажется, православная изъ арабской семьи); челов?къ онъ отчаянный и капризный, хоть и б?денъ и семьей обремененъ большою, но всегда грубитъ вс?мъ и даже вовсе не въ дух? своего правителъства пишетъ и д?йствуетъ. Ему велятъ турокъ хвалить, а онъ ихъ порицаетъ и критикуетъ во всемъ. Ему велятъ быть осторожн?е, а онъ, что? ни шагъ, то опрометчивость, ссора, дерзость… Маленькій, желтый, сердитый. «Я самъ варваръ!» кричитъ онъ всегда. «Вс? мы, европейцы, хуже азіатцевъ варвары! Оттого у насъ и законы хороши и строги на Запад?, что изверга и разбойника хуже западнаго челов?ка н?тъ. Дай намъ волю, дай намъ волю только, и мы сейчасъ китайца за косу, негра пов?симъ, пытки неслыханныя выдумаемъ, турку дышать не дадимъ, къ Пирею эскадру приведемъ изъ-за жида Пачифико. Варвары, изверги мы вс?, европейцы, и хуже вс?хъ англо-саксонское свир?пое племя… Дома мы смирны отъ страха закона… А зд?сь посмотри на насъ, кого мы только не бьемъ… За что?? За то, что насъ зд?сь не бьютъ». Однажды случилось, что австрійскій драгоманъ, сидя у него, зам?тилъ ему на это: «Невозможно, однако, согласиться безусловно съ этимъ». «Н?тъ», говоритъ г. Вальтеръ Гей, «соглашайся безусловно!» «Не могу», говоритъ драгоманъ австрійскій. «Ну такъ пошелъ вонъ изъ моего дома! Разв? за т?мъ я тебя приглашаю въ домъ мой, чтобы ты противор?чилъ мн? и безпокоилъ меня этимъ! Вонъ! Кавасы! выбросьте этого дурака за ворота!»

Австрійскій консулъ писалъ, писалъ по этому д?лу множество нотъ и донесеній самому Вальтеру Гею и въ В?ну; а лорду Бульверу, который самъ капризенъ былъ, нравились, видно, капризы г. Гея, и ничего ему не сд?лали.

Вотъ какъ разъ около того времени, какъ г. Вальтеръ Гей принялъ въ свои руки греческое консульство, Петраки-бей поссорился съ отцомъ за церковный вопросъ и сталъ хлопотать въ Порт?, чтобъ отца моего въ тюрьму посадили. Пока самъ паша былъ тутъ, д?ло не подвигалось, потому что паша былъ челов?къ опытный и осторожный. Г. Вальтеръ Гей между т?мъ далъ моему отцу комнату у себя въ консульств? и говорилъ ему:

— Зд?сь тебя никто не возьметъ, берегись только на улицу днемъ выходить. Самъ знаешь, что твой греческій паспортъ неправильный и турки его знать не хотятъ. Да и правы турки, потому что министры ваши эллинскіе за двадцать франковъ взятки сатану самого гражданиномъ признаютъ. Хорошо королевство! Это все Каннингъ нашъ безпутный и сумасшедшій лордъ Байронъ, котораго надобно было бы на ц?пь посадить, над?лали! А я ужъ усталъ отъ ссоръ и больше ни съ к?мъ никогда вздорить не буду! И ты на меня и на помощь мою не над?йся, издыхай зд?сь въ комнат?, какъ знаешь самъ, пока твой консулъ вернется. Тамъ ужъ они съ пашой хоть въ клочки изорви другъ друга, такъ мн? ужъ все равно. Я старъ и боленъ и умирать скоро надо мн?; какое мн? до васъ вс?хъ д?ло!

Такъ говорилъ отцу г. Вальтеръ Гей, и отецъ около м?сяца не выходилъ изъ англійскаго вице- консульства.

Наконецъ сталъ тосковать и началъ выходить по вечерамъ.

— Берегись! — говорилъ ему Вальтеръ Гей; — не буду я заступаться.

Зам?тилъ Петраки-бей, что отецъ ходитъ къ роднымъ и друзьямъ иногда темнымъ вечеромъ. Поставили турки въ угоду Петраки челов?къ пять-шесть заптіе изъ самыхъ лихихъ арнаутовъ поблизости англійскаго вице-консульства. Только что с?ло солнце, вышелъ отецъ тихонько и идетъ около ст?нки. «Айда!» и схватили его арнауты и повлекли въ конакъ. Однако отецъ усп?лъ закричать кавассу англійскому:

«Османъ! море?! Османъ! схватили меня!» Османъ услыхалъ, мигомъ къ консулу. А Вальтеръ Гей въ халат? и туфляхъ… Ни шляпы не надо, ни сапогъ… въ туфляхъ, въ халат?, съ толстою палкой въ рук?; кавассъ за нимъ едва посп?ваетъ. Ужъ они на площади, на базар?, при всемъ народ?, одного заптіе — разъ! другого — два! у третьяго ружье со штыкомъ изъ рукъ вонъ. Т? не знаютъ, что? д?лать! Какъ на консула руку поднять. «Консулъ!» одно слово. Опустили б?дные турки голову, а Вальтеръ Гей взялъ отца подъ руку и кричитъ:

— А, варвары! годдемъ! варвары!.. Н?тъ, врете, я хуже васъ варваръ! Я, варваръ, я!.. — И увелъ отца домой. А на другой день пошелъ въ конакъ, засталъ тамъ только того чиновника, который вм?сто паши векилемъ19 былъ потому, что паша у?халъ въ Галацъ по д?лу, и говоритъ ему:

— А, это ты, ты… посягаешь на чужихъ подданныхъ… Васъ просв?щать хотятъ, а вы анархію варварскую сами заводите. Такъ вотъ я вамъ еще хуже анархіи заведу…

— Pardon, мусье консулосъ, pardon! — говоритъ ему несчастный векиль: — Кофе, эффенди мой, чубукъ одинъ, садитесь, садитесь, господинъ консулъ.