Одиссей Полихроніадесъ

всегда платочкомъ и носила сверхъ платья толстую нашу загорскую абу безъ рукавовъ.

Кира-Марія, б?дная, не родила ему ни одного сына. Несториди жаловался на это и былъ правъ, потому что въ Эпир? безъ хорошаго приданаго очень трудно выдавать дочерей.

Мать моя однажды спросила у него:

— Здорова ли супруга ваша кира-Марія?

Несториди съ досадой отв?тилъ:

— Что? ей д?лается! Собирается новую д?вчонку родить!

— А можетъ быть и сына? — сказала мать.

— Куда ей сына родить!

Былъ тутъ и докторъ Стиловъ, старикъ, онъ ласково сказалъ Несториди:

— Это все оттого, что вы, господинъ Несториди, очень страстный эросъ къ молодой супруг? питаете. Сила чувства на вашей сторон?, оттого женскій полъ и родится. Это и наукой зам?чено нашей.

Несториди покрасн?лъ и сказалъ сердито:

— Если это истинною наукой открыто, — иной разговоръ, а если вашею наукой загорскихъ врачей, которыхъ университетъ тутъ недалеко въ пещер? воздвигнутъ, такъ ужъ позволь мн? не в?рить этому открытію17.

Добрый старичокъ Стиловъ зам?тилъ ему на это недурно, что и пещера не вредитъ.

— Въ пещер? любитъ пребывать сова, птица А?ины, богини премудрой. Вотъ что?, друже ты мой!

А мать моя тогда сказала учителю:

— За что? вы, учитель, сердитесь? Разв? стыдно эросъ им?ть къ законной супруг?? Она же у васъ хоть и ростомъ маленькая, но весьма пріятная кирія и всякому челов?ку понравиться можетъ.

— Великая пріятность! — возразилъ Несториди. — Нашли что? хвалить! «Что? сто?итъ рачокъ морской и много ли въ немъ навару?» Забыли вы эту пословицу греческую? Вотъ что? такое жена моя.

Стыдился Несториди такихъ разговоровъ искренно, но досадовалъ онъ больше притворно, ибо жену свою онъ точно, что отъ всего сердца любилъ. Н?жностей только не вм?щала душа его никакихъ, такъ онъ и самъ выражался.

Да! Въ семь? онъ былъ патріархальный властелинъ и «м?жъ, какъ надо быть мужу: будь нравствененъ, супругъ; будь самъ ц?ломудренъ и къ жен? справедливъ, но строгъ; жена сосудъ слабый». Но для государства онъ былъ демагогъ вн? всякой м?ры и часто объяснялъ свои чувства такъ: «Не постигаетъ мой умъ и никогда не постигнетъ, почему кто-либо другой будетъ выше меня по правамъ. Умъ и сила воли — вотъ моя аристократія, вотъ мой царь, вотъ властъ и права! Другихъ я не знаю!»

Несториди былъ очень ученъ для простого сельскаго учителя; зналъ превосходно древній эллинскій языкъ, недурно итальянскій, понималъ немного и французскій, но говорить на немъ не могъ.

Онъ издалъ не такъ давно въ А?инахъ довольно большой трудъ, Хронографію Эпира, гд? старался быть сжатымъ и яснымъ, какъ н?которые историки древности; собиралъ пословицы наши народныя и записывалъ сельскія п?сни. Прочитывая громко эти п?сни, онъ иногда бранилъ грековъ за то, что европейцы будто бы лучше ихъ ум?ютъ ц?нитъ подобныя произведенія простонароднаго творчества, или, указывая тайкомъ на отца Евлампія, прибавлялъ при немъ съ нам?реніемъ: «Да! Н?мцы, наприм?ръ, потрудились много, а вотъ русскіе-то ничего этого, я думаю, и не знаютъ! Замерзли тамъ въ л?сахъ и болотахъ и ничего о грекахъ не смыслятъ. Торгуютъ греки, хитрый народъ… А поэзія наша?.. Не спрашивай!»

Отецъ Евлампій зналъ, что онъ для него это говоритъ нарочно, и отв?чаетъ бывало съ упрекомъ: «Неразумное я дитя теб?, что ты дразнить меня будешь?» Или съ досадой: «Ядъ ты опять источаешь свой?» Либо еще: «Н?мцамъ д?ла лучшаго н?тъ, какъ твои разбойничьи п?сни сбирать, а русскимъ не до нихъ. У нихъ д?ло есть, какъ свое царство хранить, какъ Богу молиться, какъ мудрымъ правителямъ своимъ подчиняться!»

— Такъ, такъ, святый отче! — возражалъ учитель. — Я давно ожидаю, когда это вы, попы и монахи, совс?мъ насъ, грековъ, погубите.

Несториди ум?лъ очень искусно пробуждать въ ученикахъ своихъ патріотическія чувства и пользовался всякимъ случаемъ, чтобы напомнить намъ, что мы эллины!

Когда ученикъ его смотр?лъ на карту и отыскивалъ скромные пред?лы нын?шней Эллады, онъ любилъ спрашивать: «Да! А не помнишъ ли ты, до какихъ пред?ловъ простиралась македонская власть, просв?щенная эллинами, а потомъ Византія, просв?щенная чистою в?рой Христа?»

Рука ребенка уходила далеко до горъ Кавказа, къ истокамъ Нила, къ дикимъ дакійскимъ берегамъ.

Глаза другихъ д?тей сл?дили за рукой товарища, и пріучалась постепенно восл?дъ за взорами летать и мечтать.

Когда мы предъ нимъ перечисляли народы, которые населяютъ Турецкую имперію, онъ не забывалъ и тогда напомнитъ намъ, что? такое греки.

Онъ спрашивалъ у насъ: «какой изъ вс?хъ народовъ Турціи способн?е и къ воинскимъ подвигамъ и къ наук??» Мы сп?шили отв?чать: «Христіане». И Несториди соглашался… «Да! Христіане… то-есть, ты хочешь сказать этимъ — греки. Греки, скажи, способн?е вс?хъ».

Иначе сталъ говорить онъ намъ, когда мы выросли большіе.

Я помню, поздн?е, когда мы оба съ нимъ, — я ученикомъ, а Несториди наставникомъ, — жили вм?ст? въ Янин?, онъ обращался съ такою р?чью:

— Несмотря на тяжкія условія, о коихъ распространяться зд?сь н?тъ нужды, византійское просв?щеніе продолжало, подобно живоносному источнику, струиться въ т?ни и питать корни новыхъ всходовъ. Болгары, молдаване, валахи, сербы, русскіе, обязаны вс?мъ духовнымъ существованіемъ своимъ однимъ лишь остаткамъ греческаго просв?щенія, которое не могло стереть съ лица земли никакое жесточайшее иго. Два раза цв?лъ эллинскій народъ; онъ далъ сперва міру безсмертные образцы философской мудрости, искусствъ и поэзіи, и потомъ, оживленный духомъ ученія Христа, онъ благоустроилъ православную церковь, утвердилъ незыблемый догматъ христіанскій и оставилъ въ насл?дство челов?честву новые образцы краснор?чія и возвышенныхъ чувствъ въ пропов?дяхъ святыхъ отцовъ и въ гимнахъ богослуженія, въ этихъ греческихъ гимнахъ, восп?ваемыхъ съ однимъ и т?мъ же восторгомъ, съ одною и тою же в?рой въ сн?гахъ сибирскихъ и въ знойныхъ пустыняхъ Сиріи и древняго Египта, въ роскошныхъ столицахъ, подобныхъ А?инамъ, Москв?, В?н?, Александріи, и въ самомъ б?дномъ сел? воинственной Черногоріи, въ дикихъ Балканскихъ горахъ и въ торговомъ Тріест?! Помните, что весь міръ, все челов?чество обязано грекамъ до скончанія в?ка почти вс?мъ, что? у челов?чества есть лучшаго: в?чными образцами воинской доблести Леонидовъ и ?емистокловъ, философской мудростью Сократовъ и Платоновъ, образцами прекраснаго въ созданіяхъ Софокла и Фидія и, наконецъ, какъ я вамъ сказалъ уже, воздвиженіемъ твердыхъ, незыблемыхъ основъ святой церкви православной нашей, одинаково приспособленной къ понятіямъ и чувствамъ мудреца и прост?йшаго землепашца, царя и нищаго, младенца и старца. Вы меня слушаете теперь внимательно, — прибавлялъ онъ нер?дко, — но я знаю, что вы еще не въ силахъ понять вполн? то, что? я вамъ говорю… Придетъ время, когда все это будетъ вамъ гораздо ясн?е… Вы поймете, когда будете старше, почему мы, эллины нов?йшаго времени, вызванные въ третій разъ къ новой жизни трудами Кораиса, мученическою смертью патріарха Григорія, кровавыми подвигами столькихъ героевъ Акарнаніи, острововъ и нашего прекраснаго Эпира, почему мы въ прав? над?яться на будущее наше и на то, что мы третій разъ дадимъ вселенной эпоху цв?та и развитія. Малочисленность племени нашего пусть не смущаетъ васъ. Римъ, объявшій постепенно весь міръ, начался съ небольшого разбойничьяго гн?зда на берегахъ Тибра, съ городка, который, в?роятно, былъ б?дн?е и хуже нашего Франга?десъ; Россія им?ла, л?тъ дв?сти, триста тому назадъ, не бол?е шести или семи милліоновъ жителей, по мн?нію н?которыхъ германскихъ статистиковъ, и вы видите, ч?мъ стала теперь эта Россія, — Россія, которой народъ не могъ сравниться съ нашимъ по природнымъ способностямъ своимъ, по гордой потребности свободы, по энергіи и предпріимчивости.

Такъ говорилъ намъ Несториди, когда мы стали велики. Скажи мн?, могли ли мы при немъ забыть свободную Грецію? Теперь Несториди давно уже у?халъ изъ Эпира. Онъ ?здилъ съ т?хъ поръ два раза въ Германію. Онъ сталъ приверженцемъ Турціи; живетъ у береговъ Босфора, и прежняя подозрительность его