узенькія во всю комнату кругомъ, и окна, и двери, все окрашено зелеными полосами и трехугольниками, и еще такого цв?та, какого бываютъ весенніе маленькіе цв?тки, въ т?ни благоухающіе, по-турецки «зюмбюль».
Вотъ въ этой комнат? была у насъ какъ будто бы сама Россія! Лампада въ углу теплилась предъ золотыми и прекрасными русскими иконами; была одна изъ этихъ иконъ Божія Матерь Иверская, дивный, божественный ликъ! Новой живописи московской, но по древнимъ образцамъ; ликъ, исполненный особой кротости и необычайно красивый; за золотымъ в?нцомъ ея былъ укр?пленъ другой в?нецъ изъ яркихъ розъ самой восхитительной работы, какая-то особая пушистая зелень, какъ бархатъ н?жная, и на цв?тахъ сіяли капли искусственной росы. Теперь в?нокъ этотъ снятъ отъ ветхости, но мн? было непріятно знать, что Божія Матерь наша безъ него, и я послалъ недавно отсюда новый в?нокъ такой же на Ея святое чело.
На б?лыхъ ст?нахъ этой комнаты вис?ли картины. Портретъ государя Николая I и его нын? столь славно царствующаго сына. Оба, ты знаешь, что? за молодцы на видъ и что? за красавцы!
На картинкахъ другихъ ты видишь коронацію Александра II въ Москв?, его шествіе съ царицей въ митрополію Кремля съ державой и скипетромъ, видишь поб?ду при Башъ-Кадыкъ-Лар? и взятіе турецкаго лагеря еще при княз? Паскевич?-Эриванскомъ. Турки од?ты тогда были иначе: въ высокихъ и узкихъ шапкахъ уб?гаетъ ихъ кавалерія стремглавъ, напирая другъ на друга сквозь т?снину, а русскіе съ обнаженными саблями мчатся на нихъ. Посреди картины молодой казакъ хватаетъ за грудь рукой самого пашу, у котораго на красивомъ мужественномъ лиц? изображена прекрасно см?сь испуга и р?шимости. Онъ думаетъ еще защищаться, старый янычаръ не хочетъ отдаться легко; онъ сп?шитъ выхватить пистолетъ изъ-за пояса. Но… ты уже понимаешь, что это тщетно! Онъ пл?нникъ, и его отвезутъ на смиренное поклоненіе Царю въ Петербургъ.
Не была забыта у насъ и Эллада! О, не думай ты этого. Въ нашемъ дом? ув?нчаны были цв?тами любви нашей об? дщери эти великой православной матери нашей, церкви восточной, и старая дщерь, полная с?верной мощи, и юная наша Греція, которая любуется на себя въ голубыя волны южныхъ морей и цв?тетъ, разнообразно красуясь на тысяч? зеленыхъ острововъ, надъ мирными и веселыми заливами, на крутизнахъ суровыхъ и безплодныхъ вершинъ.
Въ нашемъ дом?, въ сердцахъ нашихъ, не разд?ляясь враждебно, цв?ли тогда любовью нашей эти прекрасныя об? в?тви.
Поб?ды блестящаго князя Паскевича не затмевали подвиговъ нашего великаго и простого моряка Кана?риса, и царь Николай взиралъ, казалось мн?, съ сожал?ніемъ и благосклонностью, какъ на другой ст?н? умиралъ у насъ Марко Боцарисъ въ арнаутской одежд?, склонясь на руки своей в?рной дружины.
Вотъ въ этой родительской и старой комнат?, въ ней самой и отецъ мой лежалъ больной когда-то и полюбилъ впервые мою мать. Зимой, темнымъ вечеромъ, когда в?теръ шум?лъ въ долин?, или падалъ сн?гъ въ горахъ, или лился скучный дождь, мы зажигали прив?тный и широкій очагъ нашъ, и отцовскіе друзья приходили одни или съ женами и вели у очага долгую бес?ду. Мать моя и старая Евге?нко пряли и вязали чулки и молча слушали мужчинъ.
Слушалъ и я старика Стилова съ восторгомъ, и раннюю жизнь сердца, мой добрый а?инскій другъ, пов?рь мн?, не зам?нитъ ничто, и никакой сил? лживаго разума не вырвать съ корнемъ того, что? пос?яно было рано на н?жную душу отрока.
VI.
Я ув?ряю тебя, что и Эллада не могла быть забыта у насъ.
Забыть Элладу! Возможно ли было забыть ее, когда на насъ такъ грозно и умно гляд?лъ изъ-подъ густыхъ бровей нашъ патріотъ Несториди?
Какъ я боялся сначала и какъ посл? любилъ и почиталъ этого челов?ка!
И онъ съ каждымъ годомъ, съ каждымъ шагомъ моимъ на пути первыхъ познаній становился все благосклонн?е и благосклонн?е ко мн?, отдавая справедливость моимъ способностямъ и прилежанію.
Поздн?е еще, когда въ Янин? у меня открылся небольшой поэтическій даръ, Несториди первый ободрилъ меня и не разъ тогда проводилъ онъ со мною ц?лые часы въ дружеской бес?д?, прочитывалъ мн? отрывки изъ древнихъ поэтовъ и объяснялъ мн? все неисчерпаемое богатство нашего царственнаго языка, который пережилъ такое дивное разнообразіе событій, подчинялся столькимъ чуждымъ вліяніямъ и возносился всякій разъ надъ вс?ми этими вліяніями, овлад?вая вполн? духомъ в?ка и присвоивая его себ?.
Несториди былъ нашъ загорецъ изъ небогатой семьи; отецъ его, почти стол?тній старецъ, и теперь еще живетъ, бродя кой-какъ съ палочкой и гр?ясь на солнц? въ дальнемъ селеніи Врадетто, которое стоитъ на неприступныхъ каменныхъ высотахъ, у береговъ горнаго, холоднаго и безрыбнаго озера.
Несториди въ д?тств? пасъ овецъ и часто спалъ, завернувшись въ бурку, подъ открытымъ небомъ. Потомъ отецъ взялъ его домой и обучилъ немного грамот?. Про?зжалъ тогда черезъ Врадетто одинъ богачъ загорецъ изъ Молдо-Валахіи. Остановился отдохнуть и вышелъ подъ вечеръ прогуляться съ друзьями. На небольшой полянк? онъ увид?лъ толпу играющихъ д?тей. Играли они въ игру, которая зовется у насъ
Д?ти становятся въ кругъ; одинъ снимаетъ съ себя бумажный или валеный колпачокъ или феску, и вс? на лету должны усп?ть ударить ее ногой такъ, чтобъ она дальше и дальше лет?ла.
Богатый загорецъ с?лъ на траву и любовался. Онъ л?тъ двадцать уже не былъ на родин? и не могъ вдоволь насытиться радостью, глядя на веселье и крики загорскихъ д?тей.
Сынъ старика Нестора превосходилъ вс?хъ другихъ мальчиковъ красотой, энергіей и ловкостью. Смуглый, курчавый, румяный и стройный, въ б?дной куцо-влашской одежд?, въ синихъ шальварчикахъ, въ б?ломъ валеномъ колпачк?, этотъ мальчикъ прыгалъ какъ олень молодой, глаза его сіяли; онъ ни разу не промахнулся, и быстрыя движенія его были такъ сильны, что иные товарищи его падали на землю, когда онъ и нечаянно отталкивалъ ихъ.
— Какой паликаръ и что? за бравый мошенникъ! — говорилъ про него купецъ.
Священникъ сказалъ, что онъ къ наук? способенъ.
Потомъ, когда про?зжій спросилъ у д?тей, кому изъ нихъ дать въ подарокъ деньги для вс?хъ и кто изъ нихъ разд?литъ эти деньги честн?е, д?ти вс? въ одинъ голосъ избрали маленькаго Несториди.
Тогда купецъ сказалъ: «Онъ и паликаръ, онъ и мошенникъ, онъ же и честный! Челов?комъ будетъ!» И предложилъ отцу отвезти его въ янинское училище и устроить его тамъ на общественный счетъ.
Отецъ съ радостью согласился, и Несториди у?халъ съ своимъ благод?телемъ сперва въ Янину, а потомъ въ А?ины.
Тотчасъ по прі?зд? нашемъ съ Дуная я подружился съ маленькими дочерьми учителя и очень любилъ бывать въ ихъ скромномъ и чистомъ жилищ?. Оно и недалеко было отъ нашего дома.
Жена его, кира-Марія, была еще молодая, кроткая, смирная, б?локурая, «голубая», какъ говорятъ иногда у насъ, но не слишкомъ красивая. Онъ очень ее любилъ, но принималъ съ ней почти всегда суровый видъ. Она знала, что онъ ее любитъ, и была покорна и почтительна. Въ семейномъ быту онъ былъ древній челов?къ и не любилъ свободы. «Я деспотъ дома! Въ семь? я хочу быть гордымъ аристократомъ!» восклицалъ онъ нер?дко и самъ.
Жена стояла передъ нимъ до т?хъ поръ, пока онъ не говорилъ ей: «Сядь, Марія!» Она ему служила, подавала сама гостямъ варенье и кофе; сама готовила кушанье, сама усп?вала домъ и дворикъ подмести.
И дочерей своихъ, и насъ, учениковъ, Несториди за шалости и л?нь билъ кр?пко иногда и зам?чалъ при этомъ, что «палка изъ рая вышла. Но надо бить безъ гн?ва и обдуманно, ибо въ гн?в? побои могутъ быть и несправедливы и ужасны».
Жена, впрочемъ, своими просьбами нер?дко ум?ла смягчать его. У нея было много сладкихъ и ласкательныхъ словъ.
— Учитель ты мой любезный! — говорила она ему, складывая предъ нимъ руки. — Очи ты мои, золотой мой учитель,
И онъ уступалъ ей.
Самъ Несториди од?вался хотя и б?дно, но по-европейски и носилъ шляпу, а не феску, потому что былъ греческій подданный, а не турецкій. Но жен? не позволялъ м?нять стариннаго платья, и она покрывалась
