Одиссей Полихроніадесъ

Церковь у насъ обширна и красива; высокая колокольни подобна кр?пкой башн?; а нашъ платанъ сов?та такъ великъ, такъ широкъ и такъ прекрасенъ, что я въ жизнь мою другого подобнаго ему дерева не видалъ.

Домъ старушки нашей Евге?нки Стиловой былъ и не великъ, и не малъ, а средній. Была въ немъ зала большая, съ колонками деревянными, а за колонками софа широкая вокругъ; было довольно маленькихъ комнатъ и направо, и нал?во, и наверху, и внизу; и погребъ былъ просторный, и виноградники у насъ, и мулы, и овцы были свои.

Старушка наша, мать моя, я, служанка молодая и старый работникъ, только насъ и было въ дом?, и мы жили вс? мирно и согласно. Кокона Евге?нко была трудолюбива и весела; мать моя кротка и заботлива; служанка б?дная послушна, и старикъ Константинъ, работникъ нашъ, вотъ былъ какой челов?къ: онъ сражался волонтеромъ подъ Севастополемъ и возвратился въ Турцію съ крестомъ св. Георгія за храбрость.

Говорили люди и см?ялись надъ нимъ, будто бы онъ съ какимъ-то русскимъ писаремъ по окончаніи войны вдвоемъ составили аттестаты и будто бы онъ крестъ св. Георгія просто на базар? купилъ…

Можетъ быть оно и правда; только для нашего дома Константинъ былъ очень хорошъ, и мы его вс? любили.

Мать моя шила, пряла сама, мыла б?лье; вм?ст? съ молодою служанкой кушанье намъ готовили. Бабушка Евге?нко съ Константиномъ въ виноградникахъ сама работала, рыла и копала неутомимо, пшеницу для дома с?яла… Ц?лый день въ трудахъ и всегда веселая. Не знала она ни жалобъ унылыхъ, ни л?ни. Мать моя им?ла наклонность впадать иногда въ глубокую грусть и ожидала тогда печальныхъ изв?стій и всего худого; начинала плакать, и одежду на груди собиралась себ? разрывать, и на землю садилась, и восклицала: «Увы, мой б?дный мужъ! Онъ умеръ… Съ?ли его злыя собаки, враги его на Дуна?… Н?тъ в?стей отъ него! Н?тъ в?стей отъ несчастнаго! Ахъ я черная, злополучная такая!.. О, проклятый, в?рно, былъ часъ, въ который я родилась на св?тъ…»

А Евге?нко не унывала и тотчасъ же сп?шила ут?шить и развлечь ее… «Не проклинай, море? — Эленица моя, дня твоего рожденія! Это гр?хъ. Все пройдетъ и все будетъ хорошо, дочь ты моя… Не бойся, я теб?, старуха, такъ говорю!» И сядетъ около нея на полу же, и начнетъ ей разсказывать: «Яковакина жена вотъ то-то сд?лала, а Йоргакина другое сд?лала. Кира-Мариго утромъ д?вочку родила здоровую, толстую, дай Богъ ей жить! А кира-Киріакица тетку свою обижаетъ, кричитъ на нее… «бре, ты такая, бре! ты сякая!» И развлечется мать моя немного, и слушаетъ, и скажетъ потомъ: «Много у тебя бодрости, вижу я и дивлюсь теб?…» А старуха ей: «У тебя, дочь, сердце узкое, а у меня широкое сердце… Оно и лучше такъ… А что? бы было, если бъ у об?ихъ у насъ съ тобой узкія сердца были?»

Кр?пкая была женщина бабушка добрая наша, и ты бы, глядя на простоту р?чей ея и на грубую старинную одежду, на ея жесткія руки, не различилъ бы ея отъ простой работницы деревенской и не догадался бы, что она им?етъ хорошій домъ въ сел? и сама госпожа. Древняя и почтенная была женщина!

Вс? ее уважали: но и см?ху съ ней было довольно…

Славилась она у насъ междометіями различными. На все у нея былъ особый возгласъ, особое междометіе. «Есть, кокона Евге?нко, вода у васъ въ колодез??» — спрашиваетъ челов?къ. «А… а!» и глаза закроетъ. Значитъ: «ни капли!» — «Все работаете, кокона Евге?нко?» «Гр-гр! гр-гр!» Это значитъ: «Все возимся, все работаемъ!» «Музыка играла на свадьб?…» — Аманъ, аманъ, что? за хорошая музыка!.. Дзиннь! — Значитъ громкая, хорошая музыка. — «Легъ отецъ отдыхать, бабушка?» — «А, а, а!» то-есть, «да, да, да!» и головой потрясетъ. См?шила она насъ.

Когда стали появляться у насъ въ Эпир? изр?дка фотографы, она ни за что? не соглашалась снять съ себя портретъ, утверждая, что такой старой бабушк? картинки съ себя снимать и еще машинами и деньги за такой пустякъ платить, какъ бы гр?хъ кажется, а ужъ стыдъ, безъ сомн?нія, великій!

Цв?ты она очень любила до самой смерти своей и разводить ихъ любила около дома, и любоваться на нихъ, и нюхать любила. Когда она стала все больше и больше стар?ть подъ конецъ своей жизни и уже работать перестала, а почти все сид?ла или лежала на диван?, л?томъ у окошка открытаго, зимою у очага, ей домашніе люди не забывали приносить иногда душистые цв?ты, и если цв?токъ былъ не великъ, она клала его себ? въ носъ. — «Бабушка Евге?нко, зач?мъ вы цв?токъ въ носъ себ? положили?» — «А зат?мъ, море?, челов?че ты неразумный, зат?мъ, что руки у меня старыя и работать устали всю жизнь мою! Держать рукой я цв?токъ не хочу, а запахъ его хочу обонять… Понялъ ты теперь, челов?че…»

И вс? уже знали, что она отв?титъ такъ, но вс? хот?ли слышать ея занимательные отв?ты.

Скажу теб? еще вотъ что?. Кокона Евге?нко наша не только была трудолюбива, забавна и весела; она была и см?лаго нрава. Ты слышалъ, какой безпорядокъ царствовалъ въ кра? нашемъ во время Восточной войны?.. Я писалъ теб? уже о томъ, какъ боялся отецъ мой отправить насъ съ матерью тогда съ Дуная въ Эпиръ. Онъ очень тревожился и за старушку и не разъ писалъ ей, чтобъ она у?хала изъ деревни въ Янину и жила бы тамъ, пока не кончится война и возстаніе. Но она вс?мъ говорила: «Кто старую такую, какъ я, обидитъ? А если и убьютъ… Такъ в?дь Харонъ9 везд? челов?ка найдетъ! Сказано, что съ?зжаетъ Харонъ съ горъ отуманенныхъ и влачитъ съ собою старыхъ людей впереди, а сзади молодцовъ молодыхъ, а д?точекъ, н?жныхъ ребяточекъ, рядышкомъ, рядышкомъ на с?дл? везетъ! Вотъ что?!» Съ болышімъ трудомъ уговорилъ ее братъ ея, докторъ Стиловъ, чтобъ она съ нимъ вм?ст? у?хала на это время въ городъ. Въ город? казалось безопасн?е. По возвращеніи нашемъ съ Дуная мы узнали, отчего ей такъ не хот?лось покидать домъ свой. И этому причиною главной была ея любовь къ отцу моему, и матери, и ко мн?. У нея въ темномъ углу конюшни было зарыто въ землю золото — лиръ дв?сти слишкомъ. Собрала она ихъ за многіе года и зарыла сама. М?сто зналъ одинъ только отецъ мой. Одною темною ночью приснилось ей, что на этомъ м?ст? огонь горитъ, горитъ, горитъ и гаснетъ. Она испугалась, сошла туда и до разсв?та со страхомъ великимъ трудилась и перенесла съ молитвами деньги на иное м?сто. И все ей казалось съ т?хъ поръ, что вс? люди догадались и сто?итъ ей только у?хать, такъ сейчасъ и отроютъ деньги эти и посл? смерти ея не найдетъ ничего отецъ мой и скажетъ: вотъ злая старуха обманула меня. Боялась она и брата своего Стилова, хотя онъ и добрый былъ челов?къ. «Семьянинъ челов?къ, думала она: свои д?ти есть; я же ему сестра, а Эленица (мать моя) чужая мн? по роду, вдова сына моего сердечнаго!» Писать Евге?нко сама не ум?ла; кому дов?рить тайну, чтобъ отца моего изв?стить и указать ему заочно новое м?сто, гд? теперь деньги? Этимъ она мучилась долго. И р?шилась она въ Янину къ брату ?хать тогда только, когда во всей сос?дней Загорамъ Куренд? села христіанскія загор?лись. Въ Куренд? порядокъ иной, ч?мъ въ нашихъ Загорахъ… Куренда м?сто землед?льческое, земля тамъ мен?е гористая; а народъ тамъ б?денъ, потому что собственности у него н?тъ. Земля беямъ принадлежала, и ее крестьяне пахали. Во всемъ округ? одно только и есть село богатое, свободное. Это село — прекрасная б?лая Зица, у подножья высокаго холма, восп?таго самимъ лордомъ Байрономъ.

Когда крестьяне б?дныхъ селъ въ Куренд? возстали и уб?жали на высокія горы съ женами и д?тьми своими, разсказываютъ у насъ, будто бы богатые зиціоты предали ихъ и подали туркамъ мысль зажечь въ долинахъ вс? дома, вс? жилища возставшихъ людей.

Ужаснулись люди и, спустившись съ неприступныхъ высотъ, поклонились туркамъ и получили помилованіе отъ нихъ.

Вотъ только тогда, когда загор?лись вс? эти б?дныя села несчастной нашей Куренды, Евге?нко р?шилась у?хать въ Янину къ брату.

Богъ спасъ старушку! У Гриваса въ охотникахъ была, конечно, вм?ст? съ добрыми патріотами и всякая сволочь, жадная, безстрашная, свир?пая. Эта сволочь не гнушалась грабить и христіанъ, когда въ чемъ- нибудь нуждалась.

Въ той самой п?сн? эпирской, въ которой родное село наше названо пустынное Франга?десъ, поется о подобномъ грабеж? и нападеніи на христіанскіе дома.

„Ты пой, кукушечка, ты пой, какъ расп?вала прежде.“
— Я что? спою? и что? скажу? Какую р?чь держать я буду?
Вотъ какаранца10 на горахъ, на самыхъ на верхушкахъ,
Собралъ все войско онъ свое и вс?хъ своихъ албанцевъ.