опять: «Tout-a-l’heure!»
— Я могу зайти въ другое время, — посп?шилъ сказать отецъ. — Извините, что я осм?лился обезпокоить васъ.
— Н?тъ, это ничего, — отв?чалъ г. Бреше все такъ же сурово. — Говорите, если у васъ есть д?ло, не терпящее отсрочки. Консульство императора французовъ открыто всегда для т?хъ, кто нуждается въ поддержк?. Тотчасъ же по прі?зд? моемъ сюда, при первомъ пос?щеніи, которое мн? сд?лали зд?шніе христіанскіе старшины, я сказалъ имъ: «
Отецъ мой въ отв?тъ на это поклонился и отв?чалъ:
— Кому же неизв?стно, г. консулъ, что Франція теперь преобладающее государство въ Европ??
— Теперь? — повторилъ г. Бреше съ презрительнымъ выраженіемъ въ лиц?. — Теперь? Франція была такой и прежде, государь мой, и будетъ в?чно! Франція была всегда во глав? челов?чества. Она предназначена распространять всегда и везд? свободу и равенство, противод?йствовать вс?мъ вреднымъ и варварскимъ началамъ, откуда бы они ни исходили…
— Alfred! Je pars! — произнесъ въ дверяхъ женскій голосъ, и всл?дъ за этимъ черезъ комнату прошла посп?шно сама г-жа Бреше. Она была очень нарядно од?та. Шелковое платье ея было такое широкое и длинное, какого я никогда до т?хъ поръ не видывалъ… Разв? только на царскихъ портретахъ. Серьги у нея были длинныя, самой н?жной работы; на плечахъ дорогой м?ховой воротникъ; а шляпка просто игрушка!
Зато лицомъ она была очень некрасива: худа, бл?дна; носъ слишкомъ длиненъ. Проходя, она едва-едва отв?тила на нашъ почтительный поклонъ и сказала мужу что-то вполголоса по-французски. Я тогда еще говорить по-французски не могъ; но понималъ уже немного, когда предметъ разговора былъ не очень трудный.
Вслушиваясь въ то, что? сказала француженка мужу, я запомнилъ два слова: «se morfronde» и «ces individus». Потомъ, разспрашивая, я узналъ, что первое значитъ что-то въ род? «возиться», «связываться», а второе «эти нед?лимые, эти люди», но съ отт?нкомъ пренебреженія.
Итакъ, г-жа Бреше, мало заботясь о томъ, что мы могли бы и хорошо знать по-французски, такъ нев?жливо и дерзко выражалась о насъ въ нашемъ присутствіи. И эти люди, эти чиновники императора, эти защитники просв?щенія и свободы хот?ли пріобр?сти популярность у насъ на Восток?. Ч?мъ же? Хвастовствомъ, дерзостью, оскорбленіями и… католическою пропов?дью, прозелитизмомъ в?ры, которую (какъ будто мы не знаемъ этого!..) они у себя въ государств? всячески потрясли и ст?снили.
Не правда ли, какъ умно?
Г. Бреше тогда взялъ со стола свою шляпу и перчатки и сказалъ отцу:
— Если н?тъ сп?шнаго д?ла, то извините меня. Зайдите въ другой разъ: я сд?лаю вамъ н?сколько вопросовъ, касающихся вашей родины.
Съ этими словами онъ вышелъ въ большую залу и вм?ст? съ женой и двумя кавассами важно спустился съ л?стницы.
Осторожно, издали, спускались за ними и мы.
Поворотя изъ воротъ на улицу, мы увидали, что г. Бреше подалъ руку своей жен?, и лицо его зд?сь на улиц?, при вид? встр?чнаго народа, сд?лалось уже не суровымъ, какъ дома, а вполн? свир?пымъ. Кавассы махали бичами во вс? стороны. Народъ разступался.
Не прошли мы и десяти шаговъ, какъ уже пришлось намъ быть свид?телями одной сцены, въ которой г. Бреше показалъ, какъ Франція защищаетъ везд? равенство и свободу.
Молодой деревенскій мальчикъ, куцо-влахъ, почти дитя, неопытный, повидимому, и совс?мъ невинный, ?халъ на осл? своемъ, спустивъ ноги въ одну сторону съ с?дла. Онъ, кажется, былъ утомленъ и дремалъ.
Консулу показалось, что онъ осм?лился слишкомъ близко про?хать по узкой улиц? около шелковаго платья г-жи Бреше.
— Бей его! — закричалъ консулъ.
Кавассы тотчасъ же сорвали мальчика съ с?дла и начали кр?пко бить его толстыми бичами своими по спин? и даже по голов?, куда вздумалось. Несчастный молчалъ, пригибаясь. Мадамъ Бреше сперва посм?ялась этому, а потомъ сказала: «Assez!» И они пошли дальше.
Мн? до того было жалко б?днаго мальчика (который былъ однихъ л?тъ со мною), что я еще при консул? довольно громко закричалъ, всплеснувъ руками: «Боже мой! Что? за гр?хъ! Что? за жалость? За что? это?»
Подошли, оглядываясь на удаляющагося француза, и другіе люди, и христіане, и турки, и евреи. Вс? ут?шали мальчика, который с?лъ на камн? и горько плакалъ. Его подняли опять на осла, старались шутками развеселить и говорили ему: «Айда! айда! дитя, добрый часъ теб?, паликаръ; не плачь, по?зжай домой!»
Мы пошли дальше; отецъ задумчиво качалъ головой; а я съ изумленіемъ и ненавистью думалъ еще долго, долго о гордомъ и морщинистомъ лиц? французскаго консула и о его нарядной, но злой и отвратительной мадам?.
VII.
Едва мы сд?лали еще н?сколько шаговъ по улиц?, какъ вдругъ предъ нами предсталъ самъ Коэвино. Несмотря на всю необузданность и живость своего характера, докторъ по улиц? ходилъ медленно и важно, въ pince-nez, въ новомъ цилиндр?, въ св?жихъ перчаткахъ; серьезно, солидно, изр?дка только и грозно сверкая бровями.
Увидавъ насъ, онъ однако повесел?лъ, подошелъ къ отцу и воскликнулъ:
— А, добр?йшій мой, я искалъ тебя! Знай, что ты завтракаешь сегодня поздн?е обыкновеннаго, на остров?, и въ монастыр? св. Пантелеймона, со мной, съ Бак?евымъ, и съ другомъ твоимъ Чувалиди. Жаль, что Бак?евъ любитъ этого глупаго патріота Исаакидеса… Ты знаешь того, который пишетъ иногда корреспонденціи въ а?инскія газеты… Я ненавижу этого лакея и боюсь, чтобы Бак?евъ не пригласилъ и его… Но что? д?лать!.. Готовься; домъ мой будетъ запертъ сегодня.
— Господи помилуй! — возразилъ отецъ. — Теперь зима, ноябрь! Разв? д?лаютъ зимой чумбуши38 за городомъ?.. Положимъ, что погода хороша и тепла…
— А! а! — воскликнулъ докторъ съ восторгомъ. — О! разв? это не причина, разв? не наслажденіе сд?лать именно не такъ, какъ д?лаютъ другіе! Яніоты ?дутъ на островъ л?томъ, а я не ?ду! Яніоты говорять: «теперь зима!» Они не ?дутъ, а я ?ду! Сп?ши, мой другъ, между т?мъ къ Бак?еву. Онъ ждетъ тебя, чтобы поговорить о д?л? Абдурраимъ-эффенди. Ему доставили ложныя св?д?нія, и онъ хочетъ д?йствовать противъ него и въ Константинопол? и зд?сь. Иди, прошу тебя.
Отецъ сказалъ, что зайдетъ только на минуту въ австрійское консульство.
Я былъ очень огорченъ, не зная, возьмутъ ли меня на островъ или н?тъ; но, къ счастію, докторъ, уходя, вдругъ остановился, позвалъ опять отца и съ улыбкой, разсматривая меня въ лорнетъ, сказалъ:
— И сына, и сына, и сьна единороднаго привези!
Добрый челов?къ докторъ! Истинно доброй души!
Вид?ться съ австрійскимъ консуломъ отецъ мой не слишкомъ заботился. Онъ им?лъ мало вліянія на д?ла. И потому мы были очень рады, что его не было дома. Отецъ вел?лъ мн? латинскими буквами написать на бумажк? нашу фамилію (такъ какъ карточекъ визитныхъ мы, конечно, не употребляли) и просилъ кавассовъ уб?дительно не забыть сказать г. Ашенбрехеру, что Георгій Полихроніадесъ, загорецъ и греческій подданный, приходилъ засвид?тельствовать ему свое почтеніе.
Пока отецъ говорилъ съ кавассами, я взглянулъ вокругъ себя и зам?тилъ, что это консульство было какъ
