— Разве секрет?
— А ты думал?
— Ничего я не думал. Оставь свой секрет при себе.
— Это не мой секрет, а немецкий. Ясно?
— Ясно.
— Ну вот и все... Ты в какой деревне живешь?
— Я-то?
— Ясно, ты.
— А это уж мой секрет. Понял?
— Нет, не понял...
— Ну ничего. Поймешь... Прощай пока.
Так и расстались, ничего не сказав друг другу.
Голумбиевский, поведав о свидании с Жихарем, выразил сомнение: тот ли это парень, что нам нужен?
Но, обсуждая это событие, партизаны Ивана Ивановича Караваева ополчились на товарища:
— Ты хотел, чтобы Иван с первых слов выложил, что думает? Напрасно! Вы не виделись почти год. Он может тебя подозревать в сотрудничестве с оккупантами. Разве не так? Болтаешься без дела, ездишь из Кривошина в деревню... Нет, Коля, ты повидайся с Жихарем еще раз. Еще потолкуй с ним. А увидишь, что обстановка подходящая, — прямо скажи, что ты партизан.
Голумбиевский так и сделал.
И увидел, как расцвел Иван Жихарь.
— А я и так... — сказал Жихарь. — Я, Колька, и так догадался, а теперь вижу: ты партизан... И автомат, и все прочее...
— Что — прочее?
— Ну все!.. Газеты нашенские, разговор... Все советское! Как только вы не боитесь в Кривошин ходить?
— Пусть фрицы боятся! Вокруг-то наши!
— Значит, вы — рядом?
— А ты думал?
Жихарь волновался. Ломал в руках спичку.
[123]
— Слушай, — сказал он. — Вы слышали про убитого полицая?
— Ну?
— Вот тебе и ну...
Жихарь еще раз оглядел партизана и решился:
— Того полицая я прикончил, суку!
Он ждал ответа, готовый вскочить и сцепиться с разведчиками, если ошибся.
Но Жихаря никто и не думал хватать.
— Врешь, поди! — лениво сказал Голумбиевский и прихлопнул сидевшего на колене комара. — Как ты мог полицая убить?
Жихарь в подробностях описал сцену, разыгравшуюся в кривошинском лесочке.
Голумбиевский не спешил, однако, признать Ивана за своего.
— Рассказать что хочешь можно... — протянул он.
— Не верите?! Эх, вы... Да я же сколько мечтал в партизаны уйти!
— «В партизаны»... Почем мы знаем, кто ты есть? Первого попавшего в отряд не берут. А ты вон на фрицев работаешь!
— Что ж с того?! Жрать-то надо было! А вы возьмите меня и увидите, как я гадам «служить» буду!
— На словах-то все горазды...
— Не веришь?!
Лицо Жихаря пошло красными пятнами. Глаза стали злыми, обиженными.
Голумбиевский примирительно похлопал парня по плечу:
— Ну, ну, не кипи. «Возьмите»!.. Это так просто не делается. Не мы решаем — командир...
— Скажите командиру!
— Да командир про тебя слышал... Он, между прочим, велел тебе и задание дать, если ты человек.
— А кто я, по-твоему?
— Похоже — человек...
— Какое задание? Не тяни душу.
Для начала мы не имели права поручать малоопытному товарищу что-либо сложное. Поэтому Голумбиевский, выполняя приказ, попросил Жихаря принести на следующую встречу немецкую электробатарею якобы для питания партизанской рации.
Жихаря разочаровала скромность поручения, но бата-
[124]
рею он выкрал и уже в понедельник доставил в Кривошин.
В следующий раз Голумбиевский попросил привезти кое-какой инструмент. Жихарь привез и инструмент. Потом выполнил еще несколько поручений.
Обыденность получаемых заданий, их относительная безопасность удручали парня.
Но убеждаясь, что его кражи на аэродроме и встречи с партизанами проходят незамеченными, безнаказанными, Иван Жихарь смелел.
А мы тем временем выясняли у Бринского, нет ли в отряде кого-либо из бывших летчиков или техников, работавших на обслуживании аэродромов.
Оказалось — есть. В одном из соседних партизанских отрядов был такой партизан, в прошлом летчик.
Старший лейтенант Дмитрий Карпович Удовиков до войны летал на бомбардировщиках. Войну начал на границе, участвовал в нескольких воздушных боях, был сбит, ранен и, кое-как посадив машину на территории, уже занятой фашистами, уцелел чудом. Его спасли и выходили крестьяне.
Бойцы Караваева плохо разбирались в авиации и в аэродромном деле. Но встречаясь с Дмитрием Удовиковым, то подшучивая над его неудачей в воздушном бою, то расспрашивая о службе в мирное время, исподволь, незаметно составили по рассказам летчика более или менее ясную картину жизни аэродрома, интенсивности боевых вылетов, расположения и состава аэродромных служб.
Дмитрий Удовиков высказал предположение, сколько боевых машин могут держать гитлеровцы на аэродроме Барановичей, определил приблизительный радиус их действия, сказал, сколько, по его мнению, должно находиться на аэродроме обслуживающего персонала.
Все эти сведения были необходимы для контроля над данными, которые мы намеревались получать от Ивана Жихаря, а также для того, чтобы мы могли правильно ориентировать своего разведчика на изучение аэродромной обстановки.
Беспокоило желание Жихаря уйти в лес. Мы опасались, что он предпримет на свой страх и риск какую-нибудь диверсионную акцию и будет потерян как разведчик.
Против проведения диверсионных акций мы не возражали. Но надо было научить Ивана Жихаря действовать
[125]
так, чтобы комар носа не подточил. На все это требовалось время.
Выбрав подходящий случай, я заговорил с Удовиковым о том, как, по его мнению, подрывники могли бы с наибольшим эффектом уничтожать немецкие самолеты.
— Можно взрывчаткой на стоянке.
