Сообщив мне, как разыскать их отряд, Клещев и Корж уехали.
Комендант деревни, проводив их, взглянул на меня со смущенной улыбкой.
— Значит, как узнал о нашем прибытии, сразу же Коржу сообщил? — спросил я.
— Ага. Как положено.
— Ну и молодец. Спасибо. А теперь помоги еще в одном. На базу нам без продуктов не возвращаться, сам понимаешь. Снаряди-ка подводу. И нагрузи чем следует.
— Кошевку заложим...
Переночевав в Хорустове, мы стали собираться в дорогу.
В кошевке уже лежали мешки с картофелем, стояла кадушка с маслом, комендант привел и привязал к задку саней двух телок. Один из жителей Хорустова, подняв воротник тулупа, прохаживался возле коней, поправляя сбрую.
— Счастливого пути, — сказал комендант. — Кошевочку-то не задерживайте...
[135]
— Не задержим! До свидания, дорогой товарищ. Спасибо за все!
Возница завалился в сани, вскинул вожжи:
— Пошел!..
До своих мест мы добрались без приключений. Но километрах в пятнадцати от центральной базы, пересекая поле, заметили выскочившую упряжку.
Кто-то погонял коня, торопясь нам навстречу.
Съехались, остановились.
Я чуть не ахнул: Сеня Скрипник!
А он уже спешил ко мне, увязая в снегу, как-то странно улыбаясь.
13
Поздравляю, товарищ капитан!
— Спасибо, Сеня. Добрались, как видишь.
— Я — не с возвращением, товарищ капитан... По приказу Центра вы назначены командиром отряда.
— Эка новость! Я знаю, что на время отсутствия Линькова остаюсь за него.
Сеня Скрипник потряс головой:
— Не на время отсутствия... Батю насовсем отзывают. А вам приказано принять командование.
Я стоял и смотрел на Сеню. Позднее он рассказывал, что вид у меня был озадаченный. Думаю, он не преувеличивал.
— Ты что-нибудь путаешь, Сеня!
— Никак нет. На базе прочтете радиограмму сами.
— Постой! Может, присылают кого-нибудь в помощь?
— Об этом пока неизвестно.
Мы все еще стояли на дороге.
— Ладно, — сказал я. — Поехали на базу. Думаю, Григорий Матвеевич знает больше... Погоняй!
Пока мы добрались до ближней заставы, Сеня Скрипник выложил новости.
Первая была самой свежей — два дня назад в лес пришел киномеханик из Микашевичей Иван Конопатский. Он блестяще выполнил задание, взорвал микашевичский клуб, куда съехались на совещание чины гестапо, командиры немецких карательных частей и полицаи. При взрыве погибло около двухсот оккупантов и их пособников.
[136]
— Об этом мы вам не успели сообщить, товарищ капитан, — оправдывался Сеня. — Считали, вы все равно на днях прибудете, тут и расскажем.
— А сам Конопатский как выглядит?
— Молодцом. Смущается. Не привык в героях ходить.
— Говоришь, около двухсот человек на воздух поднял?
— Так точно, товарищ капитан!
— Да, такое удается не каждому. Молодец!.. Ну, чем еще порадуешь?
Сеня Скрипник подхлестнул коня:
— Всего не перескажешь! Наши хлопцы каждый день эшелоны и пути подрывают. Налеты делали на гитлеровцев. Набили этой дряни... Но фриц тоже зашевелился, товарищ капитан! Я сообщал, что радиоузел теперь только один час на Москву работает?
— Сообщал. Это после того, как от Коржа передали, что фрицы нас засекают?
— Точно, после того... Центр так приказал. Позывные и время работы мы тоже изменили. Да, видно, плохо помогло.
— То есть?
— Под праздники немец бомбежку учинил на Булевом — только держись! Явно хотел накрыть базу.
— Попал?
— Нет, рядом ковырял. Но ковырял все-таки!.. Похоже, и облаву готовят. В Микашевичах-то фрицы собирались как раз вопрос облавы обсуждать. А после взрыва совсем взбесятся!
— Возможно... Послушай, ты передавал, что Павел Кирбай и его сестры бежали из Юркевичей в лес. Что случилось? Как житковичские товарищи?
— Случилось, товарищ капитан, так, что немцы пытались арестовать Павла Кирбая. Но житковичскую группу не трогали и не трогают. Похоже, не знают о ней. Связь идет нормальная. Сведения от Горева все время поступают. А Кирбая, видимо, кто-то из местных, из юркевичских, выдал. Похоже, там предатель завелся.
— Н-да, Сеня. Новости у тебя со всячинкой. Придется, видно, в затылке почесать!
— Скажете тоже, товарищ капитан!
— Точно — придется!
[137]
На центральной базе стояла непривычная тишина, не тарахтел движок радиоузла, только сосны пошумливали да перекликались бойцы штаба.
Короткий зимний день кончался, небо навалилось на лес, серые размывчатые тени наплывали из чащобы, густея на глазах.
Из землянки Линькова я вышел уже в полной темноте. Мы обо всем переговорили, все обсудили. Батя рассказал о действиях подрывников-маршрутников, о Седельникове, который распропагандировал и привел в отряд около ста человек так называемых «казаков», набранных немцами главным образом из советских военнопленных и использовавшихся для охраны железнодорожного моста через реку Горынь на магистрали Лунинец — Сарны; повторил историю Конопатского, сообщив заодно, что немецкая комендатура в Житковичах обещала крупную награду тому, кто укажет расположение нашего отряда; познакомил меня с приказом Центра, который требовал заслать разведывательно-диверсионные группы в район Ковеля и Сарн.
— Я намерен послать в этот район Бринского и Каплуна, — сказал Линьков. — Бринский уже получил приказание явиться на центральную базу и со дня на день прибудет, с ним придут еще человек тридцать. По части разведки беседуйте с ними вы сами.
— Хорошо.
— Сегодня уже поздно. Командование отрядом передам завтра.
Я не возражал.
