Утром 30 ноября Григорий Матвеевич официально передал мне командование отрядом. Но его вылет в Москву из-за плохой погоды задержался довольно надолго.
В первый же день по возвращении на центральную базу я отправился на северо-западную заставу, где находился киномеханик Конопатский, оттуда поехал в Восточные Милевичи к Илье Пришкелю, потом беседовал с Леокадией Демчук и Алимой Кирбай.
Из рассказов связных и самого Ивана Конопатского стало ясно, как разворачивались события в Микашевичах.
Взрыв клуба был подготовлен и проведен безупречно. Связные, вызывавшие Конопатского в лес для инструктажа, подозрений не навлекли. Не вызывал у немцев подозрений и сам Копопатский, иначе ему вряд ли доверили бы работу в клубе.
[138]
Взрывчатка доставлялась в Микашевичи Пришкелем. Он предложил свой способ транспортировки тола: в выдолбленной доске тележного днища, сверху заделанной и затрушенной сеном.
В один прием Пришкель провозил до десяти килограммов ВВ, и ему понадобилось всего три ездки, чтобы доставить весь груз во двор Конопатского.
Во дворе дома Конопатских тол перепрятывался по разным углам: среди густого бурьяна, под кучи мусора, в сено.
В клуб Иван Конопатский носил взрывчатку малыми дозами — шашками по четыреста граммов. Спрятав шашку в карман брюк, киномеханик надевал пальто, и верхняя одежда скрывала оттопыренный карман.
По совету Якушева Конопатский носил взрывчатку не украдкой, не по ночам, а утром, когда жители Микашевичей шли на рынок или на службу, и вечерами, перед началом киносеанса.
Замешавшись в потоке людей, киномеханик каждый раз благополучно добирался до своей будки. Его ни разу не остановили даже для проверки документов. Ну а если бы остановили Конопатского и нашли у него две шашки тола, то он мог сказать, что поднял их на улице и несет сдать в полицию или немцам.
Перенести тол из будки в подпол клуба уже не составляло труда.
Не привлекла внимания и возня Конопатского с проводкой: механику вроде бы и положено вечно «колдовать» с электричеством. Так удалось ему незаметно для посторонних вывести в подпол клуба два конца проводки для электродетонаторов. Перед взрывом Конопатский должен был присоединить провода, идущие от заряда тола, к общему рубильнику, после чего внезапно обнаружить «неполадки» в проводке.
Конопатскому посоветовали попросить первого попавшегося полицая подежурить в будке, пока не будут устранены мифические дефекты, и минут через пять после ухода киномеханика включить для «проверки» общий рубильник.
На всякий случай, учитывая, что может оказаться невозможным замыкание тока рубильником, Конопатскому рассказали, как выйти из положения, применив механический способ замыкания проводов на заряд.
Впрочем, прибегать к этому способу не пришлось...
[139]
Взрыв в микашевичском клубе назначили на 7 ноября, решив ознаменовать им двадцать пятую годовщину установления Советской власти.
Однако 3 и 4 ноября партизаны Коржа взорвали мост через реку Лань, перебили охрану, а затем уничтожили состав с авиабомбами, разворотив большой участок пути.
Активность партизан в предпраздничные дни взбесила фашистов, они бросили против них карателей и отложили совещание в Микашевичах.
Партизан гитлеровцы не нашли и, конечно, сорвали зло на местных жителях.
Вскоре после зверских расправ отряд карателей в составе шестидесяти пяти человек расположился на отдых в Микашевичах.
Совещание было назначено на 17 ноября.
Для участия в нем прибыли шесть персон из Германии, десять жандармов из их личной охраны, восемьдесят пять солдат местного гарнизона во главе с обер-лейтенантом.
Перед началом совещания фашисты намеревались просмотреть новую кинохронику, узреть своего обожаемого фюрера.
В семнадцать часов пятьдесят минут фашисты расселись в зале.
За несколько минут до этого Конопатский выглянул из будки, поманил ближайшего полицая и встревоженно попросил помочь ему: проводка-де барахлит, как бы не сорвать сеанс.
Горя служебным рвением, фашистский холуй влез в будку.
— Я выйду, проверю, что там, а ты минут через пять включи рубильник, — попросил Конопатский. — Вот этот. Понял?
Полицай все понял. Ровно через пять минут он поднял клуб на воздух вместе с оккупантами и взорвался сам.
Сила взрыва была столь велика, что в ближайших домах полопались стекла. Багрово-желтый сполох озарил все местечко.
При взрыве погибло сто пятьдесят фашистов и их прислужников. Уцелели, отделались ранениями, только десять гитлеровских солдат, которые вышли покурить перед сеансом...
Разговаривая с Конопатским, я спросил его:
[140]
— Почему же ты все-таки бежал в лес? Тебя подозревали?
Киномеханик удивленно поднял брови:
— Что вы, товарищ капитан!.. Если бы подозревали — давно схватили бы. А только когда я от клуба бежал, меня вроде полицаи видели.
— Вроде или точно?
— Я их видел, значит, и они видели, товарищ капитан. Там ведь, вокруг клуба, поставили посты на всякий случай. Ну чтобы партизаны не подобрались, гранату не бросили бы...
— Понятно. Тогда ты действительно рисковал... Ну, поздравляю, Ваня! Ото всей души. Командование отряда представило тебя к правительственной награде.
— Я старался сделать, как говорили... — смущенно ответил Конопатский.
Прекрасный был паренек, этот киномеханик! И тем более досадно становилось от мысли, что мы потеряли его как разведчика. Но в этом, видимо, были повинны мы сами. Увлеченные подготовкой взрыва, заботами об его эффективности, мы упустили из виду, что Конопатский еще очень неопытен, не подготовили его к продолжению работы в городке.
Будь Конопатский поопытней — он мог и дальше оставаться в Микашевичах. Для этого следовало лишь придумать правдоподобную легенду, полностью оправдывавшую отлучку из клуба в момент взрыва.
Придумать такую легенду, пожалуй, не составляло никакого труда. Можно было свалить все на того же болвана полицейского, включившего рубильник.
Покинув клуб, Конопатский мог подойти к полицейским, которые несли внешнюю охрану, обиженно пожаловаться на недоверие. Его бы спросили, конечно, о каком недоверии идет речь. Киномеханик объяснил бы, что его выгнали из будки, что полицай такой-то сам остался у аппарата.
Впоследствии постовые подтвердили бы, что Конопатский стоял в момент взрыва с ними, что в будку проник какой-то полицай, выгнавший киномеханика.
Такая легенда не только оправдала бы Конопатского, но направила ярость гитлеровцев против их собственных холуев, которых в горячке заподозрили бы в связях с партизанами.
Можно не сомневаться: гестаповцы немедленно распра-
[141]
