в храм расположенного к вам божества для проведения ритуала. Белиберда какая-то, честное слово…
Последнюю фразу она добавила от себя, поскольку вникнуть в суть написанного не удавалось при всем желании.
— Чем бы оно ни было, предлагаю забрать и убираться из этого места, — высказал Рэй. — И чашу, если снимается, прихватим. Впарим неписю.
Маська замотала хвостиками.
— Вы не понимаете? Это будущий уникальный пет. Уникальный! Да ради такого зазимовать можно в этом подземелье!
Хэйт совсем иначе взглянула на серенькое невзрачное яичко. Портреты американских президентов с шуршащих бумажек приветственно подмигивали ей…
— Если малая не ошибается, продавать их ни в коем случае нельзя, — словно прочитав мысли напарницы, произнес Рэй. — Только выращивать, холить и лелеять самолично.
Гнома тяжело вздохнула.
— Я не променяю Хэтти. Хотя, наверное, и не придется.
— Что ты имеешь ввиду? — спросил убийца.
— Ушастая была права. Нас сюда заслали не за «посидеть», а за яйцами. Фиот не засчитает нам испытание, если мы скажем, что ничего не нашли.
Рэй нахмурился.
— С его слов, мы должны просто «пройти подземелье». Мы его и пройдем.
Хэйт, хоть и оплакивала всей душой потерю баснословной прибыли, ясность мышления не утратила.
— Дагвор говорил, что мы должны сразить противников, а Хельвик просил разложить ловушки для крыс. Так что — нет, не прокатит. Если мы хотим пройти дальше, «вместилища» придется отдать Контрабандисту.
— Одно, — возразила гномка. — Мы отдадим ему чашу и одно яичко. Два других вы оставите себе. И пусть только пикнет что-то против, брехун лысый! Своих родных бубенчиков лишится!
Маська с воинственным видом взмахнула топориком. Рэй как бы случайно шагнул за постамент, а Хэйт заливисто рассмеялась, невольно представив, как маленькая щуплая гнома воплощает в жизнь свою угрозу…
К счастью для непися, он вполне удовлетворился тем, что отдали ему добровольно, засчитал испытание (хотя Хэйт по виду спутников заключила, что не ей одной жаль расставаться с ценнейшим предметом).
— Вы хотели знать о моем враге: что же, я скажу вам. Это подлый и беспринципный человек, скрывающийся под маской добропорядочного горожанина. Это из-за него я вынужден промышлять дурно пахнущими делишками, тогда как он купается в роскоши и почете. Его имя — Джотти. Он Градоначальник Дораны, третьего по величине города в королевстве Реймли. За то, что вы добыли для меня, я сообщу даже больше, чем намеревался: он падок на юных дев. Очень юных…
НПЦ красноречиво покосился на Масю, та попятилась, бордовые глазки округлились от ужаса.
Вне дома Фиота убийца с адепткой принялись наперебой утешать гному, уверять, что не станут использовать ее в «грязных» целях.
— И вообще, мы собирались напиться! — напомнил Рэй. — Самое время приступить.
Хэйт покачала головой.
— Без меня, если можно. Меня с прошлого раза с сивухой, как вспомню, в дрожь бросает. Еще я в Велегард хотела заскочить, а потом в реал, очень уж долго мы в том мешке просидели.
Компаньоны не стали возражать, ведь подземелье вымотало всех, и каждый, пожалуй, больше любых игровых благ мечтал в эти минуты об отдыхе. Кроме Хэйт, которая не могла определиться, продавать ей яйцо или проводить ритуал. За продажу говорила не только жажда наживы, но и нежелание возиться с «неведомой зверушкой». Против — то, что уникальный питомец в дальнейшем может стать большим подспорьем, а шансы обнаружить другое такое «изделие Фаберже[55]» весьма призрачны.
В Восхождении один персонаж мог владеть двумя питомцами разных видов: боевым и ездовым. Если возникала необходимость замены одного из питомцев, прежний того же вида «стирался». Потому-то Маська, привязавшаяся к своему «нарисованному меху» так легко отступилась от альтернативной замены Хэтти уникальным зверем.
По прибытии в храм Хэйт пришла к решению: сначала она «работает» на персонажа, усиливая его всеми возможными средствами, а потом персонаж будет работать на нее. Это означало, что ритуалу и, следовательно, питомцу — быть.
— Давно не появлялась ты в нашей обители, пришлая, — вместо приветствия произнесла старшая жрица. — А, между тем, тебя здесь ожидали.
— Я пришла сразу, как мне стало об этом известно, — отозвалась адептка.
Жрица кивнула, приняв ответ.
— Твоя шалость с древом искушения нанесла ордену Балеона немалый ущерб. По сей день гремит в кельях послушниц смех при упоминании позора жрецов его. Участие твое в этом деле достойно награды.
Пришло оповещение о пятистах очках, добавленных к репутации Хэйт с орденом Ашшэа. «Приятная мелочь, но стоила ли она того, чтобы срочно мчать в Велегард? Вечно темные все драматизируют!» — подумала девушка.
— Древо познания не развилось еще в достаточной мере, но в знак расположения согласилось отдать тебе малый свой лист. Цени его дар!
— Э-э, ценю! — потрясенно выговорила адептка. Что-то не срасталось в ее понимании: за что такая неземная щедрость и каким боком к черному юмору и презентам дроу прикрутили древо? Что за растительная коалиция?..
Жрица протянула ей крохотный бирюзовый листочек. Идентификация не потребовалась: описание свойств подарка высветилось само по себе.
Хэйт ощутила, как челюсть ее отправляется в свободное падение. Этот махонький листочек экономил ей тысячу золотых монет — ровно столько стоил свиток опознания для предметов мифического класса (а Древний пергамент как раз к ним и относился).
— Благодарю…
— Это все, что я хотела сказать тебе, смесок, — как ни в чем не бывало проговорила жрица. — Взор Ашшэа да не оставит тебя!
Она развернулась, намереваясь уйти.
— Погодите! — адептка вспомнила, что привело ее в храм два дела, извлекла из инвентаря яйцо. — Можете ли вы провести ритуал для меня?
— Вместилище для притяжения души? — с тенью удивления спросила старшая жрица. — Смесок, где ты нашла его?
Хэйт пересказала недавние приключения, не забыв и про наказ другой жрицы «искать знаки». По правде, не будь этой подсказки, промаялись бы они в каменном мешке до посинения и забросили бы квест.
— Ты заслужила ритуал призыва, — дроу извлекла из складок облачения кинжал из черненой стали. — Руку!
Адептка повиновалась, протянула жрице руку с зажатым в ней яйцом. Служительница Ашшэа полоснула по пальцам девушки лезвием, приказала сильнее сжать яйцо. Жрица закрыла глаза, запрокинула
