противостоять лавине времени, это одержимость, скрытность, непристойность. И он не имеет никакого отношения к заблуждению, в которое ввели меня мои друзья-нудисты, Кэндис Берген и Биг Джим. Секс и семья — две решительно разные вещи.
33. Американское консульство
Во Флоренции скоро появится трамвай, пока только ведутся работы. Масштабные, создающие массу неудобств. Мост Виттория и все, что его окружает, задыхается в запутанном как клубок потоке машин, который никогда не уменьшается.
Раньше здесь тоже случались заторы. Сколько я помню этот участок бульвара, ведущий от Порта- аль-Прато к мосту, здесь всегда был бедлам. Но сейчас, безусловно, стало еще хуже. За годы строительства весь район приобрел незавершенный, запущенный вид — даже не верится, что ты во Флоренции. Вот почему когда я чуть не налетела на совершенно неуместный посреди набережной Америго Веспуччи газон с цветами, то почти не придала ему значения. Не удивилась, а просто опустила ноги с педалей с велосипеда, готовясь уплатить свою дань прогрессу города.
Впрочем… Эти вазоны, как и ограждения, и джипы с карабинерами поперек дороги, словно в перманентном аварийном режиме, — неприятный этап, который необходимо пережить на пути к модернизации. Это попытка решить на скорую руку проблему, слабовольная уступка нашему высокомерию.
Набережная Арно во Флоренции, как и большая часть города, — достояние человечества. Иметь дело с красотой трудно, но возможно. При одном условии: не забывать, что она не является частной собственностью. Это все равно что каждый раз, берясь за что-то, спрашивать разрешения у собрания многотысячного жилищного товарищества.
Либо нужно создавать новую красоту силой новых талантов, вроде тех, что пририсовали усы Джоконде или поставили пирамиду перед входом в Лувр. У кого хватает смелости и воображения, тот может это сделать.
Но вот чего нельзя делать ни в коем случае, так это дарить красоту тем, кто играет мускулами, разбазаривать, чтобы кто-то превратил ее в очередную демонстрацию власти.
Хотелось бы мне знать мнение Орианы Фаллачи о том, что устроило американское консульство на набережной Веспуччи. Боже упаси, никаких облитых мочой или разрисованных фаллосами тротуаров, никакой вони, никаких молитв. Просто-напросто этого участка набережной больше не существует. Его взяли и упаковали в вакуумную оболочку. Он больше не принадлежит городу и горожанам. Несколько сотен метров одной из самых красивых набережных мира стали входом в американское консульство.
Его охраняют два гигантских вазона, намертво вмурованных в асфальт прямо поперек улицы. Не на тротуаре, а посреди проезжей части, где раньше спокойно ездили машины. И где они продолжают спокойно ездить перед этим изъятым из обращения участком и за ним. И поскольку ограждения и усердные карабинеры охраняют запретную зону также и позади здания, этот прямоугольник превратился в призрачную территорию, куда нет дороги даже сталкерам. И все для того, чтобы здесь никто не мог оставить начиненный взрывчаткой джип. Я понимаю обеспокоенность американцев, но почему бы им тогда не перебраться в другой район города, где такие меры безопасности не создадут неудобств?
Как бы они отреагировали, если бы мы забрали себе руку статуи Свободы и устроили на ней вертолетную площадку или перекрыли Бруклинский мост для проведения праздника жареного поросенка по-ариччански?
"Два берега Арно на участке, пролегающем вдоль парка Кашине, соединены двумя мостами, занимающими достойное место в городском ансамбле. За Порта Сан-Фредиано располагался мост, построенный в 1836 году и носивший имя Сан-Леопольдо в честь тогдашнего великого герцога Тосканского Леопольда II Лотарингского. Следов его первоначальной конструкции не сохранилось. Речь шла о подвешенном над Арно на металлической опоре мосте, созданном французской компанией братьев Марка и Жюля Сегэнов, знаменитых инженеров, специалистов по проектированию металлических мостов. Мост Сан-Леопольдо вкупе с мостом Сан-Фердинандо с его футуристическими конструкциями демонстрировал достижения технического прогресса, положив начало эпохе строительства железных мостов в Италии. Мост Сан-Леопольдо соединял Королевскую дорогу, ведущую к Пизе и Ливорно, с дорогой на Пистойю, а начиная с 1848 года — "промышленный" пригород Пиньоне с железнодорожной станцией Леопольда. В тридцатые годы нашего века мост был разрушен и уступил место каменному мосту, который, пострадав во время Второй мировой войны, был в свою очередь заменен ныне существующим трехарочным мостом, носящим имя Виттория. Чуть ниже впадения в Арно ее притока Муньоне расположен Понте-аль-Индиано, мост, сооруженный во второй половине двадцатого столетия при участии архитекторов Адриано Монтеманьи и Паоло Сика и инженера Фабрицио Де Миранда. Мост, имеющий два уровня (один для автомобилей, другой для пешеходов), имеет единый металлический пролет протяженностью около двухсот метров. Полотно моста опирается на два железобетонных устоя и поддерживается тросами, натянутыми на два установленных с небольшим наклоном железных пилона высотою около сорока восьми метров".
Взяла из Интернета.
По ту сторону Арно
34. Свадебное платье
Моя мать хранит свое белое свадебное платье в коробке на самой верхней полке шкафа. Подозреваю, что всякий раз при переезде на новое место первым делом она засовывала коробку со свадебным платьем на верхнюю полку шкафа. Мне никогда не доводилось видеть эту коробку на полу или в каком-либо ином месте. Вероятно, это делалось из практических соображений, ведь нечасто приходится надевать белое платье в повседневной жизни. А может, чтобы лишний раз не расстраиваться. Наверное, не самое веселое зрелище — наблюдать, как платье желтеет, ветшает, как ткань истончается и осыпается в складках. По части способности вызывать ностальгию свадебному платью нет равных. Иные прически, фасоны обуви, ароматы — знаки времени, которое не вернется, но сожалеть об ушедшем времени проще, чем об одном дне. Время растворяется, как успокоительные капли в стакане воды. Один день — одна такая капля.
Я отчетливо помню тот момент, когда моя мать подняла трубку телефона и по ее скупым словам я поняла, что на другом конце провода кто-то ей сообщает о смерти моей лучшей подруги. Я помню свое ощущение — такого я никогда больше не испытывала: словно электрический разряд пробил голову, потом через ноги ушел в землю.
Я повела себя странно: побежала в гостиную и запрыгнула в кресло, задрав ноги на подлокотник, упершись задом в подушку. Типичное движение подростка, порывистое, необъяснимое. Годами я мысленно возвращалась к тому дню, пытаясь разобраться в себе. Я нырнула в кресло, чувствуя, как что-то во мне разбилось.
Так случается перед лицом смерти. Ты постоянно задаешься теми же самыми вопросами, но не продвигаешься ни на пядь, потому что натыкаешься все на ту же стену. Почему я ей это сказала? Почему я не сделала того, о чем она меня просила? Почему я так ответила? Прошло много лет, но до сих пор я чувствую кожей шерстяную обивку того кресла. И совсем не желала бы снова его увидеть.
Некоторые женщины, выбирая свадебное платье, говорят, что потом его перекрасят. Или укоротят, обрежут рукава, а из фаты сошьют прозрачный топ. Но это неправда. Они так говорят, потому что в голове