жизнь, друзья и сторонники — все это теперь неимоверно далеко, как история в книге, которую читал давным-давно. Когда он что-то рассказывает Высокому Человеку, это не по-настоящему, всего лишь чья-то фантазия, безобидная и бессмысленная информация.
Иногда Сейбер рассказывает про дочь. Как после взрыва собирал ее по кусочкам в черный мешок для мусора. Про то, как в молодости учился в колледже Уильяма Арчера. Раз профессор Алан Репробус вызвал его к себе в кабинет обсудить курсовую. В ней говорилось о насилии как о форме протеста. Преподаватель назвал работу Джереми блестящей, сказал, что она зажжет всех остальных. То сочинение стало первой главой книги Сейбера. На ночных посиделках в доме Репробуса они обсуждали политические вопросы, планировали акции протеста, рисовали плакаты. В основном так, ничего особенного. Но время от времени профессор отводил в сторонку самых надежных и готовил с ними теракты. Они слали бомбы по почте, ломали тормоза, устраивали обрушения на стройках. Иногда Джереми рассказывает о семестре, который провел в Волчьей Республике. Там он помогал строить дома и преподавал английский. Как раз тогда его и нашел Хозяин. Именно так Сейбер зовет Балора. Высокий Человек очень интересуется Хозяином. Очень- очень.
Иногда Джереми уже нечего рассказать, и он принимается выдумывать. Что угодно, лишь бы Высокий Человек не заскучал.
Если отец занимался пивоварением, то где-то на базе должно быть его рабочее место. Как глупо, почему Патрик раньше не догадался. Сказал же ему один лейтенант несколько месяцев назад: «Пиво делал будь здоров». Но тогда Гэмбл подумал, что лейтенанту просто нравится продукция компании «Энкор стим», где работал отец. Ничего, у Патрика есть несколько свободных от дежурства часов, и он потратит их на поиски.
Гэмбл медленно обходит столовую и кухню: быть может, повара обеспечивали отца ингредиентами. Проверяет задние комнаты в ЦОР. Ищет в ремонтной мастерской, в ангаре, в арсенале.
И, выходя из-за уборной, чуть не сталкивается с Дэкером. Тот, как обычно ссутулившись, куда-то шагает. Патрик прячется за углом и убавляет громкость на передатчике. Ждет, пока затихнут шаги сержанта, и вглядывается в остатки цветного снежного макета. А ведь там, за макетом, возле восточной сторожевой башни, находится старый сарай.
Сотни раз Патрик на него смотрел, но никогда толком не замечал. А тут вдруг — раз! — и заметил. Так бывает, когда ищешь на полке затерявшуюся книгу, а потом пальцы сами неожиданно натыкаются на заветный кожаный корешок. Деревянные стены сарая потемнели от времени. Их оплетают почерневшие от мороза стебли, похожие на высохшие жилы. На двери замок. Ключа у Патрика нет, и в ход идет камень. Замок быстро слетает с подгнившей деревянной двери.
Мигнув, загорается оранжевым тусклая лампочка, но света она почти не дает. Патрик закрывает за собой дверь. От двадцатипятигаллонных цистерн в углу пахнет протухшими дрожжами. Возле стены стоит рабочий стол, точная копия того, что у них дома. Он завален стеклянными мерными стаканчиками, пузырьками, воронками, банками и кувшинами. Чашки Петри. Заржавленный микроскоп. Лампочка с шипением гаснет. Теперь комнату освещает только серый зимний свет, просачивающийся через окна.
На полке стоят черные папки и тетради. Знакомые квадратные буквы успели выцвести и расплыться. Патрик листает записи, просматривает непонятные заметки о дрожжевых клетках, областях распространения, коэффициенте дилюции, жидком растворе. В один блокнот вложены распечатанные электронные письма. Он бегло проглядывает их: ничего личного, сплошные химические термины. Патрик запихивает распечатки и блокнот в карман. Позже надо будет внимательно изучить.
На столе лежит засохшая бабочка, но, когда Патрик дотрагивается до нее, она рассыпается в пыль. Рядом с ней стеклянный контейнер с каким-то порошком, но порошок уже давно превратился в камень. На обрывке скотча значится: «металло…». Патрик берет в руки пластиковую бутылочку с плотно завинченной крышкой, внутри что-то бренчит. На этикетке написано «люпекс».
Что-то с треском ломается под ногой. Патрик заглядывает под стол, там лежит высохший труп собаки или волка. Бока ввалились, мех торчит клочьями. Он наступил на заднюю лапу. На морде у дохлой псины
