— Леди, вам лучше вернуться в постель, — мягко говорят ей.
И Тора возвращается. Не в постель — к креслу.
Выходит, ее действительно заперли. Гостей множество. И про свадьбу Виттара они слышали. И про то, что была она вынужденной: на таких, как Торхилд, женятся исключительно по крайней необходимости. Но жену вовсе не обязательно показывать людям.
Лучше бы он правду сказал, было бы не так обидно.
Тора зажмурилась, унимая слезы. И ноготки бессильно царапнули по живому железу, не причиняя вреда. Этот рисунок, в отличие от чернильного, стереть не получится.
Ничего. Торхилд справится.
Как-нибудь.
Она ведь справлялась раньше, и на этот раз выйдет... из чувства противоречия, Тора перебралась на подоконник. Мир за стеклом был полон солнца и цветов. Она видела и аллею, украшенную арками, и беседку, и гостей, которых и вправду много собралось.
Далекие. Маленькие.
Не люди — игрушки.
И куколка-невеста в алом наряде... ее с трудом получается разглядеть, пусть бы Тора приникла к самому стеклу. Самой смешно стало от такого любопытства.
...вот только стекло почему-то вибрирует, мелко и часто.
Тора отстранилась и, прижав к гладкой поверхности пальцы, закрыла глаза. Нет, ей не показалось.
Дрожь усиливалась.
И этот звук... тонкий... раздражающий. На грани слышимости. Он нарастал, вытесняя прочие звуки. Когда по окну с хрустом поползла трещина, Тора спрыгнула на пол.
Она отступала, не спуская взгляда с этой трещины, что, ветвясь, делила прозрачное полотно на части. И Тора пятилась, пятилась... коснулась ручки как раз в тот миг, когда стекло с громким хлопком лопнуло.
Глаза закрыть Тора успела.
— Что про... — дверь распахнулась, и Тору подхватили.
Подняли.
Передали кому-то.
— Леди, держитесь крепче...
Она не могла отнять рук от лица. Между пальцами текло.
— ...ничего не бойтесь... портал...
— ...контур не стабилен.
— ...пробивай.
— ...контур не стабилен! Закрываем... покинуть зону...
Грохот оглушал. Тора слышала знакомые хлопки, и треск, скрежет. И когда все же решилась открыть глаза, то увидела черный мундир охранника. И еще колонну, которая медленно рассыпалась на куски. Она вдруг поняла, что сам дом, старый, надежный дом рушится.
Охрана выбила двери. И в лицо пахнуло жаром.
В воздухе кружились искры.
А Тора вспомнила, где слышала прежде этот утробный рокот, что доносился из-под земли: в Каменном логе. Так звучали молодые жилы, прорываясь к поверхности.
— Жила...
Кто-то закричал.
И кажется, еще заплакал. Возможно, что сама земля — ей было так жарко. И цветы сгорали, превращаясь в пепел. Тора хотела вырваться, но ее не отпустили.
С протяжным стоном сползала крыша, и стена осела на ребрах колонн. Сыпались камни, подымая тучи не то еще пыли, не то уже пепла. Жила же рвалась на свободу.
— Отпустите... — Торе нужно было найти мужа.
Но ее не услышали. И не выпустили.
Гвардеец бежал, нес ее прочь, не понимая, что спастись все равно не выйдет. Если жила прорвется, то не важно, как далеко он убежит. А Тора должна увидеть Виттара.
Ее передали из рук в руки.
И снова.
И остановились все-таки среди яблонь, листва которых стремительно желтела. Слева и справа встали черные тени. И стальной клин охраны отрезал Тору от мира.
До нее доносился лязг. Грохот. Чей-то вой, переходящий в скулеж.
Сквозь дым воняло кровью.
— Не надо смотреть, леди, — сказали ей и прижали голову к жесткой ткани, еще пуговица с короной впилась в щеку. — Не надо...
Все стихло в один миг. И когда Тора скинула слишком уж заботливую руку, то увидела, что тот мир, цветочно-солнечный, исчез. Розы. Дорожка. Арки...
Ей позволили встать на ноги. И удерживать не стали. Тора шла по черной земле, зажимая царапину на щеке рукавом. Охрана держалась рядом, но не мешала.
Пепел... сажа... мертвецы... много мертвецов. Скамьи перевернуты. И беседка рухнула.
Лучше на беседку, чем на мертвецов... Но Тора должна убедиться, что Виттара среди них нет.
Как хорошо, что Виттара среди них нет.
— Тора? Тора, девочка моя, ты цела? — он был черен и страшен.
Дымом пропах.
И кровью.
Цела. Только вымазалась, кажется... и стекло лопнуло.
Шрамы останутся.
— Цела... — дрожащие пальцы Виттара гладили щеку. — Цела... хотя бы ты... не смотри на него.
Тора хотела бы отвернуться.
Столько лет прошло... белая кожа. И волосы белые, разлетевшиеся прядями по пепельному ковру. Вывернутая рука. Да и само тело неестественно переломано, почти перекушено пополам. И равновесие черного и белого нарушает и красная-красная кровь.
— Я дурак... — Виттар прижимал Тору к себе. — Если бы ты знала, какой я дурак...
Чуть дальше, за рухнувшей беседкой лежал золотой пес. Он был огромен и страшен.
— Поверил, что могу все изменить...
Пес поднял голову и завыл.
Глава 39
Дети войны
Главное — не споткнуться.
Не упасть.
Не наступить на подол собственного платья. И чтобы шлейф не зацепился за какую-то коряжину, с моей-то удачей. Зачем я вообще на шлейф согласилась? И на плечи открытые... и не следовало отказываться от корсета, пусть и неудобный, а то корсаж зашнурован плотно, но ощущение такое, что стоит выдохнуть, и платье съедет.
Позор.
И ладно бы если только мой позор. Свой я переживу как-нибудь...
— Выше нос, — подсказывает Брокк, в руку которого я вцепилась и не уверена, что смогу пальцы разжать. — Ты красавица.
Верю.
