– Да что вы говорите?! – опять встрял полковник Никоненко. – Какое же отношение музей может иметь к культуре?
– Я не знаю.
Бесшумно распахнулись двери, и строгая женщина вкатила столик, уставленный чашками и тарелками. Они призывно позвякивали. Никоненко посмотрел. Варенье было в хрустальной вазочке, рядом серебряные ложки с длинными витыми ручками.
…Саратовским жителям, должно быть, нелегко приходится. За такую красоту каждый день платить!
– Вот и чай, – Милана с облегчением подвинулась в кресле, и лицо у нее посветлело. Все самое трудное позади, и она справилась. – Вам с сахаром, с лимоном?..
– Депутата из комитета по культуре зовут Александр Бурлаков? – неожиданно спросил симпатичный из Думы, и дурачок в носках на него посмотрел.
– Да, а откуда вы знаете? Хотя вы, наверное, там всех знаете.
– С женой Ломейко вы знакомы, Милана Вячеславовна?
Ну вот, опять тот пристал!.. А она расслабилась.
– Конечно, нет! Я ее никогда не видела.
– А она вас?
Об этом Милане ни говорить, ни вспоминать не хотелось. Да и зачем? Павлика нету, и умер он мужем той, другой. Зря мама говорила, ничего он не развелся, и теперь придется все начинать сначала, а столько времени потеряно.
– О его жене я ничего не знаю. Да вы поймите, у нас с ним была любовь. Лю-бовь. Чувство.
– Наступила осень, отцвела капуста, – неожиданно продекламировал Анискин, – до весны уснуло всяческое чувство. В последнее время вам ничего не казалось странным? В поведении Павла Игоревича? Или необычным?
– Я же говорю, мы виделись редко! Он был очень, очень занят.
Он решил ее бросить, вот как. Ничего он не был занят. Просто ему надоела она, Милана. Ни разводиться, ни жениться по новой он не собирался вовсе. Папа, когда они с мамой пожаловались ему на Павлика, махнул рукой – разбирайтесь, мол, сами!.. Дочка в столицах живет на свободе, в свет выходит, на курортах прогуливается регулярно, а жениха все нет. Ну, придумайте что-нибудь! А что можно придумать, что?! Где их взять, если они давно разобраны, а те, которые свободны, или никуда не годятся, или высматривают себе дочек породистых, с родословной, и одного приданого им мало! Им нужны гарантии, что вместе с приданым придут связи, положение, продвижение. А где папа станет продвигать столичного зятя? В Саратове?!
У Миланы даже слезы навернулись на глаза, так вдруг стало себя жалко. Ну вот за что ей все это? В чем она виновата? Почему ей так не везет?
…Это хорошо, что слезы навернулись. Пусть они думают, что она плачет из-за Павлика и из-за того, что его убили, бедненького, и любовь не вернешь.
– Павел много работал, в последнее время особенно. Он диссертацию написал и вот-вот должен был защитить. Диссертация – это о-очень, о-очень большой труд. Он занимался научной работой, не только… делами. Рассказывал, что сделал какое-то открытие по истории! Нашел документы про какой-то заговор, что-то очень серьезное. Собирался про это писать статью.
Теперь они слушали так внимательно, что Милане показалось, будто у них обоих горят глаза, как у волков. Она себя похвалила – увела разговор в совершенно безопасное русло.
– У него был какой-то приятель, он тоже диссертацию пишет или что-то такое. В общем, пишет. Вот они вдвоем и разузнали про заговор. Павел говорил, что это очень важно, хоть и было сто лет назад. Это открытие в науке, понимаете?
Милана махнула рукой.
– А что за приятель? – спросил Никоненко.
Она пожала плечами.
– Как зовут, чем занимается?
Она опять пожала.
– В лицо знаете приятеля?
Милана покачала головой.
